Последний хранитель - Геммел Дэвид (читать книги без сокращений TXT) 📗
– Я не сомневаюсь, что ты научишься. Для тебя не впервые постигать новое. Вот почему я разрешаю тебе твои… маленькие удовольствия. Но прежде, чем я возьму тебя, Шаразад, я хочу, чтобы ты кое-что посмотрела. Возможно, это поможет тебе постигать.
Из расшитой золотом сумки на поясе он вынул Камень Сипстрасси и высоко его поднял. Задняя стена исчезла, и Шаразад увидела лагерь Кинжалов – их низкие плоские кожаные шатры теснились на каменистом склоне над ручьем. Всюду вокруг лагеря были расставлены часовые, а вверху на обрыве стояли два дозорных.
– Я не вижу никаких упущений, – сказала она.
– Я знаю. Подожди и послушай.
В деревьях на склоне вздыхал ветер, и можно было уловить шорох летучих мышей. Потом ее слух различил коровье мычание.
– Ты все еще не улавливаешь? – сказал царь, кладя руку ей на плечо и расстегивая ремни ее золотого нагрудника.
– Нет. Обычные ночные звуки, верно?
– Неверно, – сказал он и снял с нее нагрудник, а потом пояс с кинжалом. – Да, обычные, кроме одного.
– Мычание?
– Конечно. Стада редко бродят по ночам, Шаразад. Следовательно, стадо гонят. И гонят в сторону Кинжалов. В подарок, ты думаешь? Умиротворяющее преподношение?
Она уже увидела стадо – колышущуюся темную массу, которая неумолимо приближалась к лагерю. Несколько часовых перестали расхаживать и следили за стадом. Внезапно позади стада раздался громкий крик, за которым, последовали пронзительные душераздирающие вопли. Стадо ринулось вперед под громовой топот ног. Шаразад с возрастающим ужасом следила, как часовые открыли огонь по вожакам. Она увидела, как два-три быка упали, но стадо не замедлило бега. Кинжалы выползали из шатров и пускались наутек, бросались в ручей, мчались вверх по каменной осыпи. Затем взбесившееся стадо пронеслось через лагерь и скрылось. Когда осела пыль, Шаразад уставилась на поваленные шатры, между которыми валялось около тридцати затоптанных, изуродованных тел.
Руки царя скользнули по ее шелковой тунике, развязывая шнуровку, обнажая ее плечи, но она не могла оторвать взгляда от трупов.
– Смотри и учись, Шаразад, – прошептал царь, поглаживая пальцами ее бедра.
Теперь изображение сместилось шагов на триста от лагеря в лощину, где неподвижно стоял высокий черный конь, Всадник откинулся в седле и сдернул шляпу. Лунные лучи упали на его лицо, и она узнала того, кто поклонился ей в дверях «Отдыха путника».
– Один человек, Шаразад. Один необычный человек. Его зовут Шэнноу. Эти варвары уважают и боятся его. Они называют его Иерусалимец – Взыскующий Иерусалима, – потому что он ищет мифический город. Один-единственный человек.
– Лагерь – вздор, – сказала она. – И тридцать Кинжалов – потеря легковозместимая.
– Ты все еще не поняла. Почему он направил испуганный скот на лагерь? Мелкая месть? Он выше подобного.
– Но какая еще может быть причина?
– Ты выслала дозоры?
– Конечно.
– Где они сейчас?
Она оглядела равнину. Три дозора, каждый из тридцати воинов, бежали к разрушенному лагерю. Вновь изображение расплылось, и она уже смотрела на городок.
– Разумеется, ты обыскала город и уничтожила все, что могло бы оказаться полезным для врагов?
– Нет. Я… я не…
– Ты не подумала, Шаразад. В этом твоя величайшая вина.
Она увидела суетящихся людей. Они грузили в фургоны съестные припасы, инструменты, ружья из мастерской оружейника, пистолеты и ружья, все еще валявшиеся рядом с убитыми Кинжалами. Ее кровь закипела от ненависти, как лава.
– Можно мне получить охотников? – спросила она. – Мне нужен этот человек!
– Ты получишь все, что захочешь, – сказал царь, – потому что я тебя люблю.
Его плеть зазмеилась по ее ягодицам. Она вскрикнула, но осталась стоять.
И начался длинный день боли.
