Тысяча орков - Сальваторе Роберт Энтони (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
— И брята! — подтвердил Пайкел.
— Возможно, наша встреча также сулит радость, — сказала Инновиндиль. — В сущности, я ни на йоту не сомневаюсь в благополучном исходе, но молю вас: будьте терпеливы. Речь идет о чересчур важном для нас деле, и мы не вправе принимать поспешных решений.
— Ну вот, настоящие речи эльфа, — заметил Айвен с недовольным, но. безусловно покорным вздохом. — Видел я как-то, как одна из ваших в Карадуне на ярмарке вино покупала. Немало времени у нее ушло, ходила от одного торговца к другому, а потом решила купить первую же бутылку, что с самого начала видела.
— И та эльфийка получила массу удовольствия от выбора вина, точно так же, как мы намереваемся получить массу удовольствия от знакомства с Айвеном и Пайкелом Валуноплечими, — пояснила Инновиндиль.
— Вы узнаете еще больше, как только выпустите нас с вашего дурацкого луга.
— Возможно. Осмелюсь предположить, что вы вскоре покинете луг.
С этими словами Инновиндиль взглянула на Тарафиэля, который явно не разделял великодушных мыслей подруги. Она сильно толкнула эльфа локтем под ребра, но ей удалось услышать только «поживем — увидим», да и те слова были произнесены крайне мрачным тоном.
Тибблдорф Пуэнт пнул камень, отчего тот пролетел в воздухе несколько футов.
— Бренор ждал от тебя лучшего поведения, — упрекнул его Кордио Хлебноголовый, жрец, отправившийся вместе с ранеными в Мифрил Халл.
Пуэнта и отряд «веселых мясников» застали на плоскогорье к северу от Долины Хранителя, куда берсерк вернулся после того, как отвел основные войска в Мифрил Халл.
И что за зрелище представляли тогда Кордио и прочие, кто лихорадочно размахивал руками, чтобы притормозить безумное нападение Пуэнта с его бойцами. Они испытали непередаваемое облегчение, когда Кордио смог наконец втолковать Пуэнту, что Бренор и его спутники чувствуют себя превосходно и что они уже возвращаются в Мифрил Халл новым, запутанным маршрутом, по пути навещая всевозможные поселения, как и надлежало во все времена подлинному королю.
— Если он хоть что-то обо мне знает, то ему должно быть известно и то, что я собираюсь выйти в путь и догнать болвана! — спорил Пуэнт.
— Ему известно, что ты — преданный воин, который выполнит все, что приказано! — прикрикнул в ответ Кордио.
Пуэнт подскочил, в три прыжка добрался до нового камня и пнул его что есть силы. Камень оказался гораздо крупнее прочих, к земле прилегал плотно, а потому двигался с трудом, и Пуэнту пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть только что приобретенную хромоту.
— Тебе следует поставить два лагеря, — стоял на своем Кордио. — Довольно ломать пальцы на ногах, отправляйся со своими воинами к Мифрил Халлу. Встань там, а второй лагерь разбей близ реки Сарбрин, к северу от шахт.
Пуэнт поплевался и поворчал, однако же в конце концов согласно кивнул и принялся выкрикивать распоряжения, от которых «веселые мясники» бросились врассыпную. В тот же самый день лагерь, разбитый к возвращению короля Бренора, превратился в небольшую крепость со стенами, сложенными из камней, возведенную на склоне горы к северу от Долины Хранителя.
На следующее утро из Мифрил Халла вышли две сотни воинов и отправились к «веселым мясникам», в то же время полторы сотни воинов отправились вдоль берега реки Сарбрин, неся на плечах все необходимое для возведения другого укрепления.
Тибблдорф Пуэнт незамедлительно выставил «веселых мясников» прямой цепочкой связных между двумя лагерями.
Для Пуэнта было невыносимой мукой оставаться так далеко на юге в ожидании, однако он выполнял порученное, хотя и отправлял неустанно разведчиков на север и северо-восток высматривать признаки возвращения почитаемого короля-странника. Тем не менее в голове Пуэнта накрепко засела мысль, что Бренор не приказал бы выставить дополнительные посты, если бы в том не было нужды.
Тем беспокойнее становилось его ожидание.
— Он и впрямь друид? — удивился Тарафиэль, едва веря своим ушам, когда двое эльфов из его клана сообщили, что заклинания Пайкела оказались не легкими трюками, а истинным проявлением мастерства друидов, которым владел дворф.
Инновиндиль, что стояла близ возлюбленного, едва смогла сдержать усмешку. Нежданные гости пришлись ей по нраву, и она провела немало времени с угрюмым и неприветливым Айвеном, казавшимся идеальным воплощением всех знакомых дворфов. Они с Айвеном в последние дни обменялись множеством превосходных рассказов, и, хотя дворф по-прежнему оставался на положении пленника, можно было заметить, что общество Инновиндиль улучшало его настроение и что от арестанта было меньше неприятностей.
