Я - Божество (СИ) - Майоров Алексей (электронная книга txt) 📗
— Ну, обойдёмся без химии, как я без тебя?
— Прости, я уже не обойдусь, — голос Олега срывался.
— Я тебя заставлю! — выкрикнул я.
— Ломка убьёт меня! Если даже я останусь, наш недруг уничтожит меня таким образом. Вот, если бы я был обычным человеком, тогда другое дело, я бы зажил здоровой жизнью. Но мой божественный фактор — моё проклятие. Иван, пойми, Виктор предсказал свою смерть и умер. Этим он обосновал свои расчёты. Так же он предсказал мою смерть. Если её не произойдет, то это будет означать, что мы отклонились от его плана, понимаешь? Мы следуем его плану, каждая наша смерть это маркер на пути нашей победы, как красные метки на тропе. Мы можем спасти меня, но тогда умрёт кто-то другой. Маша или ты, но это будет уже не по плану. Мы должны доказать, что его кресты на жизненных линиях наших графиков, это предсказания смерти, доказать, что Виктор не ошибается, что он абсолютно прав в своих расчётах! — Олег задыхался от усталости, — это ещё одна причина по которой нельзя убивать Машу.
— Доказать кому? — изумился я.
— Я брежу, я оговорился, я хотел сказать убедиться, забудь, — захрипел Олег, — так что оставь меня.
— Но если я тебя брошу? — не понимал я.
— Не бойся, я сам себя убью, я не послужу злу, — успокоил меня Олег. — Это неизбежность. Вот, я же не зря тебя мучаю, погляди на свой график!
Я последовал его совету.
— Смотри, твоя божественность возрастала по экспоненте до нашего с тобой пакта о взаимопомощи.
— Да, — согласился я.
— Здесь от тебя ушла Маша и я начал снабжать тебя транквилизаторами, что ты видишь?
— Божественность прекратила рост.
— Мало того, вот — она падает! Только здесь начинается слабый рост, когда ты заподозрил неладное, потому что твои приступы ясновидения прекратились.
— Остаётся смириться с твоей гибелью?
Слов не осталось, злоба требовала выхода, но выхода не было.
— В шахматах это называется «вилкой», к тому же графики, — Олег печально вручил мне ещё один, — а это мой, видишь, здесь число.
— К дьяволу графики!
— Нет уж, я слишком многим заплатил за их расшифровку, изволь не отклонять мою жертву, — еле слышно прочеканил Олег. — Здесь полная расшифровка за исключением черновиков и некоторых частей текста, я намеревался закончить это позднее, но не успею. Сам доделаешь, прими это как мой последний дар.
Я взял его тетрадку и торжественно провозгласил:
— Я принимаю, Олег, и знай: когда бы я ни победил, ты разделишь победу со мной, в каких бы глубинах бытия и небытия ты бы ни находился.
— Ловлю на слове, — грустно усмехнулся Олег.
— Что ты ещё хочешь от меня, мой верный друг? — спросил я напоследок.
— Я хочу умереть в Ленинграде. Помоги мне добраться туда, — устало попросил он.
— Помогу, но зачем? — изумился я. — Почему?
— Мактуб такой, — странно ответил Олег, я даже и слова-то такого не знал.
Прощание не было долгим.
Мы обнялись, и он вышел прочь.
За окном двигатель его автомобиля взвыл… взвизгнули шины. Олег просигналил три коротких раза, и след его машины простыл. Все светофоры на его пути горели зелёным, все дороги были пустынны, все погони отставали, казалось сам бог направлял его машину, а полная луна освещала путь…
Через два дня я включил телевизор и в программе о происшествиях услышал удивительную историю: как московский водитель за рекордные шесть часов, невзирая на милицейские погони и кордоны, умудрился добраться дождливой ночью из Москвы до Ленинграда, где сбросился с моста в Неву. Я даже увидел, как извлекали краном искорёженные останки знакомого автомобиля. Не желая подробностей, я выдернул штепсель из розетки.
Вот какие дела… ещё несколько месяцев назад нас было пятеро.
А спустя несколько месяцев я остался один на этой планете.
Враг обнаружен
Сколько мы уже вместе?
Впервые вы узнали обо мне двенадцать лет назад, когда я был восьмилетним мальчуганом, в том призрачном городке на Алтае. Нет, раньше, когда я был крохотным акробатом.
С тех пор вы узнали меня ближе.
Что думаете, мои воображаемые зрители?
Жалеете? Любите?
Или, напротив — ненавидите? Осуждаете?
Кто есть мишень всех этих чувств?
