Круги на Земле - Аренев Владимир (читать книги TXT) 📗
— А то!
— Ну и лады!
Сегодня, к удивлению «мужиков», Хворостина не расположен разговаривать разговоры. Он удаляется, попыхивая сигареткой и вполголоса журя несговорчивое небо.
— Пагаворым? — небрежно бросает Остапович, провожая взглядом местного фаната «Чикагских быков». — А, Юрый Никалаич?
— Поговорим, — устало соглашается тот. Все-таки ссориться с другом ему не хочется, пускай это даже нужно сделать ради его же, друга, безопасности.
Поскольку дело происходит рядом с баней, оба устраиваются на невысоких чурбачках — на них обычно отсиживаются выскочившие «охладиться».
Журналист тянется за пачкой сигарет, вспоминает, что все равно забыл зажигалку дома, а Витюха уже слишком далеко, вон он, едва виднеется на горизонте… — одним словом, придется обойтись без сигарет.
— Ну што, Юрый Никалаич, выгнаць мяне хочаш? Думаеш, обижусь и уеду?
Наверное, по лицу Журского сейчас видно, что вопросы попали в точку; Игорь иронически качает головой:
— Гадаеш, зусим я дурны? Два плюс два скласци не магу? Гэтыя пагрозы-папярэджэння, круги, друг твой з граблями прапаушыми, сны…
Он осекся, словно сказал лишнее.
— «Сны»? — осторожно переспросил Журский.
— Не у тым справа, — отмахнулся Игорь. — Аднога не разумею: чаго ты тут хлопчыка свайго трымаеш.
— Что значит?..
— Перастань! Ты знаеш, што я знаю. Нашто дурыць мяне и сябе? Што тут робицца?
— Да ничего тут не происходит. Поверь…
— И, да рэчы, чаму ты не размауляеш нармальна? Лягчэй было б абшчацца на адной мове.
— А ты? Ты ведь великолепно владеешь…
— А я, — снова оборвал его журналист, — из чувства противоречия. Забараняюць — от и размауляю.
— Слушаю — и страшно становится. Я бы еще понял, если бы из патриотических соображений… Но — из чувства противоречия?! А если наоборот, введут принудительное обучение?.. Нет, я поражаюсь! Этот непреходящий идиотизм нашей интеллигенции!.. И живем мы так, в этой вечной грязи и неустроенности, тоже — из чувства противоречия? Ведь получается, «раз все по-нормальному, то мы — по-своему, лишь бы не как все»! Ребячьи мотивации. Взрослеть, давно пора взрослеть.
— Навошта гэта, Юрый Никалаич? Патэцика, книжныя слава, поза аратара? Фальшыва ж палучаецца, не майсцер ты роли граць. Лепш скажы — и я дзейсць притулюся, знайду месца; ночы цеплыя, не змерзну. А паехаць не паеду, аж да ауторка. Выбач… гэта мая работа, мая плошчадзь. Другага такога шанцу не будзе, я знаю.
«И слава Богу, — подумал Журский. — И слава Богу, дурья твоя башка, что не будет. Лучше, чтоб его вообще не было, твоего шанса… Вот схожу завтра с утра на почту, договорюсь с Семеном, заберу Макса и уеду отсюда».
Потом он представил заплаканную Настуню у гроба — пустого гроба, где должен был бы лежать ее муж…
— Пойдем-ка лучше, забор наконец закончим, а то стыдно даже, два взрослых мужика второй день копаются. Да и ты ведь собирался еще людей опрашивать…
Дождь, пришедший с заката, оборвал их планы.
Вчера покапало полчасика перед ужином и все. Сегодня, похоже, намечалось полномасштабное действо, с громом, молниями и прочей устрашающей атрибутикой. Макс прижался к окну носом и лбом, наблюдая, как танцуют в луже струи — словно фигуристки на волнистом, изменчивом льду.
В комнате, доверху наполненной тенями от работающего телика (верхний свет включать не стали), вяло ругался с бабушкой Дениска. Что удивительно, не по поводу его вероятного отъезда из Каменя… а о чем именно, Макс прослушал. Когда словесная баталия достигла кульминации, он поднялся и вышел на веранду, подождать друга там. Теперь вот сидел на ступеньках (и что, что мокро и холодно? не сахарные, не растаем!), смотрел на дождь.
— Фу-у! — это Дениска, вырвался наконец из боя. — Ну гэта… зусим…
Не находя нужных слов, приятель махнул рукой и присел рядом на ступеньке.
