На одинокой дороге (СИ) - Седов Константин (список книг TXT) 📗
С накатившим страхом пришел новый — о чем там, говорил боцман? «Самый страх в море», «поглядывай», «если что — ори во все горло»? Если что — это что?! Кроме все тех же яростно болтающихся на ветру фонарей по краям корабля, ничего не видно. Он посмотрел вниз — интересно — там внизу, на этот наклон никто не отреагировал? Может смыло кого? Так буйно наклонился корабль! Внизу ничего не было видно и у Курти на мгновенье промелькнула жутковатая мысль — может их всех там смыло? И он теперь один на корабле? В этот момент внизу отбили четвертую склянку и Курти слегка успокоился. Вахтенный хотя бы на месте.
Чтобы удержатся, в случае нового наклона, Курти держался за края бочки. В таком раскорячившемся положении он провел полчаса, когда слева его внимание привлекло какое-то движение.
Сначала это было небольшое движущееся пятнышко света в море. Курти вгляделся, когда пятнышко, одним движением вдруг расширилось, будто разверзлась яма в воде. Пред глазами изумленного Курти появился, казалось, город в море. Только перевернутый. Виделось, что дома, прикреплены к внутренней стороне огромной светящейся воронки. Узкие улицы между домами, заполненные движениями суматошно несущегося ало-фиолетового пламени. Пятно света постояло в воде, после чего быстрым, почти неуловимым движением кинулось далеко в море. Вместе с домами, огнем.
Курти с открытым ртом наблюдал это, потом помотал головой, неуверенный, что ему это не привиделось. Да нет. Слишком уж детальной была галлюцинация, да и не могло ему привидеться то, чего он никогда не видел… наверное… Он долго вглядывался в ту сторону, пытаясь понять, — а что он, собственно, видел?
К концу вахты Курти был совершенно замерзший, от холодного ветра слезились глаза и когда раздался звук восьмой склянки, он, хватаясь деревянными руками за стеньги и реи, полез вниз. Сменщик, тоже молодой еще совсем матрос, уже стоял внизу и отчаянно зевая, притоптывал на месте.
— Видел что? — спросил матрос.
Курти собирался ему сказать про невиданное пятно света, со своей жизнью внутри и даже уже открыл рот. Потом замотал головой:
— Нет, ничего.
Ему не поверит никто, а начинать службу на корабле со статуса враля не хотелось. Он повернулся, чтобы уйти. Сменщик, душераздирающе зевнув содрал с его головы шляпу, чья широкая медная пряжка на высокой тулье покрылась инеем, напялил на себя и поправив вокруг шеи широкий шерстяной шарф полез верх.
Интересно — шарф у него. Он всем вахтенным полагается?
— Тюфяк у полубака слева твой. Иди, спи, уже нагретый — сверху подал голос сменщик.
Заразил он его зевотой. Курти прикрывая рот ладонью, пошел в указанном направлении. Усталый, замерзший, но вот странно — спать не хотелось. Был слишком возбужден. Много впечатлений сразу — и «воронье гнездо», и качка, и яркое видение, которому не было никакого объяснения. Вспомнилось про запасенный сухарь, но грызть его сейчас, здесь — холодный, замерзший не хотелось. Да и сосущего голода уже не было. Завтра съест. Утром. В трюме, перед тем как воду откачивать.
Он проходил мимо открытого люка в трюм, когда отчетливо услышал хруст. Как будто кто-то хворост ломал об колено. Курти остановился, удивленно поглядывая в развернутую пасть темного отверстия в палубе.
Хруст послышался снова. Он шел с самого низа — ловердека. Приглушенный, но различимый. Вокруг была полная темень, но для привычного Курти это трудностью не было. Это не вверху, на самой мачте сидеть, где действительно ничего не разглядеть. Здесь внизу, когда под ногами палуба и предметы на расстоянии руки, все видно.
Курти постоял с мгновение и хотел уже идти дальше искать свободный тюфяк на полубаке, как «Канарини» снова наклонилась и Курти опрокинуло в люк. Не сильно, не больно, он уже привычно успел схватится руками за края люка и удержался на ногах. Ветер здесь не шумел и Курти опять услышал хруст. Курти уже был внутри и его разобрало любопытство — вот что там может хрустеть? Впечатлений за день и за начало ночи и без того было множество, и ему, как будто, хотелось продолжения чего-то неведомого.