Я эфемерен и невозможен.
Однажды я сформулировал это так: я есть вспышка, я есть — и меня уже нет, а современная наука лаконично классифицировала описанное явление как волна. Для точек пространства волна мимолётна, а с точки зрения времени вечна.
Я такой, какой есть. И я остался один, говорить уже не с кем.
Кому из вас суждено увидеть меня?
А мне суждено запомнить вас, даже не зная: чтобы потом возродить в нашей новой вселенной. Оставьте благодарности. Не нужно семи заповедей. Нужна только вера. Даже если не будет и её, то я вывезу это бытиё на своих плечах. Осчастливлю всех и каждого, кто способен принять мой дар, и оставлю в покое всех прочих.
Одна беда.
Как бы ни была светла, счастлива, вдохновенна новая реальность, в ней будет изъян.
Я останусь один.
Нельзя любить бога.
Можно восхвалять, быть благодарным, восхищаться, поклоняться, привыкнуть, но не любить.
Любовь — это чувство равных. Любовь — самое непознаваемое и иррациональное, что испокон веков дано. Почему она так непонятна и противоречива? Не потому ли что является предтечею грядущего мироустройства?
Вдруг она победит в конце концов?
Не надеяться — страшно. Разочаровавшийся бог — что может быть бессмысленней?
ЭЛЬ боится исчезнуть.
Поэтому остаётся здесь и сейчас.
А я боюсь остаться без надежды на любовь.
Поэтому я не могу уничтожить ЭЛЬ и победить.
Маша боится той победы, за которую надо платить непомерную цену.
Александра боялась верить.
Олег боялся ответственности и хотел просто наблюдать.
Виктор боялся случайности, боялся меня, боялся за Машу.
Страх владеет каждым.
Он суть препятствие на пути вперёд.
Печаль переполняет меня в понимании, что мои враги вовсе не ЭЛЬ, не Маша, не Олег, не Александра, не я сам, а их страх и отсутствие веры.
Печаль, печаль, печаль…
Зачем я поссорился с ЭЛЬ?
Затем, что не могу в угоду её страху и своей трусости пожертвовать грядущей утопией. Сам принцип, лежащий в корне нынешней вселенной изъеден червоточиной страха, поэтому никто не сможет быть до конца счастливым. Если бы я был обычным обитателем этой вселенной, то, не раздумывая, обрёл бы желаемое, но я один из тех несчастных, в чьих руках изменить имеющийся ход вещей.
Печаль, печаль, печаль.
Извернуться бы так, чтобы провести всех вокруг пальца? Хитростью. Как делают уколы опытные медсёстры: раз — отвлёк пациента от страха — вуаля, и дело сделано?
Ой, не знаю.
А после разговора с ЭЛЬ вдвойне актуальна проблема с Машей.
Если сдамся и умру, то позже Маша окажется исключена из борьбы, а любая попытка во время будущих реинкарнаций выйти с ней на контакт будет обречена на неудачу.
Однако ЭЛЬ молодец, трудно не восхититься, но её стратегия гибельна для нашей победы: пленение моих союзников только глубже загоняет связку Бытия и Небытия в тупик, в болото застоя, в патовое состояние ничьей.
Умирать, не забрав Машу с собой? Дудки!
Почему в корне допущенного просчёта вовсе не простое недоразумение, не рядовой просчёт, не ошибка, а мыслительный гений Виктора?! Не есть ли это первое свидетельство его предательства? Мог ли Виктор прийти к выводу, что наша победа — это эфемерная невозможность, ординарная утопия, красивый, но недостижимый идеал, и что, стремясь к нему, мы ослабляем нынешний ход вещей, отвлекая Эль от обустройства Бытия, отвлекая меня от устройства Небытия? Если бы мы объединились и вшестером сообща занялись проблемами Бытия и Небытия вместо того, чтобы строить замки на песке? Замки на песке?! А смерть тебе нравится, а, Виктор? А страх? Замок на песке — это то, что есть сейчас! Слышишь, Виктор! Сколько раз мы говорили об этом? Два мира: мир и антимир — это неустойчивая система. Сущности неизбежно будут скапливаться в одном из миров, нарушая гармонию. А устраивать Концы Света для равновесия, а выпихивать эти толпы то туда, то обратно — тебе нравится, а, Виктор? Два Мира — это устойчивое неравновесие. Они либо схлопнутся в конце концов в один, и мы вернёмся в первозданный хаос, — Ты против? Я тоже. — либо мы возведем Бытие в степень Небытия и получим что-то иное, невиданное. Ты сомневаешься, мой осторожный друг?
