Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин - Толкин Джон Рональд Руэл (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Глаурунг распростерся перед ним на земле с разверстой пастью, однако пламя его выгорело дотла и злобные глаза были закрыты. Вытянувшись во всю длину, лежал он на боку, и Гуртанг торчал из брюха. И воспрял Турамбар душою, и пожелал он вернуть свой меч, хотя Дракон еще дышал, – и если ценил он свой клинок прежде, то теперь стал Гуртанг в глазах владельца дороже всех сокровищ Нарготронда. Так сбылись слова, сказанные при отковке меча – никто не выживет, ни великий, ни малый, ежели вопьется в него это лезвие.
И вот, подойдя к недругу своему вплотную, Турин уперся ногою в брюхо чудовища и, ухватившись за рукоять Гуртанга, изо всех сил потянул меч на себя. И воскликнул он, в насмешку над речами Дракона в Нарготронде:
– Привет тебе, Змий Моргота! Вот и повстречались мы снова! Умри же, и да поглотит тебя тьма! Се – отомщен Турин, сын Хурина.
И выдернул он меч, и черная кровь струей хлынула из раны и окатила его руку, и обожгло ее ядом, и громко вскрикнул Турамбар от боли. Тогда зашевелился Глаурунг, и открыл жуткие глаза, и взглянул на Турамбара с такой злобой, что померещилось тому, будто в грудь ему ударила стрела; и столь велики были потрясение и боль в обожженной руке, что Турин лишился чувств и упал как подкошенный рядом с Драконом, накрыв меч своим телом.
Рев и визг Глаурунга донеслись до людей, ожидавших близ Нен Гирит, и преисполнились они ужаса; когда же увидели издалека дозорные великие разрушения и пожарище там, где Дракон бился в предсмертных муках, подумали они, что чудовище затаптывает и уничтожает своих противников. Тогда воистину пожалели они, что между ними и Драконом – не так много миль, но побоялись уходить с возвышенности, памятуя о словах Турамбара: если Глаурунг одержит победу, то первым делом поползет к поселению Эффель Брандир. Потому в страхе ждали они, чтобы Дракон стронулся с места, и ни у кого не хватило храбрости спуститься к месту битвы и разведать, что происходит. Ниниэль же сидела недвижно, только дрожала всем телом, не в силах унять озноба; ибо едва заслышала она вопль Глаурунга, как сердце замерло у нее в груди и ощутила она, как тьма вновь смыкается вокруг нее.
Там нашел ее Брандир. Он наконец-то добрался до моста через Келеброс – нескоро, падая с ног от усталости; весь этот долгий путь – а до Брандирова дома было по меньшей мере лиг пять – проковылял он в одиночку, опираясь на клюку. Страх за Ниниэль гнал его вперед, а теперь узнал он, что худшие его опасения оправдались.
– Дракон переправился через реку, – рассказывали люди, – а Черный Меч наверняка погиб, равно как и его спутники.
Тогда подошел Брандир к Ниниэли, и понял ее горе, и преисполнился сочувствия, но подумал он все же: «Черный Меч мертв, а Ниниэль жива». И задрожал он, ибо внезапно словно бы холодом повеяло у вод Нен Гирит; и набросил он на Ниниэль свой плащ. Однако слова не шли у него с языка; молчала и она.
Время текло, и по-прежнему безмолвно стоял рядом с нею Брандир, вглядываясь в ночь и прислушиваясь; но ничего не видел он и не слышал ни звука, кроме шума водопада Нен Гирит; и подумал он: «Вот теперь Глаурунг наверняка уполз в Бретиль». Однако более не испытывал он жалости к своим соплеменникам – глупцам, что презрели его советы и насмеялись над ним. «Пусть отправляется Дракон на Амон Обель: тогда у нас будет время бежать и успею я увести Ниниэль прочь». А куда, он и сам толком не знал, ибо дальше Бретиля не бывал вовеки.
Наконец наклонился он и коснулся плеча Ниниэли, и молвил:
– Ниниэль, время летит! Пойдем же! Пора в путь. Если позволишь ты мне, я поведу тебя.
Молча поднялась она и взяла его за руку, и перешли они мост и спустились по тропе к Переправе Тейглина.
Те же, что заметили, как скользят они сквозь темноту словно тени, не поняли, кто перед ними – да и не до того людям было. Недалеко ушли они через безмолвный лес, когда из-за холма Амон Обель встала луна и залила поляны бледным светом. Тогда остановилась Ниниэль и спросила у Брандира:
– Разве сюда лежит наш путь?