— От днинка выдалась! — проговорил он, натягивая на плечи ветровку. — «Каникулы»! Хлопцам са школы рассказаць — засмеют. Пальцами тыкаць будут: «пиастры, скарбы, ведьзмарка»…
Дениска зевнул и неожиданно добавил:
— А шчаненка шкада!.. Аксанку — не, а яго…
— Ты чего такой смурной?
— А дождж. Я, кали дождж, заужды трошки грусный.
Уяуляю сабе, як таму шчаненку зараз у леси, аднаму…
— Завтра с утра, когда камень пойдем смотреть, поищем его, а? Щенка?
— Дык шукали ужо, усе шукали. Думаеш, мы адны такия разумныя? …Пайду-тка я лепш спаць, штоб заутра поранней падняцца. Штоб дзяцьку тваго не застаць.
— Он просил позвать его с собой на запуск кораблика.
— Дык то на запуск. На запуск вазьмем.
Глава третья
И там взорам их открылась широкая лужайка, а на ней — два больших каменных столба, поставленных здесь еще с незапамятных времен. Такие столбы попадаются на болотах и по сию пору. Луна ярко освещала лужайку, посреди которой лежала несчастная девица, скончавшаяся от страха и потери сил. Но не при виде ее бездыханного тела и не при виде лежащего рядом тела Хьюго Баскервиля почувствовали трое бесшабашных гуляк, как волосы зашевелились у них на голове. Нет! Над Хьюго стояло мерзкое чудовище — огромный, черной масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее всех собак, каких когда-либо приходилось видеть смертному.
Итак, главное — никого не разбудить.
Тихо, почти бесшумно взять одежду, скользнуть в тапочки… нет, лучше босиком — к дверям, выйти в «печную» комнату.
На мгновение Макс задумался, стоит ли подложить под одеяло что-нибудь, чтобы можно было подумать, что это он спит, укрывшись с головой. Но нет, такой поступок не соответствовал бы заготовленной для дяди версии.
Ладно, оставим. Одеться в комнате (тоже по возможности бесшумно), обуться, взять со стола и распихать по карманам сушки. И все это — будучи готовым в любой момент скрыться: если со двора придет бабушка — обратно в спальную комнату, если проснется дядя Юра или журналист — во двор. Главное, чтобы с двух сторон не пошли…
Оказавшись во дворе, Макс на несколько минут вынужден был отвлечься: из-за забора выбежал Рябый и потребовал внимания и ласки. Впрочем, пес сегодня утром был сговорчивый и согласился на компромисс: хватило сушки, чтобы хвостатый отцепился… то есть, конечно, не отцепился, а просто гремя цепью сбежал за забор.
Жутко хотелось спать, даже бодрящему воздуху не до конца удалось справиться с Максовой сонливостью. Наверное, именно поэтому мальчик решил чуть задержаться. Он шагнул к умывальнику, краем сознания успев удивиться: почему это вдруг Рябый заворчал, неужели сушка не понравилась? Так других, уж извините, нету…
Сложил руки лодочкой, подтолкнул снизу пестик умывальника. Зажмурился, плеснул в лицо водой…
Что ж она такая соленая, вода-то? Или показалось?..
Макс открыл глаза и с ужасом уставился на свои руки: ладони были в крови, и она стекала дальше, к локтям.
— Кроу моцная, магутная, — сказали за спиной.
И тихонько шевельнулась тень, переломленная забором цветника, — тень, похожая одновременно и на человека, и на зверя.
— Наследничак, — с явным удовольствием проговорила тень, хрипло рассмеявшись. — Наследничак!..
Всю ночь Игоря мучили кошмары. Как и в предыдущую.
Ч-чертов домик, ч-чертова деревня… и хозяйка эта, и внученок ее — так и таращатся на тебя, ровно на зверюгу заморскую.
Лежа на спине, глядя широко распахнутыми глазами в белесый потолок, он уточнил: да, и домик с деревней тоже, таращатся, чтоб их!..
На чердаке кто-то бродил.
Кошка?
Если кошки умеют ходить на двух лапах, то, может, и кошка.
На соседних кроватях храпели Журские, все четверо. Вернее, не так — храпели трое, с трех кроватей. Но поскольку отец и мать Юрия Николаевича лежат вместе, поди разбери, спят ли они сейчас на самом деле! А может, старуха вовсе и не спит, а тоже прислушивается.