И все-таки Тарафиэль считал, что со стороны Инновиндиль было глупо утруждать себя возней с дворфом.
— Он молится Миликки, и его молитвы искренни, — сообщил один из сторожей. — Его волшебный дар не вызывает ни малейшего сомнения, а большинство магических действий не способен воспроизвести ни один из служителей дворфского бога.
— Бессмыслица, — высказался Тарафиэль.
— Пайкел Валуноплечий и есть ходячая бессмыслица, — заверил другой охранник, — но все наши наблюдения указывают на то, что так оно и есть. Он — жрец древесного царства, «дуррид», как он сам называет себя.
— Насколько сильно его волшебство? — спросил Тарафиэль, всегда почитавший друидов.
Охранники переглянулись. Судя по выражениям их лиц, именно такого вопроса они и опасались.
— Сложно судить, — начал первый. — Волшебство Пайкела… непостоянно.
Тарафиэль с любопытством посмотрел на говорившего.
— Похоже, он пользуется волшебством по мере надобности, — попытался объяснить другой — Он использует низшие проявления древесной магии, хотя порой кажется, что ему ведомы довольно мощные заклинания, из тех, что можно ожидать от высших друидов, которые заменяют верховных жрецов…
— Кажется, богиня к нему благосклонна, — вмешался первый эльф. — Словно Миликки или одна из ее нимф взяли дворфа под свое покровительство.
Тарафиэль замер, обдумывая сведения, затем напомнил:
— Вы так и не ответили на мой вопрос.
— Безусловно, он не опаснее своего брата, — откликнулся первый сторож. — Конечно же, он не опасен ни для нас, ни для Лунного Леса.
— Ты уверен?
— Да, мы уверены, — ответил второй сторож.
— Пожалуй, с дворфами пора поговорить тебе, — вмешалась Инновиндиль.
Тарафиэль долго обдумывал сказанное.
— Как думаешь, выдержит ли его Заря?
— Ты хочешь спросить, довезет ли она его до Рощи Монтолио?
Тарафиэль кивнул:
— Посмотрим, какое действие на нашего «дуррида» окажет Миликки.
Часть третья
Где кончается один путь…
Ныне жизненный путь предстает предо мною подобно трем дорогами, что сменяли друг друга. Первой дорогой был простой путь младшего принца Дома До'Урден, продолжением которого стало дальнейшее обучение, сперва — обучение у отца, Закнафейна, а после — в Мили-Магтир, школе воинов-дроу. Именно отец подготовил меня к грядущим опасностям; именно ему обязан я владением основными приемами боевого искусства темных эльфов, благодаря которому способен творить поединок, точно произведение искусства. Школа Закнафейна включала в себя не только обучение быстро отвечать исполненными совершенной гармонии движениями мышц на выпады противника и на мысленные импульсы, но, прежде всего, — обучение тому, как отвечать порывам вдохновения.
Именно талант импровизатора, а не механичное повторение движений, и отличает воина от мастера, что владеет оружием.
Потом был путь изгнанника, покидающего Мензоберранзан диким путем Подземья, через горные перевалы, что привели меня к Монтолио, а оттуда — к Долине Ледяного Ветра, к новым друзьям, что сопровождают меня и поныне. То был путь, тесно переплетенный со вторым. И пути те связаны нераздельно.
Ибо второй путь — путь сердца, путь роста, обретенный мною через осмысление и почтение не только к собственным желаниям стать иным, но и к потребностям других, к осмыслению того, что их собственное мировоззрение может отличаться от моего. Второму пути положила начало внутренняя растерянность, когда передо мной предстал во всей своей неприглядной и бессмысленной очевидности мир Мензоберранзана. И здесь я обязан Закнафейну первыми шагами, ибо он убедил меня: истинно то, что я знал в сердце своем (но принятию чего, возможно, противился мой рассудок). И более, чем прочим знакомым, обязан я Кэтти-бри тем, что и далее шел избранным путем. С самого начала она решила судить меня не по моему прошлому, но по движениям сердца и поступкам, и настолько благотворным оказалось пережитое мною отношение, что оставалось лишь одобрить подобное мировоззрение и поступать так же. Тем самым во мне зародилось почтение ко многочисленным народам, к иным культурам и иным мировоззрениям. Новизна обучала меня, и, приступив к познанию с открытым сердцем, я стал лучше.
Теперь же, после полных приключений лет, я пришел к заключению, что существует и третий путь. Долгое время я полагал, что он — лишь продолжение второго, однако теперь вижу, что путь сей не зависит от прочих. Возможно, меж них есть некая разница, но, право же, он не существенна.
