Время вспомнить (СИ) - Норд Наталья (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Кто-то плюхнулся на землю рядом. Мейри покосилась вбок - пухлые коленки, обтянутые льняными штанишками, Кара.
― Ух, устала, ― выдохнула подруга. ― Прям с рассвета очередь, из теплой постельки вынули, один крестьянин отхватил себе топором...Что там у тебя?
― Что отхватил? ― заинтересовалась Мейри, выпрямляясь.
― Полпальца.
― А-а-а....Приживили?
― Куда там! Напрочь отхватил, а свинья те полпальца съела.
― Фу!
― Ага, ― радостно согласилась Кара. ― Я рану заживляла, вспухло сильно.
― Пусть теперь тот крестьянин ту свинью съест, в отплату, ― предложила Мейри, опять заглядывая в дыру.
― Так свинья-то не его, соседская, ― Кара тоже наклонилась к земле, послушала. ― Лис?
― Угу, Маврун загнал, как ее теперь выманить?
― Так-дак, цумэии, ― писклявым голосом пропела Кара в дыру.
― Бесполезно. Ждет, когда мы уйдем.
― Слушай, ― встрепенулась Кара, ― я ж как раз по поводу Мавруна, он опять в огород залетел, Лелее ранний лучок потоптал, она велела его...в суп.
― Ну и хорошо, будет суп с луком.
― да не лук, Мавруна!
― Моего Мавруна?!
― Так он старый уже, кур не топчет.
― Ну и что! Да он любого сторожевого пса переплюнет! Вон, лису даже прогнал!
― Вот-вот. Всех клюет, младшие его боятся, даже я боюсь, к нужнику - бегом, из нужника - тоже бегом! Летал бы еще пониже, а то, как ястреб, на крышу сядет - жертву выглядывает. Сагу Реману на голову сел, хорошо, в капюшоне запутался. А про лису Лелее не говори, она ее вместе с Мавруном сварит, потоптанным луком приправит. А имя еще...
― Что имя? ― Мейри понимала, что подруге петуха жалко, но Лелеи терпенье, видно, пришло к концу, да не у нее одной.
― Кто его Мавруном окрестил? Маврун - демон левого берега, брат Мафуса, ― Кара дунула на пальцы, сложенные щепотью. ― Лелея даже имени его вслух не произносит, чтоб беду не накликать, исчадием зовет. Назвала бы ты его...Чернышом...Гребешком...как угодно, но демоном-то зачем?
У Мейри защипало в глазах:
― Вот пусть Лелея сама его ловит и голову рубит. Или ты...вон...возьми топор....Не все ж тебе заживлять...
― Я?! ― ужаснулась Кара, даже веснушки побледнели на круглом лице. ― Ты что, Мей?
― А что?! ― заорала Мейри, сдерживая слезы. ― Суп-то куриный любишь небось! Или студень!
― Студень!? ― взвизгнула Кара.
Из-под свинарника повеяло беспокойством. Лиса зашуршала, видно, забираясь поглубже. Даже здесь, в закутке между сараев, девушки услышали рокот голоса Лелеи и громкое кудахтанье. Мейри вскочила с колен, намереваясь спасать храбрую птицу от кипящей кастрюли, но в проходе показался сам саг Берф. Под мышкой он нес притихшего черного петуха, немо разевающего янтарный клювик, а тхутов Маврун и не подумал вырываться, у другого сидел бы уже на крыше и целился обидчику в макушку. Саг сунул петуха порядком перетрусившей Мейри, посмотрел на девушек, гневно сведя кустистые брови. Потом, кряхтя, наклонился к дыре под свинарником.
― Цумэии, дак-дак, мулииа...
Лиса деловито вылезла из-под досок, опершись на передние лапы, прогнулась, потягиваясь, подошла к ограде и вопросительно подняла глаза на сага. Тот несильно толкнул одну из досок забора, открывая рыжухе проход, и цумэии потрусила к лесу, ни разу не оглянувшись на людей, проводивших ее взглядом.
Саг повернулся к девушкам.
― Перья обрезать, переименовать...в Руника, запереть в курятнике... и к орате Донише сходите, она вчера кур побила, возьмите трех, нет, четырех, для благоприятного счета - на леднике полежат. Сметаны купите у ораты Беи. Все за свою медь, и не дешевите, проверю. Орате Лелее поднесете все со стыдом и извинениями. Э-э-э, да какой с вас стыд, бестолочь! И чтоб до обеда на кухне редьку тереть, суп варить...У-у-ученицы.
