Я – Кирпич (СИ) - О'Санчес (Александр Чесноков) (библиотека электронных книг .TXT) 📗
– Не выпускай меня. Возьми к себе… – Проскрежетав сие, Букач, видимо, тоже почувствовала мое изумление и заторопилась продолжать. – Возьми к себе, о Великий, не то я пропаду, очень уж ослабла поедом чужим. Я отслужу! Ох, как я тебе отслужу! Вечно буду служить, без кова!
– Без чего? Без какого кова? Что это?
– Верная буду! Не губи, о Великий!
Тупой идет разговор. Во мне опять помаленечку проступило раздражение поверх любопытства, но вертеться на месте и крутить во все стороны головой я уже не забываю, потому что ощущение тревоги, унявшись несколько, по-прежнему живет и дышит, расслабиться мешает, за что ему отдельное превентивное спасибо… А дождь прекратился, словно бы тучи, его извергающие, мгновенно захлопнулись, закрылись на переучет. Туман остался, но поредел, стал похож на обычный летний питерский туманчик, сопровождающий каждую четвертую непогоду…
Кажется, я промок до самых трусов… Но, вроде бы – не «до нитки». То есть, если верить ощущениям тела, одежда моя впитала дождевой влаги намного меньше, нежели могла бы, чему я несказанно рад. На Васильевском, метрах в четырехстах от моей тамошней квартиры, на следующей нечетной Линии, стоит каменное пятиэтажное кольцо здоровенного дома с внутренним двором, а посреди этого двора скромненько раскинулся небольшой одноэтажный дом, в котором живет один из самых странных музеев Петербурга: «Музей дождя». Я бывал там дважды, и мне нравилось, а вот в третий – уже прицельно пойду, узнавать о разнице во влагоемкости дождевых осадков нашего города, в зависимости от… Но это потом когда-нибудь.
– А… где ты живешь? У тебя есть дом, логово какое-нибудь? Букач, ау! Тебя, кажется спрашиваю.
– Да, о Великий! То есть, нет, о Великий. Дом кикиморам положен, да еще домовым, да еще иной всякоте нечистой, прилюди мелкой, а я… так… привольная была… Да вишь, ослабла – тут и до беды недалеко… Не Она, так Мары высосут… На тебя остатняя надёжа, О Великий!
Скрежещет у меня в руке носатая красотка Букач – не пойми большой комар или говорящий скворец – а я уже понимаю верхним чутьем, что слово Она предназначено для голубоватой субстанции, которую я про себя именую Лентой, и произнесено это слово с большой буквы, типа, с Почтительным Ужасом!
– Ты, Букач, местами как-то не совсем по-русски говоришь, нарочито, не по-современному, словно лаптей наелась. И где я тебя помещу? Дома у себя? Так там у меня со свободным пространством не сказать чтобы густо. Опять же, посетители… разного пола у меня бывают… довольно впечатлительные, все как на подбор… И еще: как обихаживать тебя в быту?
– Я маленькая.
– Чем кормить, спрашиваю, куда на горшок водить? У меня ведь квартира в многоэтажке, не вилла, не дача…
Опять затрепетала Букач, однако же теперь чуточку на иной манер, как бы не выкручивается из ладони моей, а наоборот, поудобнее устраивается. Блин, наглая такая, ведь я еще ничего на ее счет не решил… А она, похоже, почувствовала, что уже решил… в ее пользу… Что ж, ей виднее.
– Букач, я не угрожаю больше, но все-таки тебе следует понимать меня и мои резоны, и как можно с меньшими паузами отвечать на мои прямые вопросы. Мне очень хочется немедленно и подальше свалить из этого странного места, от всех этих липучек и умертвий, но пока я с тобой не разберусь – считаю это преждевременным. Я промок и склонен злиться. А люди, когда злятся или промокши, или когда за бабло бьются, они без колебаний ладьями и ферзями жертвуют, людьми и животными, не то что Букачами. Понятно? Итак: что с горшком, типа туалетом, сортиром, отхожим местом для тебя? Что тебе надобно? Чем тебя, к примеру кормить, поить? Считаю до трех… Знаешь, что такое – отхожее место?
– Нет, о Великий, отхожее место нам не надобно, ты даже и не думай! Я знаю про него, да мне без надобности. Не надобно, потому – я от тебя маной попитаюсь, коли дозволишь.
