Дети Ночи (СИ) - Некрасова Наталия Владимировна (серия книг .txt) 📗
— Может, просто...
— Да ничего не просто. Все случается не просто так, даже то, что случается внезапно.
Старший замер.
— Ну, так скажи, госпожа, с чего ты вдруг стала задаваться такими вопросами? Не просто так?
Сэйдире ответила не сразу.
— Я хочу, чтобы мой ребенок жил в спокойные времена. В надежном и спокойном месте, чтобы у него была хорошая жизнь без приключений, без перемен.
«Без перемен».
— И ты бы тоже пошла туда, — наверное, Нельрун показал в сторону Средоточия, — договариваться?
— Нет, — тихо вздохнула Сэйдире. — Но я понимаю теперь их, Ночных королей.
Старший немного постоял, затем двинулся дальше. Он умел ходить почти бесшумно, его учили.
— Надо идти, уже поздно и холодно.
— Никогда я не смогу жить как Ночные, — вздохнула Сэйдире. — А хотела бы. Хотя бы ради господина Тарьи.
— Да, он славный человек. И его люди Дневных не чураются.
— Я тоже не чураюсь, — Старший вышел на лунный пятачок, к каменной скамье у воды. — Привет тебе, Нельрун. Привет тебе, госпожа.
Сэйдире встала, глядя на него немного настороженно. Рука ее невольно легла на уже заметный живот. Она запахнула поплотнее теплый плащ, словно спряталась от Старшего.
— Ты так спешил сюда, господин, что на пиру не задержался? — усмехнулась она краешком рта.
— Я там ни куска не съел и ни глотка не выпил, — ответил Старший. — И, по чести говоря, умираю от голода.
Взгляд Сэйдире стал мягче.
— Тогда идем, господин, гостя надо накормить.
Они вернулись в скалу на границе Холмов и земель Дневных, на ничейной полосе.
Пока Старший ел, женщина сидела у стены и смотрела на него. Над ее головой на гобелене летели, раскинув крылья, лебеди. Стаю вела женщина в белом платье, с белыми крыльями и золотыми волосами, летящими по ветру. Нельрун незаметно вышел, оставив их вдвоем.
Мысли опять начали цепляться друг за друга, снова потянулась нить.
— Скажи, госпожа, ты видела море?
— Нет.
— А я видел.
— И что?
— Я совсем не об этом, — он налил себе сладкого горячего варева из осенних яблок, приправленного душистыми специями. — Я вообще-то хотел спросить — ты не знаешь, Стена стоит и там, в море? Ваши мореходы ничего про это не рассказывали?
— Говорят, что вроде бы и там Стена.
— А птицы улетают за Стену.
— Так говорят, но я не знаю никого, кто видел бы это своими глазами.
— Был такой человек в Холмах, Сьанта Кот, который исходил все подземные коридоры и вышел к самой Стене. Он видел птиц на рассвете, которые уходили сквозь Стены. А он не мог. Он написал стихи...
— А он точно был, этот Сьянта?
— В наших хрониках нет лжи.
— В вас самих есть ложь.
Это прозвучало настолько горько и зло, что Старший резко встал, и руки сами собой сжались в кулаки.
— Женщина... Объяснись.
Сэйдире встала, выпятив живот.
— Объясню. В чем правда твоего отца, если Холмы дали мне защиту, а потом меня вышвырнули из Холмов? И меня, и Нельруна? Обещание нарушено! Не будет мира твоему отцу! Хвала твоему деду, что он нашел нам убежище. — Она вдруг всплеснула руками и почти завыла. — Я думала, что здесь буду в безопасности! Негде мне спрятаться! Ох, ребеночек мой! Не спастись твоей матери!
Старший не знал, что сказать. Лицо его горело от стыда и обиды, но Сэйдире сейчас не будет слушать его, ничего она не видит и не слышит кроме своей беды. В нем вдруг мягко поднялась та жалость, которая почти неотличима от нежности. Он крепко схватил ее за плечи и встряхнул. Раз, другой. У Сэйдире лязгнули зубы, она ошеломленно уставилась на Старшего.
— Ты не выходишь у меня из мыслей. Ты заноза, заноза, которую я и вынуть уже не могу, потому как вросла в мясо. Ты мне жена, хочешь ты того или нет, я так сказал, так и будет.
Сэйдире шумно вздохнула, тяжело села и закрыла лицо руками. Сидела так, покачиваясь, потом уронила руки.
— Я наврала тебе. Ты мне был нужен.
