Ученик колдуньи (СИ) - Колдарева Анастасия (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Разрываясь между вздорной храбростью и черным отчаянием, Гвендолин поднялась на пару ступеней. И тут кто-то схватил ее крепко и властно — не вывернешься, — и ладонь зажала рот прежде, чем с губ сорвался испуганный вопль. Сквозь грохот сердца донеслось:
— Тихо! — чужое дыхание ударилось в ухо. — Это я.
Гвендолин обмякла, отпустила запястье руки, перекрывшей кислород.
— Айхе? — пискнула она, едва освободившись. — Зачем так пугать? Мог же просто позвать.
— Тс-с! Вот потому! Здесь даже у стен уши. Держи меня за руку, пойдем.
— Куда?
Он не счел необходимым отвечать. Лампы при нем не было, и продвигаться пришлось в густом мраке. Терпеливо и осторожно, где надо подсказывая, где надо помогая, Айхе повел ее вверх по лестнице. Цепляясь за его горячую сухую ладонь, Гвендолин преодолела, наверное, добрую сотню ступеней.
— Сюда.
Тихий скрип громовым раскатом прокатился по стенам и потолку и утонул в недрах замка. Протиснувшись в дверной проем, Гвендолин ожидала света, простора и удобств, присущих покоям ученика колдуньи. Однако, обернувшись, с удивлением обнаружила за спиной шершавую стену, а по бокам — нагромождение рабочего инвентаря: метел, швабр, ведер, кадок, тазов, котлов и инструментов, чье назначение выяснять не было ни времени, ни желания. Айхе плотно закрыл за собой дверь, шепнул непонятные слова, накладывая чары, и повернулся. На его ладони затлела голубая искорка, скудно освещая тесную-претесную каморку, в которой двоим едва хватало места среди старого хлама.
— В замке Кагайя может отслеживать любые разговоры и перемещения, — объяснил Айхе. — Я догадался об этом, когда не получилось защитить тебя от Левиафана. Надеюсь, чулан для инвентаря ее не заинтересует, и мы сможем спокойно поговорить, но я на всякий случай прикрылся чарами невидимости.
Он подпер спиной дверь: напряженно собранный, почти бесстрастный. Обморочный свет раскрасил голубым его изнуренное лицо, исчерканное тенями от взлохмаченных волос, а черные глаза оказались близко-близко: усталые, глубокие, тревожные.
— Как ты догадался?..
— Что придешь? Ну, это совсем легко. Ты ведь была у моста и видела Аргуса. Как он тебе, кстати? Достойный соперник, или так, на полтора удара?
Гвендолин нахмурилась — Айхе откровенно ерничал.
— Это языческий бог, — серьезно напомнила она. — Боюсь даже предположить, какой силой он обладает.
— А я, по-твоему, червивое барахло?
— Нет. Но против божества…
— Ну-ну, договаривай.
— Ты ведь можешь погибнуть.
— Так и знал, что начнешь пророчествовать. Ты Дориану, случаем, не родственница?
— Не паясничай!
— Совсем в меня не веришь, да? — в его голосе прозвучало разочарование, и Гвендолин захотелось разубедить его, ободрить, утешить. Вот только явилась она сюда не затем, чтобы подпитывать его самолюбие лестными — и ложными — надеждами.
— Я верю в твои способности, — твердо сказала она. — В колдовской дар и в результат тренировок. Но боюсь, этого результата может не хватить для победы над богом.
— Тогда тебя ждет сюрприз, — высокомерно заявил Айхе. — И Кагайю тоже. Ведьма уверена, будто я ни на что не годен, кроме добывания всяких мерзостей для ее колдовства. С тех самых пор, как я поступил к ней в ученики, она пичкала меня лишь бытовым волшебством. Как создавать свет или погружать во тьму, как отнимать и возвращать память, становиться невидимым, отводить глаза, запутывать, подчинять чужую волю, увеличивать или уменьшать вещи, склеивать разбитое, чинить изломанное — в общем, самые примитивные вещи.
— Это когда у тебя руки голубым сияют?
— А ты наблюдательная, — удивился Айхе. — Это синий уровень. Существует ещё зеленый, целительский. Вообще, искусство врачевания — очень большой и трудоемкий раздел магии. Царапину залечить, много сил не требуется, но сломанные кости, внутренние кровоизлияния, лихорадка или мор — тут моих умений не хватит. Кагайя обучает меня всему понемножку, чтобы я, вроде, и без дела не болтался, и в то же время ничего толком не постиг.
