Сын Чернобога - Шведов Сергей Владимирович (книги регистрация онлайн txt) 📗
Умно рассудил боярин Казимир, так умно, что заставил Аскольда всерьез призадуматься. А подумать никому не вредно, даже великим князьям. Это простой человек может печалиться только о своей душе, а правитель еще и о своей земле должен заботиться. Ведь, спасая свою душу, можно много чужих жизней погубить и накликать большую беду на землю, вверенную тебе небом. А это такой грех, который князю прощаться не должен, какой бы веры он при этом ни придерживался и каким бы богам ни кланялся.
– Ладно, боярин, я посоветуюсь со сведущими людьми, а потом мы к этому разговору еще вернемся. Может, и не во всем ты прав, но во многом.
Аскольд был склонен к своеволию, но самодуром не был никогда, потому, наверное, и возвысился на чужой стороне не по величию рода, а по личным заслугам, которые в цене во всех землях, а не только в славянских.
Боярин Казимир, довольный разговором с великим князем, хлопнул чарку на сон грядущий и отправился почивать в ложницу, отведенную ему тивуном Кудрей. Это были едва ли не лучшие покои в тереме, верный признак расположения князя к гостю. Уж кто-кто, а тивун Кудря нюхом чует настроение хозяина. Если бы не угодил боярин великому князю, то провел бы эту ночь отнюдь не на пуховиках.
Проснулся боярин Казимир от великого шума. Деревянные стены старого терема, построенного еще при князе Яромире, ходили ходуном. Привычным к битвам ухом Казимир сразу же уловил звон мечей, но понять, кто и зачем рвется в княжий терем, он спросонья так и не смог. А дрались уже не только во дворе, но и на крыльце. В панике Казимир не сразу нашел одежду, брошенную вечером на резной сундук, попробовал открыть оконце, забранное слюдой, но оно не поддалось его усилиям.
А со двора вдруг донесся полный ужаса вопль:
– Спасайте князя!
Этот крик подхлестнул боярина, который никак не мог справиться с сапогами и бросился из ложницы в чем был, шлепая по половицам босыми ступнями. В коридоре горели светильники, но тьму, сгустившуюся под утро, они так и не рассеяли. Казимир метнулся к лестнице, но там уже бились княжеские мечники, поливавшие отборной бранью своих врагов, невесть откуда взявшихся.
Боярин не был робким человеком, но почувствовал вдруг, как волосы шевелятся на голове. И хотя тех волос было всего ничего, но и они встали дыбом, когда Казимир увидел рогатое чудище, вооруженное длинным каролингским мечом. Боярин метнулся назад и уткнулся во что-то мягкое, но, безусловно, живое. Судя по испуганному воплю, это был все-таки человек, возможно, не простого звания, поскольку Казимир почувствовал твердость его сапога даже не руками, а животом. Хорошо еще, что удар прошел вскользь и боярин не потерял равновесия и не свалился прямо под ноги неведомым врагам, которые уже бежали по коридору.
– Где князь Аскольд, собачий сын?! – услышал грубый рык боярин прямо над своим ухом.
Такого поношения Казимир снести не смог, а потому и крикнул прямо в лицо рогатому охальнику:
– Боярин пред тобой, а не пес.
– А почто босиком ходишь? – хмыкнул незнакомец и ринулся дальше.
И только тут до Казимира дошло, что не рогатое чудище перед ним было, а всего лишь боготур, и что по лестнице навстречу ему сейчас поднимаются не навьи, вампиры и бесы, а ротарии Световида, пришедшие чинить спрос с князя-отступника. После этого вывода боярин не то чтобы успокоился, но в Разум вошел и даже сумел связно ответить на вопрос, заданный рослым воином с зелеными пронзительными глазами. По этим глазам он хоть и не сразу, но опознал князя Олега.
– Я здесь только гость и Аскольда не видел с вечера.
– Не трогать боярина, – небрежно бросил через плечо франк и решительно последовал дальше.
Казимира вывели во двор и прислонили к стене амбара, где стояли испуганные княжьи челядины и обезоруженные мечники. Воины были в одних рубахах, а иные и просто в исподнем, видимо, напуск лихих варягов застал их врасплох. Впрочем, эти хотя бы остались живы, а вот их товарищам повезло куда меньше. Казимир оглядел двор и ужаснулся. Не менее сотни человек, изрубленных мечами, лежали на земле, где их застала смерть, в лужах собственной крови. А в тереме продолжали драться, шум доносился как раз с той стороны, где находились покои великого князя.