— И я наврал тебе. Ты мне нужна. — Он помолчал. То, что он сейчас собирался сказать, было кощунственно, но он должен был это сказать.
— Когда я стану королем...
«То есть, когда мой отец умрет. Боги, неужели я наконец признаюсь себе, что бессилен?»
— …ты станешь королевой Холмов.
Сэйдире кивала головой, глядя куда-то в пространство.
— Не надо. Они не потерпят.
— Мне плевать чего они там не потерпят.
— А мне не плевать, — она подняла зеленый взгляд. — Я не хочу, чтобы меня ненавидели... Ты ведь не поедешь в Средоточие за камнем? Ты ведь за другим туда поедешь?
— Откуда ты знаешь?
— Я догадалась, — пожала плечами Сэйдире. — Нельрун давно тебя знает. Мы говорили. В здешнем холме тебя тоже знают с детства. Я догадалась. Ты не будешь играть в безнадежную игру и заключать сделку. А, значит, он, — она подчеркнула это слово, — не будет тебя защищать. — Ты останешься сам по себе, и не надо, чтобы тебя ненавидели. — Она опять помолчала. — А он ведь может захотеть моей смерти. Ведь уже потребовал, чтобы твой отец меня выгнал из Холмов...
В дверь постучали.
— Кто? — досадливо бросил принц.
Вошел Нельрун с большим блюдом.
— Господин Тарья велел доставить, — засмеялся он. — С пиршественного стола. Сейчас принесли.
— Так будем пировать! — воскликнул принц, и Сэйдире засмеялась.
— Так ты считаешь, что детьми ничейного часа руководят боги?
Нельрун успел только рот открыть.
— Нет, — вмешалась Сэйдире. — Иначе боги не отличались бы от Жадного. Это как... подсказка, что ли... Просто ощущение, что вот тут как бы... тропинка... ну, не знаю. Можно идти, можно не идти. Решаешь сам.
— А тогда, когда на нас напали?
— Это было сродни озарению.Вот! Именно это слово! Такие тихие озарения, или очень яркие, но никогда нет указания или приказа.
— Боги действуют через нас. Жадный тоже. У них что, власти здесь нет? Почему?
Нельрун склонил к плечу голову, и кожа на изуродованной половине лица заблестела, как чешуя, сделав его похожим на ящера.
— Ничего не могу тебе сказать, принц. Мы знаем только Грозовые годы. И еще вот эти сказки, — он кивнул на гобелен.
— И камень королевского испытания. И Всадник. И игра, в которую нельзя выиграть... Есть что-то выше богов.
Сэйдире в изумлении уставилась на него.
— Есть что-то выше. Я не знаю, что это. Судьба, слово... есть какие-то правила неведомой нам игры, которых они не смеют нарушить...
— Тебя постигло озарение?
— А? Нет, меня постигли размышления и выводы. И Жадный, и боги вынуждены действовать через нас. Разница только в том, что боги не заставляют. — Он хмыкнул. — Это мне нравится больше. Ты права, жена — я поеду в Средоточие не ради игры с... тем, кто там засел.
Той ночью они еще много говорили с Сэйдире вовсе не о великом, а о вещах простых и простейших, и не только говорили. А поутру легли в одну постель, как и подобает супругам, и уснули, словно оба были Ночными, и проспали весь день.
А в Медвежьем холме, в одной из верхних комнат, сидели двое других, и говорили, хотя день уже был в разгаре, и пора было спать.
— Когда это случится, я бы хотела вернуться.
— Да с чего ты, дочь, взяла, что такое будет?
— Я слушала и смотрела.
Тарья крякнул и встал с широкого кресла. Кресло тоже крякнуло.
— Дурак. Не мог жену поберечь.
— Он берег. Я догадалась, папа. Я слушала его сны, я следила за его словами и поступками, и все сложилось. Он сказал, что выиграл какую-то игру... Я знаю, какую. Он думает, что выиграл... В эту игру нельзя выиграть.Он не вернется из этого Объезда. Я чувствую. И никто, никто не задумается.
— Да? — обернулся Медведь.
— Ты что хочешь сказать?
— А вот догадайся! — зло рявкнул он. — Да не говори ничего. Я буду говорить. Когда это случится, возвращайся. У тебя есть твой малый холм, наследный. И будешь со мной управлять большим, Медвежьим. Потом станет твоим. Молчать! Я не хочу ничего больше про это слышать. Поняла? Я все знаю! Молчать!
