По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Мой экспромт произвел на фавора потрясающее впечатление, и он выразил его в привычном для себя стиле. Наполнил чаши пивом, поднял свою и сообщил, глядя на нас победительно:
– Я не ошибся. – С этими словами он перелил в себя содержимое емкости. – Когда встанет солнце, я покажу свое воинское умение, и вы будьте справедливы в решении, достойный ли вам достался спутник.
Тивас в продолжение нашей высокоученой беседы сидел с, скажем так, приоткрытым ртом. Но вовремя прикрыл его и возгласил:
– Так выпьем же!
Мы выпили все пиво и все вино. Язык не поворачивается называть эти потрясающие напитки столь прозаичными именами. Съели тушеного зайца и что-то вроде густого кулеша из Тивасова волшебного горшочка. Заяц привел отважного фавора в восторг, кулеш наполнил душу грустью, а желудок сытостью, «ибо именно так, могучие сотрапезники мои, готовила это блюдо особа из хорошего дома, приведенная в скалу моим отцом». Холодные закуски также канули в наши организмы, размолотые хорошими крепкими челюстями, и наступило время баиньки. К идее ночных дежурств Унго отнесся с полным непониманием, «ибо где-то в кустах бродит верный окол, и пусть не беспокоятся мои светлые собеседники – ведь мы разделили трапезу, и окол вас, конечно же, не тронет». В кустах действительно кто-то громко хрустел и активно хрумкал. Чем хрумкал, непонятно – сплошные кусты. После своей невероятно информативной речи гордый фавор полусотни околов улегся на свою шкуру и принялся распугивать живность звуками, рядом с которыми рык льва звучал как мартовское мяуканье котов.
Тивас завернулся в свою хламиду и уснул. А я истребовал у его волшебного котелка чаю и врубил процесс мышления. Но, как известно, утро вечера мудренее, а полный желудок не способствует интеллектуальным игрищам. Я заснул.
ГЛАВА 21
Когда утром мы с Тивасом собрали лагерь, наш новый друг поднялся, грациозно совершил несколько флягов и отправился на поиски воды. «Ибо истинный окол должен быть чист и свеж». К моменту, когда мы взнуздали лошадей и гадали, кто же всю ночь хрустел ветками в лесу и, по словам нашего благородного спутника, охранял наш сон, а также на чем собирается ехать наш монументальный друг, он появился мокрый и свежий, с верной Брунгильдой на изгибе руки.
«Какая любопытная традиция, – подумалось мне, – купаться в одежде. Просто бог гигиены...»
С него ручьями текла вода.
– На чем же ты поедешь, друг мой Унго?
– Ах, вы же не видели моего гордого возителя. Я право не так отважен, как вы, друзья мои, стараюсь держаться подальше от жутких комоней и езжу на обычном околе.
У меня в башке произошло некоторое смешение понятий. Неужели наш топороносец ездит на своем подчиненном? Я не преминул поинтересоваться. На что тот изящно махнул Брунгильдой, отчего воздух вокруг него загудел.
– Сотри с лица своего изумление. И мы, и наши возители всегда рядом с аладаром, а потому околы. Этот же всегда со мной, и звать его Хайгард. Он отличный воин и хороший товарищ. Сейчас я представлю вас, – повернулся к лесу, сунул что-то в рот. Издав на редкость мелодичный, невероятно нежный звук и обернувшись к нам, сообщил: – Он любит прекрасное.
Неостановимое хрумканье прекратилось, сменилось громким треском, и на поляну, послужившую нам ночлегом, вымчался любитель прекрасного. Честно говоря, вначале я принял это за броневик времен Второй мировой. Такой же ребристый, стремительный, преисполненный яростной мощи. Иссиня-черный кабан, вместо двух клыков – четыре, рыло в роговой броне, два ряда поперечных, два ряда продольных роговых же гребней, страшные мускулистые ноги изящно завершают страшненькие когти. Что же у них там за кони, если эта жуткая скотинка считается смирным другом человека. Да, мелочь, конечно, но в холке этот красавец имел пару с лишним метров. Я понял почему наш спутник не озаботился необходимостью выставить ночной дозор. Оглядел нас этот зверь недоверчиво и сунулся фейсом в руки Унго.
– Будь же учтив, мой верный соратник, – слегка хлопнул его по репе фавор, – и познакомься прежде с нашими спутниками и союзниками. Они добрые люди. Какие воины – не знаю. Мы будем сопровождать их.