Саг ушел, качая головой, отряхивая рукава рубахи от сора. Кара пригорюнилась, расстроенная тем, что попала под горячую руку и вошла из-за того в убыток. Мейри шмыгнула носом, проворчала:
― Ну, Руник, так Руник...
****
После истории с петухом саг сердился целую неделю, даже суп ел, хмурясь. Саг Реман такой силой духа не обладал - как видел в тарелке куриное крыло, сразу хмыкал и улыбался во весь рот: он в спасении Мавруна принимал самое активное участие, бегал по двору с ребятней и, по словам Лелеи, нарочно больше всех под ногами путался.
― Лысину заимел, а все туда же, как дитя малое ! ― кричала Лелея, ― Уйди с глаз! Женись лучше! Срамота!
Все знали, что саг Реман, не старый еще тридцатидвухлетний мужчина, никак не мог найти себе супругу, объездил уже все поселки и оставшиеся храмы, но дочери охотников, сагов и толкователей с пренебрежением смотрели на смешного кругленького молодого человека, да и время выдалось неподходящим для сватовства - в Пятихрамье пришла пора тревог. Со всей Метрополии нынче приходили нехорошие слухи: об осквернении храмов, предательстве сагов, тварях, рыскающих по лесам, и бесовиках, в открытую насаждающих свою власть.
В Пятихрамии Четырех Сел все, казалось, шло по-старому. Снег стаял рано, и в хорошую погоду Лелея не разрешала ученикам рассиживаться по спальням во время отдыха, выгоняя всех в сад, а сама втыкала по углам комнат едкие благовония, отгоняющие мертвое.
Как бы там толковательница не жаловалось на лень учеников, но труда на подворье доставалось всем, да и учеба легкостью не баловала. Тем, кто постарше, таким как Брий, Кара, Мейри и Нумет, полагалось еще помогать сагам в приеме посетителей. Все четверо, как на подбор, были очень хороши в толковании, лечении и очищении. Кара, быть может, чуть больше тяготела к врачеванию, Нумет не вылезал из ближайшего охотничьего поселка, незаметно выросшего в лесу подле храмов, так и говорили, что при усердной боевой тренировке, будет он сам охотиться и молодых истребителей готовить. Брий хорошо видел в людях повреждения Дома - темные бляшки на ауре, еще чувствовал стихии, лечил домашнюю скотину, которая, как известно, живет по законам смешанным, наполовину питаясь энергией дома, в котором обитает, наполовину подчиняясь богам-хранителям животных. Мейри доставалось всего понемножку, но как не старался саг Берф скрыть ее способности, слухами полнилась земля, и за ее умением приезжали люди со всей Метрополии.
С тех пор, как уехали дед с бабкой, никто ничего о них не слышал. Саг, по просьбе ученицы, даже посылал запрос в столичный судебный документарий, но в ответе сказали только, что за голову отравителя адмана Вала объявлена награда в двести золотых. Странно, но по прошествии времени, Мейри вспоминала о дедушке и бабушке только хорошее. Мать она не помнила.
Учитель как-то вызвал ее на разговор, чтоб в душе девушки не таилась обида на родительницу, рассказал ей о законах Такшеара, о том, что дети принадлежали по ним до двадцатилетнего возраста отцу, и если и вправду муж Дарины был человеком жестоким, то мать, отдав девочку родичам, лишь пыталась ее защитить. Мейри кивала, соглашалась, а после на два дня ушла в лес. Берф больше не заводил разговоров на эту тему.
На праздник Равноденствия в Пятихрамье Четырех Сел съехались саги. Все, кто мог. Вот тогда ученики и почувствовали, как тяжко и горько приходилось прощаться с прошлым, как лихолетье меняет души людей, замыкает им сердца страхом и неуверенностью. Не было больше смеха, шуток и балагурства, дары в Богут опускали словно в последний раз, напряжение не отпускало даже во время молебна, и видно от того стихии не отзывались на призыв так, как прежде.
Вечером в Пятихрамье зажглись огни: костры, свечи на воде в пруду, факелы на стенах. Народ из окрестных сел, праздновавший, по законам храма, без хмельного, но с обильным угощением, потихоньку расходился по домам - праздник праздником, но день на селе начинался рано. Старшие ученики укладывали младших спать и, зевая, убирали со столов. Сегодня все ночевали в одной комнате, освободив спальни для гостей.
Саг Берф, отведя в сторонку одного из гостей, подозвал Мейри.