Он спустился по заледенелому скользкому трапу, миновал среднюю палубу и оказался в трюме. Морозный морской воздух остался наверху, в нос ударила смесь запахов выделанных кож и смолянистых бревен, которые, надо полагать, были закуплены в Елове. Оттуда ничего, кроме этого, не везли. Еще меха, но они не пахли.
Курти сделал несколько шагов по темной галерее трюма и увидел свет. Неровный, прыгающий, как будто от костра. Неужели ночью в трюме разжигают огонь? Рядом с крюйт-камерой?!!
Любопытство толкнуло вперед, он прошел водный трюм и зашел за кубрик, где хранились, крупа, соль, сухари, солонина, горох. Кладовая представляла собой огороженную от борта переборку с решетчатой дверью. Толстые широкие доски в крупную клеть. На двери кубрика два огромных замка.
Сначала ему показалось, что это Дагур. Лишь после того, как напряг в полутьме трюма глаза увидел, что это не так. Похож — да. Не столько морщинистым и задубевшим лицом, сколько общей неторопливостью в движениях. Старик у костра тем временем, с хрустом переломил очередную жердину и подбросил в костер… Костер?!
В узеньком закутке трюма горел огонь. У костра, разожженного посредине трюма, сидел старик. Одет в старинного покроя бушлат, полностью скрывавший фигуру, полы волочились по полу. Аккуратные седые бакенбарды перерастали в подстриженную бороду.
— Э-э-э… Привет — поздоровался Курти.
Старик поднял голову, с хрустом переломил жердину в руках, подбросил ее в огонь и вежливо ответил:
— Здравствуй. Проходи, садись, погрейся.
Курти сел напротив и протянул руки к костру. Странно. Руки совершенно не почувствовали огня. Видимо настолько задубели, что и тепло их не сразу возьмет.
— Я Курти. А кто вы? — продолжил Курти — Я первый день на корабле, еще никого не знаю.
— Да?! — как-то невпопад спросил старик. А я вот здесь давно. — Имени он не назвал.
— Я и не знал, что по ночам в трюме огонь разжигают. А для чего?
— Для чего… — как эхо повторил старик, — чтобы тепло было.
Курти повертел головой в стороны.
— А что здесь греть-то? Кладовую? Чтобы еда не замерзла? Так маловато такого костерка! И разве не опасно разжигать костер прямо на киле?
— Еда? — переспросил старик и тревожно затеребил в руках хворостину. — Еды нет! Совсем нет!
— Вас что не покормили? На ужин не позвали? — спросил Курти, пытаясь вспомнить, видел он старика на ужине или нет. Перед глазами мелькали лица команды, но Курти здесь всего первый день, а народу на пинасе больше сотни, и он всех не помнил.
— Не покормили — вздохнул старик.
Курти не колеблясь, полез за пазуху и вытащил свое самое заветное на сегодняшний день сокровище — затвердевший как камень морской сухарь и протянул его старику.
— Возьмите. Здешний кок, конечно, скотина. Я бы сказал — редкая скотина, но не могу. Мне такие уже встречались. Я не знаю — не сменили вас вовремя или не позвали, но голодать не должен никто.
Старик молча смотрел на сухарь в руке Курти и ничего не говорил. Курти почувствовал себя неловко, положил сухарь перед стариком и поднялся:
— Приятно было поболтать. Мне сказать наверху, чтоб вас сменили? Хотя я так и не понял, что вы здесь греете? Да и костер хоть и яркий, но я его даже не ощущаю. Здешний холод ничем не прогреть.
— Хлеб, — все так же отстраненно произнес старик.
Языки огня задрожали, задергались. По стенам трюма забегали тени. Странные — как людские силуэты. Курти удивленно посмотрел на них:
— Что это? Здесь же нет ветра.
— Это не от ветра, — тихо ответил старик. — У теней своя жизнь.
Курти скованно махнул ему рукой, закутался поплотнее в куртку и полез обратно. На палубе, скользя по покрывшемуся тонким льдом деревянному настилу, первым делом подошел к вахтенному, стоявшему за штурвалом на юте, и спросил:
— Не мое дело, конечно, но не пора ли сменить старика в трюме? Он там уже давно, как сам говорит.