Зверюга подошла и сунулась нам в руки по очереди. При этом доброжелательно хрюкнула. Но на коней покосилась с большой опаской.
Мне в голову пришла одна мысль, и я решил ее немедленно проверить.
– Почтенный Хайгард, хочу представить тебе своего спутника. Это Тивас. Он маг и колдун. Великий. А это его конь. Не комонь. Конь. Его зовут Айдрах. Он не опасен для друзей. А ты наш друг. Я – Саин, сын Фаразонда. Это мой конь, его звать Хартаг. Он тоже твой друг.
Хайгард доброжелательно, но не очень доверчиво хрюкнул. Похоже, зверюга была разумной.
– Он признал вас, друзья мои, – обрадовался Унго и провозгласил: – А теперь я подготовлюсь к дороге, – и достал из-за второго гребня какой-то сверток.
Встряхнул – и на его плечах засверкал тяжелый чешуйчатый доспех с высоким хаубеком. Извлек оттуда же шлем с забралом почему-то в форме лошадиной головы с лошадиной же гривой. Взгромоздился в седло. Повесил Брунгильду на специальные крючья на поясе, добыл из очередного закутка своего скакуна шикарную обоюдостороннюю алебарду, похожую на глефу, с клинками, как у лунного меча, но в пару раз длиннее и тяжелей, и вздел ее над головой.
– Я готов.
Услышав эти слова, коняжка повела себя странно. Торчащие ребра первого гребня с хрустом отошли назад, и Унго оказался практически в непробиваемой башне. С таким танком путешествовать было, конечно же, спокойнее.
Потом мы решили порадовать друг друга талантами. С нашей стороны выдвинут был я, наверное как челевек, регулярно занимающийся спортом. День мой обычно начинался с джигитовки... Мой нынешний организм был весьма послушен, однако вся эта вольтижировка... Теперь я знаю, что на самом деле это плохое слово. Мало того что от езды верхом задница моя стала крепче кулаков, и связки и мышцы мои стали гораздо гибче и эластичнее, и только благодаря этому мне удавалось проделывать все эти каскадерские штучки. Я был вынужден перепрыгивать через коня. На полном скаку. Пролазить у него под брюхом. На полном скаку. Уверяю вас, зрелище проносящихся рядом с организмом тщательно подкованных копыт бодрит. Весьма. Я научился доставать с земли платок. Естественно, не слезая с седла. В самый первый раз, в процессе осуществления этого маневра, я так и застрял в загадочной позиции, в которой и пребывал, пока мой гуру не вздел меня за шиворот в седло. Удалось мне научиться и прикидываться мертвым. Это когда, судорожно держась носком ноги за перехлестнутое стремя, ты изящно волочишь руками по земле. Опрометчиво проделав первый раз это упражнение, не надев перчаток, я сделал ряд малоприятных открытий. Очень обдираются кисти рук. Занозы и колючки удаляются долго.
Затем, помню, Тивасу взбрело в голову научить меня размахивать выданным мне бастардом, сидя на коне. На полном скаку. На земле вообще-то я был неплох. Но как поется в известной песне, «мы преодолеем». Мы преодолели. Так что теперь я лихо рубил лозу, не сходя с седла. От отсекания конечностей и какого-нибудь еще членовредительства меня спасали только навыки, заложенные в мой новый организм.
Потом наступило время поражения целей на значительном расстоянии. В свое время добрый Тивас потоптал мое высокое мнение обо мне же любимом как о специалисте в области метания колюще-режущих предметов. И теперь каждое утро этот садист развешивал небольшие такие чурбачки на веревочках и раскачивал их, а ваш покорный слуга должен был их поразить. На полном скаку. Сей факт меня потрясает буквально до смерти, но смех ситуации заключается в том, что в какой-то момент я стал в них попадать.
Для кавалерийской рубки больше подходили два гибких клинка, изящно спрятанных в широком поясе на моей мощной талии. С ними Тивас тоже рекомендовал не стесняться. Я и не стеснялся. С ними в общем-то было полегче. Все-таки генетически привычное оружие. Гурда, она и в Африке гурда. Еще на заре туманной юности дед со товарищи с умилением наблюдали, как их достойный потомок жизнерадостно размахивал шашкой, и с годами этот потомок, то бишь я, изрядно преуспел в этом достойном умении. Во всяком случае, мне так казалось.