Мой третий путь, как и у всякого разумного существа, начался со дня моего рождения. Многие годы я не осознавал его полностью, ибо его скрывали от меня обычаи Мензоберранзана и врожденная убежденность, что прежде, чем отправиться третьим путем, следует пройти первые два.
И третий путь открылся мне на родине Монтолио де Бруши, в его Роще, там, где я повстречался с Миликки и познал свое сердце и душу. То был первый шаг на духовном пути, содержавшем в себе загадок больше, нежели событий, вопросов — больше, нежели ответов, веры и надежды — больше, нежели размышлений. То был путь, открывшийся передо мной лишь тогда, когда мною было пройдено то, что предначертали первые две дороги, то был путь, гораздо более краткий, но и гораздо более сложный, чем двое предыдущих — по крайней мере, в своем начале. И если в самом начале каждый из трех путей разделяется на развилки и перекрестки, и если жизненный путь зачастую определяют наши потребности, путь сердца — наши желания, то что определяет духовный путь?..
Духовный путь — не из легких, и я полагаю, что он никогда не станет легким для большинства.
Что до меня, то я уверен, что встал на истинный путь — но не оттого, что мне известны верные ответы. Я считаю свой путь истинным оттого, что способен задавать верные вопросы: «как?», «отчего?», «где?»
Как я избрал этот путь? Как вообще избирают подобные пути? Было ли то следствием череды событий, а может быть, промыслом Создателя или Создателей, возможно, между этими причинами нет различий?
Так отчего же я выбрал этот путь? Была ли к тому причина, или же все — следствие полнейшего совпадения, игры случая?
Возможно, основополагающим вопросом для меня, как и для всякого разумного существа, станет то, куда приведет меня странствие, когда настанет час расставания со смертной оболочкой?
Сей путь, последний из трех, я полагаю крайне личным. Есть вопросы, на которые не в состоянии ответить никто, кроме меня. Большинство моих знакомых находят «ответы» в чужих поучениях. Слова умудренных годами, речи ученых, что в состоянии дать удобные истины, предоставить ответы на воистину сложные вопросы. Нет, говорят они, нас ожидает не конец, но перерыв, ожидание, за которым последует возобновление привычного нам земного существования.
Возможно, я предвзято сужу о последователях большинства вероучений. Возможно, многие в глубине души задавали себе сходные вопросы и находили для себя ответы, после чего встречали единомышленников, с коими могли поделиться собственными успокоительными откровениями. Если дела обстояли действительно так, если только речь не идет о простом повторении с чужих слов, то я искренне восхищен и завидую тем, кто продвинулся по своему духовному пути гораздо дальше, чем я.
Что до меня, то я открыл для себя Миликки, хотя в сознании у меня до сих пор не существует ясного образа, сопряженного с этим именем. Откровение Миликки стало для меня не перерывом и не концом пути — скорее, подсказало, какими вопросами следует задаваться в первую очередь. Миликки дарует мне покой, но в конечном итоге ответы зарождаются в глубине души, их порождает та моя часть, что чувствует родство с последователями Миликки, о которых мне поведал Монтолио.
Величайшее откровение в своей жизни я обрел на последнем, важнейшем пути: я осознал, что все прочее — и жизненный путь, и путь сердца, и материальный путь — не более, чем начало. Все проявления нашей внешней жизни становятся ничтожней во много крат, если только они не служат тому, чтобы обратить нас внутрь самих себя. Лишь там таится подлинный смысл нашего существования, и в сущности, часть ответа на три вопроса заключается прежде всего в том, чтобы их задать, и более того — осмыслить их первостепенную важность для рассудка.
Я полагаю, мы редко способны различить на нашем пути направляющие знаки, ибо вопросы, что задаются во время пути, зачастую меняются, а порою кажется, что на них просто невозможно дать ответ. Даже теперь, когда мне кажется, что я приблизился к постижению истины, мне никак не разрешить загадку Эллифейн, никак не осмыслить ее прискорбную утрату. И хотя я чувствую, что вместе с Кэтти-бри приступаю к величайшему приключению в своей жизни, меня по-прежнему терзает немало вопросов, что относятся к нашей связи. Я пытаюсь жить вместе с ней, пребывая в «здесь-и-сейчас», однако же и ей, и мне следует всматриваться и туда, куда ведет нас наш путь. И я полагаю, что мы испуганы тем, что предстает перед нами.
Остается лишь надеяться на лучшее, на то, что я найду необходимые ответы.
Мне всегда нравились восходы. Когда позволяют обстоятельства, я созерцаю каждую утреннюю зарю. С каждым восходом солнце уже не жалит мне глаза столь же сильно, как прежде. Возможно, это — некий знак того, что солнце, будучи олицетворением духовного, глубже проникло в мое сердце, в мою душу, и осветило меня смыслом жизни.
Разумеется, мне хотелось бы верить в это…