Судя по всему, князь Аскольд был захвачен врасплох. Загородная усадьба была окружена тыном, но выдержать осаду решительных людей не смогла. Одного Казимир пока не мог сообразить – каким же это образом варяжская рать оказалась под Киевом, коли, по словам дозорных, она еще не двинулась из Новгорода и Смоленска?
Но, увидев воеводу Олемира, въезжающего на рослом коне в княжескую усадьбу, старый боярин понял все. Враги Аскольда обитали не только в Новгороде, но и в Киеве, а Казимир опоздал со своими советами. Нет, ни волхвы, ни родовые старейшины не простили великому князю киевскому и его ближникам пренебрежения к своим богам и щурам, и, похоже, эта усадьба станет для всех них братской могилой.
– Ты бы обул сапоги, боярин, – шепотом посоветовал Казимиру тивун Кудря, стоящий рядом. – А то простудишься, не ровен час. Годы твои немолодые.
– Какие еще сапоги? – удивился боярин.
– Ты их в руках держишь.
Казимир при помощи тивуна натянул сапоги на опухшие ноги. Обувшись, он почувствовал себя увереннее. Убивать его, похоже, никто не собирался.
– Если крест на тебе, то лучше сними, – продолжал нашептывать Кудря.
– Нет на мне креста, – рассердился Казимир.
– Твое счастье, боярин, – криво усмехнулся Кудря.
От многочисленных факелов во дворе стало светло как днем. Уцелевших мечников варяги сгоняли к амбару, впрочем, живых среди гридей Аскольда оказалось немного. Видимо, они едва ли не до последнего защищали великого князя. Казимир опознал среди полоненных ближнего боярина Прибыслава, одного из самых рьяных сторонников христианской веры, и ромея Леонидоса. Наверное, они были приглашены князем в Угорье для совета. А потом во двор вывели Аскольда Киевского.
Князь выглядел спокойным. Седые длинные волосы его свободно падали на плечи, прикрытые рубахой, забрызганной кровью. Сам он ранен не был, видимо, сопротивлялся нежданным гостям и успел загубить чью-то жизнь. Лихим витязем был когда-то варяг, но и его согнули прожитые годы. Где же семидесятилетнему старцу устоять против молодых да рьяных, бьющих в землю червлеными сапожками вокруг князя Олега, который тоже сошел с крыльца во двор и остановился напротив плененного князя.
– Ты Световиду присягал, Аскольд?
– Не мне отвечать, и не тебе спрашивать, франк, – презрительно скривил губы киевский князь. – Ты не ротарий, а тать ночной. Впрочем, ничего иного от сына дьявола я и не ждал.
– Кто отрекается от своих богов, тан Аскольд, тот отрекается от своей земли, от своего рода и своего племени. Ты не князь и не ротарий, ты самозванец. А самозванцу нечего делать на великом столе.
– Родной земли я не предавал, как и полянской, врученной мне богом. В том, что принес роту Световиду, действительно моя вина. Поклонился не Всевышнему, а деревянному идолу. За это и несу ответ, но перед Христом, а не перед тобой, Олег. Я узрел истину, франк, так пусть в конце пути она откроется и тебе.
– Если откроется, то я сообщу тебе об этом при встрече на небесах, – криво усмехнулся князь Олег. – Ты клятвопреступник, Аскольд, и потому заслуживаешь смерти. Нельзя ради торжества своего бога рушить веру других людей. А ты прогнал волхвов из Киева. Тех самых волхвов, которые не мешали тебе чтить Христа. Ведь это с их согласия ты воздвиг ему храм.
– Бог один на всех, франк, и ты это знаешь!
– Может, и один, Аскольд, но видят его люди по-разному. Почему ты решил, что твой глаз самый острый? Почему ты решил, что творца можно чтить только по ромейскому ряду? И почему ты решил, что наши голоса до него не дойдут? Ты виновен, Аскольд, но можешь спасти свою жизнь жертвой нашим богам.
– Я уже слишком стар, Олег, чтобы бояться. Я не отрекусь от истинной веры в угоду ложным кумирам и их глупым служкам.
