Ведьма - Вилар Симона (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗

Княгиня в первый миг опешила. Потом щеки ее вспыхнули, глаза загорелись. Заметил Игорь, что и Свенельд встрепенулся.

— Ты такое скажешь, княже…

— Знаю, что говорю. А пока — разговор окончен. Ну, что пялитесь, бояре? Моя воля — закон. Расходитесь.

Все поднялись, стали кланяться князю с княгиней, выходить из палаты. Свенельд тоже вышел, спустился по лестнице к галерее, опоясывавшей теремные палаты. Здесь он заметил бояр Прастена и Свирько. Те негромко переговаривались: дескать, взял волю князь, никого не слушает, все по-своему делает. Олег Вещий, тот с нарочитыми мужами совет держал, а тут, если бы не княгиня, Игорь совсем на Киев бы не глядел. Да и вся их варяжская порода такова: свое вершить, с людом не советуясь. Но тут они заметили идущего Свенельда, умолкли, даже кивнули ему, перед тем как распроститься.

Свенельд кликнул дожидавшихся его гридней, принял у них вышитое корзно [61], накинул, словно для дороги, однако вдруг передумал. Хотел сначала извиниться перед княгиней за неучтивые речи князя, сказать, что он ни помыслом, ни делами повода к тому не давал. А может, просто желал увидеть ее еще раз. Увидеть и уехать, ибо теперь, когда Игорь приехал к жене, у Свенельда не было ни сил, ни желания оставаться там, где почивала княжеская чета.

В тереме Детинца княжьи люди уже укладывались на покой со своими женщинами — у кого были свои, пленные или купленные, — а молодежь искала себе, как водится, компанию. У дверей гридницы стояли с копьями охранники-рынды, сообщившие, что Игорь с Ольгой уже вышли. Тогда Свенельд прошел на окружающую теремные палаты галерею, постоял там немного, оперевшись плечом о деревянный столбик подпор, соединенных поверх)7 округло. Какое-то время он смотрел, как загораются в вечернем небе звезды, блестит в свете полукруглой луны Днепр внизу под Горой. Ночь вставала ясная, по-весеннему лунная, зубцы частоколов четко вырисовывались на фоне сине-серебристого неба, вдали виднелся силуэт часового с копьем и рогом. Со стороны двора долетали голоса, видны были тени движущихся людей, у коновязи ждали оседланные кони. Один из них, темный, длинногривый, был Игоря. Похоже, его не собирались уводить в стойло, а значит, Игорь решил не оставаться в Киеве. Свенельда это обрадовало, он улыбнулся в темноте. Он всегда почитал и восхищался княгиней Киевской, но насколько она ему люба, понял только прошлой весной, когда, возвратясь из полюдья, поведал ей и князю, отчего у них нет больше детей, и тем вновь уложил княжескую чету на общее ложе, чего давно не было между ними. За долгие годы супружеской жизни пыл их угас, даром что оба молодо выглядели. Но когда стало ясно, что они могут зачать новое дитя при условии, что откажутся пить чародейскую воду, князь с княгиней вновь потянулись друг к другу. Игорь каждую ночь проводил в одрине с суложью, и весь Киев, почитай, вся округа, судачили о том, взойдет ли вновь семя от их возродившейся любви. Свенельд же тогда запил беспробудно, сам себя не понимал, злился. Его боярыня Межаксева первая поняла, что происходит с мужем: лежа с супругой, Свенельд невольно выдал себя, назвав Межаксеву именем пресветлой княгини. До того боярыня ревновала его к древлянской полюбовнице, с которой, как ей донесли, Свенельд миловался в полюдье, а оказалось иное… Страшно подумать, о ком была тоска его сердечная. «Ольга, Оленька», — в забытьи шептал Межаксеве муж ее зеленоглазый, любимый, и так ярил, что она вскорости понесла. Радоваться надо бы боярыне, а она так и изводила мужа злыми словами, обидами, ревностью. Свенельд и сам тогда понял, что с ним. А потом, так же как и вся Русь, радовался, что Ольга забеременела и будет у рода Рюрика продолжение, наследник. Хотя радовался ли? Но одно он заметил с облегчением: Игорь, едва выполнил супружеский долг, опять проводил больше времени с дружинниками, чем с женой.

