Девятнадцать стражей (сборник) - Пратчетт Терри Дэвид Джон (книги бесплатно без онлайн .txt, .fb2) 📗
– Загадай желание, – посоветовала Патту и, прежде чем собеседник опомнился, указала взглядом в небо. – Падалец.
– Хай-хай! – заорал Лебор, отворачиваясь. – По седлам, катраны! Кайу, Авариматта – падалец!
«Алики» не могла сменить курс, не опуская верхнего паруса, – гигантский воздушный змей тащил ее за собой на углеволоконных канатах, – но не прошло и ста секунд после капитанского приказа, как с палубы взмыли два вертокрыла, а в волны за кормой полетел плавучий якорь. Они прошли над местом падения тела раз, другой, потом с обоих прыгнули в воду ногастые и большерукие матросы из какого-то получеловеческого племени. Педальщикам пришлось потрудиться, чтобы доволочь захваченное концами тело до корабля. Матросы-ныряльщики вернулись сами, забравшись через борт по сброшенным канатам. С гладкой серой кожи вода скатывалась как масло.
– Похоже, ты и правда приносишь удачу, чужинец, – рассмеялся Лебор, глядя на хмурого Геста. – Правда, не своей команде… хотя кто знает.
Падалец был уже мертв, когда ударился о воду: тело его было жестким в трупном окоченении, кожа иссохла в долгом полете и потемнела так, что не определить даже, из какого клейда мертвец. Матросы накинулись на него, будто рачки-гнилоеды на дохлую рыбу. Мясо шло коку в котел, кости – на выварку, волосы – плетельщикам, зубы – на ожерелья. На море все шло в дело. Патту наблюдала за их возней спокойно, Геста мутило.
Душу Лебор сам вынул из черепа одним ловким движением, сполоснул наскоро водой и отправил в душницу, не особо таясь: видно, доверял своей команде головорезов.
– Еще одна, – пробормотал он. – Лишней не будет. Никогда не знаешь, чего и сколько запросит с тебя таула.
Он бросил взгляд на сидящую у борта Патту.
– Вы с чужинцем, в конце концов, тоже лишь две запасные души. Помни об этом.
– А ты уверен, что у меня есть душа? – спросил Гест с насмешкой, глядя на капитана снизу вверх.
– Душа есть у каждого, – ответил Лебор. – Даже у чужинцев, когда они приходят на ДаниЭдер, появляется. Я проверял.
Патту про себя порадовалась, что савант не стал спрашивать – как. И только молча попыталась поднять взгляд к сломанной подвеске у виска. Не получилось.
– Теорема о волосатом шаре. – Язык чужинца пьяновато заплетался после третьей чашки авы, но круглые серые глаза смотрели ясно, а речь оставалась внятна. – На сфере не может не быть выделенных точек.
Паттукеттара Аккукейкаи нашла Геста в портовом накмале на одном из островов Верхнего Файронга, где матросы с воздушных кораблей маката и файронги наливались дешевой авой до глубокого сна. Хотя прошло почти два поколения со времени первой их встречи – это значило, что первые внуки Патту могли появиться на свет, если бы у капитана были хотя бы дети, – она узнала чужинца с первого взгляда. Слишком он отличался на вид от всех знакомых ей племен и клейдов. Никакая мешанина патч-плазмид не могла породить такое сочетание черт. Сам Гест уверял, что его-то вид и есть истинно людской, что его генотип лишен обновлений, но Патту в этом сомневалась. На небесах много племен, претендующих на чистоту своих генов, на непрерывное происхождение от человека земного, изначального.
Куда удивительней было, что и савант узнал ее.
– Выделенные точки, – повторил Гест. – Ты… понимаешь, насколько велик ДаниЭдер?
Патту понимала. Песни-мелеори слагались о капитанах, посвятивших свою жизнь кругосветному плаванию. Мало кто брался за безнадежную эту затею, не сулившую ничего, кроме славы, и еще меньше было тех, кто доводил ее до конца. Подчас только дети, если не внуки первоначальной команды, возвращались к родным рифам.