И отвечал он:
– Какой путь? Ибо не осталось для нас в Бретиле надежды. Нет у нас иного пути, кроме как спасаться от Глаурунга и бежать от него как можно дальше, пока есть еще время.
Поглядела на него Ниниэль удивленно и молвила:
– Разве не к нему предлагал ты отвести меня? Или хочешь ты меня обмануть? Черный Меч был моим возлюбленным и мужем. Искать его иду я – и только за этим. А ты ожидал иного? Теперь поступай как знаешь, а мне должно поспешить.
На мгновение Брандир потрясенно застыл на месте, она же кинулась прочь; а он закричал ей вслед, взывая:
– Подожди, Ниниэль! Не уходи одна! Ты сама не знаешь, что ждет тебя там. Я пойду с тобой!
Ниниэль словно не слышала; теперь спешила она вперед, как будто кровь в ее жилах, еще недавно холодная, пылала огнем; и хотя Брандир торопился за ней как мог, вскорости исчезла она из виду. Тогда проклял он судьбу свою и слабость; но вспять не повернул.
К тому времени серебристая луна поднялась высоко в небо: близилось полнолуние. И пока бежала Ниниэль вниз по склону к реке, казалось ей, будто вспоминает она эти места – и внушают они ей страх. Ибо вышла она к Переправе Тейглина, и здесь, перед нею, в лунном свете смутно белел курган Хауд-эн-Эллет, и лежала на нем наискось черная тень; и исходил от кургана леденящий ужас.
С криком отвернулась она и побежала на юг вдоль реки, сбросив на бегу плащ, – словно стряхивая с себя вязкую тьму; а под плащом была она вся в белом, и сияла в лунном луче, мелькая между дерев. Брандир заметил ее сверху, со склона холма, и повернул ей наперерез, надеясь перехватить ее, если удастся; посчастливилось ему отыскать ту крутую узкую стежку, которой воспользовался Турамбар, – и наконец он вновь почти догнал беглянку. Однако сколько ни звал он, Ниниэль не внимала, а может статься, и не слышала, и вскоре опять оставила его далеко позади; и так приблизились они к лесам близ ущелья Кабед-эн-Арас и к месту предсмертной агонии Глаурунга.
Луна плыла в южной части безоблачного неба, струя холодный, чистый свет. Приблизившись к краю разоренной Глаурунгом прогалины, Ниниэль увидела неподвижную тушу Дракона – брюхо тускло серело в лунном свете; а рядом лежал человек. Позабыв про страх, бросилась она через дымящееся пожарище и подбежала к Турамбару. Он лежал на боку, накрыв меч своим телом; а лицо его в призрачном лунном свете казалось бледным как смерть. Рыдая, бросилась Ниниэль наземь рядом с ним и покрыла лицо его поцелуями; и показалось ей, он слабо дышит, но сочла она это обманной надеждой, ибо был он недвижен и холоден, и не отвечал ей. Лаская его, заметила Ниниэль, что рука его почернела, словно обожженная, и омыла она его руку слезами и перевязала, оторвав лоскут от своего платья. Однако по-прежнему не пошевелился он при ее прикосновении, и поцеловала она его снова, и громко воскликнула:
– Турамбар, Турамбар, вернись! Услышь меня! Очнись! Ибо Ниниэль это. Дракон мертв, мертв, и здесь, с тобою, одна только я!
Турин же безмолвствовал. Голос Ниниэли услыхал Брандир – к тому времени и он добрался до края пожарища; но едва шагнул он к Ниниэли, как вдруг замер и словно прирос к месту. Ибо при крике Ниниэли Глаурунг пошевелился в последний раз: дрожь пробежала по его телу, чуть приоткрыл он свои жуткие глаза, и в узких щелях блеснул лунный блик; и проговорил он, задыхаясь:
– Привет тебе, Ниэнор, дочь Хурина. Довелось нам перед смертью встретиться вновь. Обрадую тебя: ты нашла наконец своего брата. Узнай же ныне, каков он: ночной убийца, вероломный враг и бесчестный друг, проклятие родни своей, Турин, сын Хурина! Но худшее из его деяний ты, верно, уже ощущаешь в себе.
Ниниэль осталась сидеть, словно оглушенная, Глаурунг же издох, и со смертью Дракона пелена забвения, сотканная его злобой, пала с Ниниэли, и прояснились ее воспоминания, день за днем, не забыла она и того, что случилось с нею с тех пор, как рухнула она наземь на кургане Хауд-эн-Эллет. И содрогнулась она от ужаса и горя. Брандир же, что слышал все от слова и до слова, оперся о дерево, до глубины души потрясенный.