Царь посмотрел на спящую Шаразад. Она лежала ничком на белых шелковых простынях, поджав длинные ноги. Совсем младенец, подумал царь, такая чистота и невинность!
Он хлестал ее, пока она не упала без чувств. Ковер у нее под ногами был весь в пятнах крови. Потом он ее исцелил.
– Глупая, глупая женщина! – сказал он. Земля под городом задрожала, но сила Материнского Сипстрасси под Храмом тут же убрала трещины в стенах и избавила горожан от вибраций, сотрясавших окрестности города.
Царь отошел к окну. Внизу, за высокими белыми стенами дворца жители Эда занимались своими обычными делами. Шестьсот тысяч, составивших величайшую нацию, какую когда-либо видела Земля… да и вряд ли когда-либо увидит, – подумал он. Благодаря энергии Небесного Камня царь завоевал весь цивилизованный мир и открыл врата чудес, превосходивших всякое воображение.
Новые завоевания его больше не влекли. Важно было то, что его имя будет оглашать все века истории звоном щита. Он улыбнулся. Почему бы и нет? С Сипстрасси он бессмертен, и потому сможет присутствовать при том, как барды будут воспевать его нескончаемую историю.
Земля вновь задрожала. Это его тревожило. Последнее время землетрясения повторялись все чаще. Сжав Камень, он закрыл глаза. И исчез.
Открыв их, он увидел, что стоит в той же самой комнате и смотрит на ту же панораму. Вот мраморные стены, а за ними город и порт – безмолвный, ждущий. Пожалуй, это его величайшее деяние как художника: он создал точную копию Эда в мире, где нет людей. И нет землетрясений, а только изобилие оленей, лосей и всяческих других прекрасных созданий природы.
Скоро он перенесет сюда всех своих подданных и создаст новую Атлантиду там, где никогда никакие враги не возьмут верха над ними, потому что там не будет других наций.
Он вернулся в свою комнату, подумал, не разбудить ли Шаразад для часа любовных ласк, потом отказался от этой мысли, все еще сердясь на ее глупость. Гибель Кинжалов его не трогала – рептилии ведь были просто орудием, и, как сказала Шаразад, потеря была легковозместимая. Но он не терпел сумбурности в мыслях, не выносил тех, кто был не способен найти или постичь простейшие стратегические ходы. Многие его полководцы приводили его в отчаяние. Они словно не понимали, что цель войны – победа, а не великие дорогостоящие сражения с изобилием героических подвигов с обеих, сторон. Добиться поражения врага изнутри. Сначала внушить ему, что его положение безнадежно, а затем нанести сокрушительный удар, пока он пребывает в растерянности. Однако, победив, будь великодушен с простым народом. Но разве полководцы это понимают?
Теперь для Атлантиды занималась новая заря. Царь увидел мир летающих машин и всяческих великих чудес. Пока связь остается зыбкой, но скоро он распахнет врата и пошлет лазутчиков вызнать все о новых врагах.
Его мысли вернулись к Шаразад. Мир, который открыла она, был недостоин внимания – за исключением оружия, называемого огнестрельным. Но теперь они ознакомились с пистолетами и ружьями, научились сами их изготовлять… и улучшать. Больше ничего интересного там нет. Тем не менее он разрешит Шаразад довести ее игру до конца. Еще остается слабая надежда, что она чему-то научится. А если нет, так остается плеть и ее восхитительно ублаготворяющие струны.
Впрочем, этот человек, Шэнноу, мимолетно его заинтересовал. Разумеется, Охотники убьют Иерусалимца, однако охота будет очень занимательной. Сколько их послать? Пять обеспечат полный успех. Один оставит шанс для Шэнноу… Так пусть их будет трое, решил царь. Но кого выбрать?
Магеллас? Бесспорно. Надменный, самоуверенный, он нуждается в трудном поручении. Линдьян? Он хладнокровен и поражает без промаха. Не тот, кого можно допускать к себе с каким бы то ни было оружием. Ну, и для большей пикантности – Родьол. Они с Магелласом ненавидят друг друга, постоянно стараются доказать свое превосходство. Для них это будет увлекательнейшее поручение. Огнестрельным оружием они научились владеть блистательно.
Вот и проверим, сумеют ли они воспользоваться своим новым умением против искусного врага.
Царь поднял свой Камень и сосредоточился на лице Шэнноу. Воздух перед ним разошелся, как занавес, и он увидел, что Иерусалимец взваливает мешок позади своего седла.