– Четыре с половиной сотни тысяч километров в диаметре, – с хмельной точностью провозгласил савант. Патту машинально коснулась сердца при упоминании священной меры. – Пузырь размером с небольшую звезду… надутый водородом пузырь. Крошечное ядро в центре. Оболочка, живая, постоянно обновляемая. И все это покрывает океан. Слой воздуха. Ничтожное тяготение. Вторая, внешняя оболочка. Все в тонком слое. Мир-пузырек.
Он отхлебнул еще авы. Патту следовало бы его задержать – даже привычных питухов напиток рано или поздно ввергает в сон.
– Если бог-хранитель, бог-создатель жив и бодрствует, у него должны быть точки доступа. У всего живого есть точки доступа. У тебя… – Он махнул рукой. – Глаза, уши, нервные окончания. Где нервы у бога? Надо их только найти. Я найду. Я найду и спрошу… спрошу…
Савант уронил голову на стол и захрапел.
Время утекало, как вода из горсти. «Алики» мчалась вперед, сверяя курс с причудливыми отсветами на экране сонара. Узоры теплообменников на морском дне были затейливы и неповторимы, как отпечатки ДНК, но порой корабль все же терялся в их переплетении и петлял по волнам, пока титанические складки вспененного алмаза под сотнями локтей воды не собирались в нужную картину.
Гест наблюдал за этими эволюциями с плохо скрываемым неодобрением. Саванта раздражала всякая неточность, а точности в море не найдешь. В мире без дня, и ночи, и звезд, среди плавающих и летающих островов, невозможно было найти универсальных мер, а самая величина ДаниЭдер предупреждала всякую возможность определить такие меры договором. Древние, священные эталоны просачивались порою вниз с верхних эшелонов поднебесья, куда их привозили внешники из космических портов, порождая метрические ренессансы, но рано или поздно терялись. В быту основою всяких мер оставался человек, бесконечность же океана оставалась неизмеримой.
Навигация в открытом море требовала отличного знания тригонометрии – не сферической, потому что на масштабах ДаниЭдер дно мира и его крышу можно было считать совершенно плоскими, – навыков быстрого счета, большого опыта и при всем этом – немалой удачи. Летчики-смотровые уменьшали опасность возможной ошибки, но всякой зоркости есть предел. Рассеяние в атмосфере не позволяло разглядеть даже самые крупные острова больше, чем за три-четыре сотни тысяч шагов. Воздушные и морские течения могли спутать сетку ориентиров за считаные миллионы ударов сердца. Неизменной оставалась только карта глубин, но острова и комья крошева, плавучие мангры и гигантские плоты кочевников – все на поверхности моря и над нею, кроме выступающих со дна рифов яркости, – плыло и смещалось по отношению к линиям теплообменных хребтов.
Патту казалось, что никакой карты не нужно было вовсе. «Алики» стремилась в кромешную глубину.
На сфере всегда есть выделенные точки. В случайном распределении божиламп, парящих в воздушной толще, всегда найдется где-то колодец темноты, пробитый между поясом бурь и поверхностью океана. Столб холодного воздуха порождает воздушные течения, а те преграждают путь божилампам в их вольном дрейфе. Так рождается ужас мореплавателей – темное море, где ночь – это понятие географическое.
Божилампы над головой светили все тусклей, их становилось все меньше. Небо поначалу наливалось грозной синевой, потом темнело. Ночесветки горели в пене морской, мир словно перевернулся – под черным небом зеленело, лазоревело, бирюзилось светлое море. Все трудней было находить эшелоны с попутным ветром: холодное пятно выталкивало из себя воздух. Налетали внезапные шквалы, катился с неба крупный дождь, и время от времени просверкивали в вышине молнии. Потом погода смирилась и наступил такой штиль, что «Алики» пришлось идти на машинном ходу. Небо стало прозрачным, высоким, непроглядным, таким темным, что Патту не могла понять – синее оно или уже черное. И только тогда, после нескольких сотен килосекунд в поисках и блужданиях в мертвой зыби, впереди показался остров.
Он был велик – пять-шесть тысяч шагов в поперечнике, как могла прикинуть Патту, хотя в полумраке трудно было правильно оценить размеры. Было в его очертаниях что-то неправильное, пугающее. Берега поросли пуной, гибиском и зерумбетом, но вялая зелень не доходила до воды – склон круто обрывался в море с высоты нескольких шагов, обнажая желтый и бурый камень.