Обо всем этом думал сейчас Свенельд, глядя на сгущавшиеся к ночи сумерки. А потом вдруг прислушался, различив голоса за углом, там, где теремная галерея делала поворот, огибая сруб построек. Свенельд сразу узнал голоса Игоря и Ольги. Причем Игорь говорил что-то раздраженно и громко, потом прозвучал голос княгини.

Ольга негромко говорила, что, конечно, витязю негоже отказываться от походов и от битв. Но только глупец ищет набега, чтобы доказать, что он не хуже другого. У войны должны быть иные цели. И наилучшим правителем считают именно того, кто уберег людей, кто сохранил отцов и мужей для родов, при ком внутри владений царил мир. Игорь же готов оставить свой край, когда грядут смуты. А они грозят: она спрашивала предсказания у ведунов, даже ей самой было видение на темной заговоренной воде. Видела же она неладное: море, объятое пламенем, горящие волны, а на них вспыхивающие корабли русов. И отсвет их был кровавый, страшный…

— Да плевал я на все твои видения и предсказания, — неожиданно зло перебил княгиню Игорь. — Ты только одного хочешь, чтобы я подле твоей юбки сидел. Но учти: ни ты, ни ведуны твои с недобрыми предсказаниями мне не указ! Я принял решение — и так и будет!

Стало слышно, как он быстро уходит прочь, как застучали по настилу галереи подкованные каблуки его сапожек, раздался окрик, когда Игорь велел одному из челяди подвести коня. Со своего места Свенельд видел, как князь прямо с крыльца рывком вскочил в седло, развернул коня к воротам и ускакал.

Свенельд проводил его взглядом, выругался нехорошо. Его обуял гнев, а ведь гневаться он не имел права. Ольга, конечно, правительница надо всеми, однако Игорь ее муж и имеет право как лелеять ее, так и ругать. И все равно Свенельду казалось немыслимым, как можно сердиться на такую, как Ольга, — преданную, любящую, советчицу, помощницу, мудрую государыню, величественную красавицу, да еще и носящую дитя…

Какое-то время варяг оставался на месте, потом осторожно выглянул из-за угла. Ольга стояла у перил, подняв к лунному небу лицо. Она была видна варягу вполоборота, ее одежда светилась легким мерцанием, длинное белое покрывало ниспадало на спину, блестели подвески колтов. Ольга казалась легкой, почти невесомой… и удивительно одинокой. Сердце Свенельда болезненно сжалось. Сейчас он с особой силой и остротой ощутил, какую власть приобрела над ним любовь к княгине. Ее радость делала его счастливым, но ее печаль приносила ему непередаваемую муку. А тут еще Ольга вздохнула горестно, с дрожью, и варяг понял, что она плачет. Не выдержав, он подошел к ней.

— Сударыня моя…

Она быстро отвернулась, словно желая скрыть слезы, но сразу совладать с собой не смогла, стояла, всхлипывая, плечи ее подрагивали.

— Я друг тебе, Ольга, — негромко произнес Свенельд. — Открой, о чем печаль твоя.

Она сделала жест, словно прогоняя его, однако он остался. И, видимо, не зря. Пусть княгиня и была редкой по силе и уму женщиной, но и ей было нужно чье-то участие, нужно было выговориться.

— Он даже слушать меня не пожелал, — негромко произнесла она. — Не дает ему покоя, что на Руси Олега Вещего все еще поминают да славят, восхваляя больше Игоря. Вот и задумал он прославиться не менее прежнего князя, а для этого совершить поход на ромеев. Хочет побить их, как и Олег не бивал. Я-то, конечно, понимаю: и договор византийцы нарушают, и хазарский каганат сейчас походу Игоря не помеха, так как хазары увязли в войнах с агрянами [62], не до нас им. Однако… Скажу уж тебе, а ты что хочешь думай. Игорь-то мне не верит, он вообще мало во что верит, но я ворожила и уверена, что не будет славы и победы мужу моему в этом походе.

— Ты боишься за его жизнь? — негромко спросил Свенельд.

Она чуть кивнула.

— Если бы ты только знал, Свенельд, чего мне стоило стать княгиней Игоря, сколько сил было приложено, чтобы приручить его, заставить уважать. Я ведь только добра ему желаю, а он считает меня просто бабой неразумной, голосящей, когда супруг ее на войну собирается.