— А желтый уровень? — Гвендолин заинтересовалась против воли. Не о том, ох, не о том следовало беспокоиться.
— Превращения, распознавание чужих масок. Способность отличать настоящего волка от оборотня, человеческую женщину — от гарпии, — Айхе чуть иронично усмехнулся, явно припомнив Гвендолин недавнюю сцену ревности.
— И в чем же разница? — с вызовом осведомилась та.
— В запахах, — он качнулся вперед, заставив ее отпрянуть. — От оборотней разит зверем, чье бы обличье они не приняли.
Гвендолин в ужасе затаила дыхание, догадываясь, чем несет от нее самой после ползанья вокруг сливных труб. Сама-то давно притерпелась, но Айхе… Боже, какой позор!
— Но вот чего Кагайя всячески избегает, так это боевой магии, — как ни в чем не бывало, продолжил юноша. То ли не чувствовал, то ли весьма убедительно притворялся, будто не чувствует канализационного шлейфа.
— Красной? — выдавила Гвендолин.
— Точно, — Айхе от возбуждения повысил голос. — Она не в курсе моих тренировок.
— Уверен? Дориан не раз наблюдал за тобой в телескоп.
— Серьезно?
— И если Кагайя следит за тобой в замке, что ей мешает следить и в развалинах?
— Она бы стала чинить препятствия, — неуверенно возразил Айхе. Очевидно, Гвендолин открыла ему Америку. — И жестоко карать за нарушение договора, ведь моя колдовская активность строго ограничена. Кагайя устраивает мне трепку по каждому пустяку, а тут пустила на самотек? Не верю.
— Значит, Дориан не проболтался.
— Он неплохой парень, хоть и того… с присвистом.
— И Нанну.
— А эта малахольная тут при чем?
— Она тоже не выдала тебя ведьме, невзирая на личную неприязнь.
— Ну, передай ей земной поклон, — недовольно проворчал Айхе. Количество людей, посвященных в тайну, росло и начинало его беспокоить.
— Нанну сильно тебя недолюбливает…
— Тоже мне новость.
— …но она не трепло.
Айхе скептически усмехнулся. Морская раковина в расстегнутом вороте его рубашки тускло поблескивала.
— Айхе, — мучаясь от внезапной скованности, пробормотала Гвендолин, — тебе не обязательно завтра выходить на арену.
Он приподнял бровь от любопытства, ожидая продолжения.
— Разве ты не можешь… сбежать?
Судя по эмоциям, исказившим его лицо, она сморозила чудовищную глупость. Тут было и недоверие, и недоумение, и растерянность — целая палитра красок. Но испугало Гвендолин лишь одно: отвращение.
— Я похож на трусливое ничтожество? — осведомился Айхе тоном, от которого по коже пополз мороз. Она обидела его, разочаровала, лишилась расположения?
— Нет-нет! — затараторила Гвендолин, мотая головой. — Я не то имела в виду! Я лишь подумала, если тебе плохо у Кагайи, если она сама желает от тебя избавиться, то, может, было бы правильнее…
Теплая ладонь Айхе, легко коснувшаяся ее губ, пресекла поток оправданий. Гвендолин смотрела на него сквозь набежавшую пелену слез, и изо всех сил старалась не разрыдаться. Слишком многое на нее в последние дни навалилось, слишком тяжело давалось чувство, от которого душа рвалась на части. Как уберечь упрямого мальчишку от смерти, если он скорее сунет голову в петлю, чем поступится гордостью? Вдали от него, вынашивая планы на грядущую ночь, Гвендолин наслаждалась их простотой и гениальностью; почему-то верилось, будто Айхе с благодарностью ухватится за возможность избавления и от поединка с богом, и от опротивевшей колдуньи. На деле же предложение прозвучало, словно оплеуха: дерзко и обидно, — только Гвендолин и представить не могла, какой болью откликнется отвращение в его глазах.
Когда она затихла, оборвавшись на полуслове, Айхе убрал руку и неожиданно заправил прядку волос ей за ухо. Нет. Он не презирал ее. В крошечном чулане вдруг стало нечем дышать, и вся кровь в теле Гвендолин, казалось, прилила к щекам.
— Так это правда? — всхлипнула она, схватив его за запястье. — То, о чем все твердят? Ты не смеешь покинуть замок, потому что продал душу?