– То есть, не понял? Что значит – от меня? Как та крыса пить меня собралась? Вместо кофия и мартини с вермутом?
– Нет, о Великий! Пощади! – Опять ужасом дрожит Букач, опять верещит, аж уши ломит. – Не пить, а это… ну… как бы греться буду… как зверь на солнышке. Погрелась – и сыта! Не убивай, о Великий!
Не убивай ее, угу… Не убиваю, даже диалог веду, внутренне прикидывая, нужна ли мне такая сожительница… очень даже сомнительная… и визгливая… и кусачая. Опа, точно: у меня же еще и Дэви есть, тоже та еще девочка! Это что – это мне теперь гарем из монстров содержать предстоит? Милое дело! И как они между собой поладят, интересно знать? И вообще… Мысли, мысли, мысли мои обрывочные…
Вот, я, пользуясь каждой свободной секундой, жую мочало философских размышлений на тему: псих я, или жертва магических флюктуаций природы, в то время как было бы достаточно обратиться в любой третейский суд, к любому прохожему за разъяснениями: из ста – сто десять подтвердят авторитетно, что я чокнулся! И я сам нисколечко бы в том не сомневался, доведись мне судить все эти слова и поступки – но не свои, а постороннего истца… Зато к себе, к своим умственным способностям-возможностям я куда как либеральнее настроен! – Хрен с тобой, Букач. Дарую тебе жизнь возле меня и… с местом что-нибудь придумаем, с пищей. Будешь допекать – выкину к чертям собачьим. Ясно?
– Да, о Великий! О, как я хвалю тебя! Я тебе отслужу!
– Тэк-с… Полезай в сумку. Не мокро там? Поместишься? О, ты уже! Стоп, повернись к наушникам задом, а ко мне передом! Чем ты мне собираешься отслужить? Что ты умеешь? Не вылезай, оттуда отвечай.
Из глубины планшетной сумки мургают в меня красноватенькие глаза-бусинки, клюв-хобот наружу высунулся – опять задрожала Букач.
– Все что пожелаешь, о Великий! Все, что велишь!
– А что ты умеешь? Вот, конкретно? Можешь по воздуху меня домой домчать?
– Нет, о Великий! Не учена тому.
– Погоду предсказывать, предупреждать об опасности?
– Нет, о Великий. Не знаю. Про опасность скажу, коли почую.
– Невидимостью меня окутать, клады искать да подсказывать… что там еще… девиц привораживать, их мысли читать?
– Не учена, не гневайся!
Угу. С Дэви – и с той больше толку во сто крат, хотя и она… Ладно, разберемся.
– Стоп! Едало-сосало твое из сумки торчит – люди тебя видят?
– Простецы – нет. Остальные могут.
– Остальные – это кто?
– Блазни, заложные, мары…
– Еще бы знать, кто это такие… Позже обсудим. А голос? А голос твой… простецы могут слышать?
– Могут. Звери – нет, а люди – да.
– Тогда спрячь рыльце поглубже, пока до дому не дойдем. Вылезать и каркать – только по моей команде! Иначе удавлю! Понятно?
– Да, о Великий! Как ты добр! Но мары-то меня и в торбе увидят. Но их тут нет. Блазней такоже нет, никого нет нынеча, всех ты давеча разогнал, о Великий!
А ведь правильно Букач проскрипела: простые люди, вроде меня – одно, зато продвинутая городская нечисть – это, должно быть, совсем иное… Хотя… Я видимо, тоже теперь не такой уж простой людь, раз у меня дополнительное зрение открылось и способности гонять да убивать нечистую силу.
Мысли мои, обрывочные и ущербные, медленно ворочаются, в отличие от эмоций: покуда я эту додумал, ноги меня уже к выходу принесли, мы с Букач уже на середине Третьего Елагина моста, где однажды, съезжая на роликах, я железные ворота лбом едва не снес… Заставляю себя притормозить, благо не на колесах, вообще останавливаюсь – и вытягиваю перед собою руки.
Ладони как ладони, красноватые, широкие, девушки уверяют, что теплые и мягкие… Пальцы как пальцы, у артистов они поизящнее, не такие мужицкие… ногти подпилить пора… А голубоватого сияния, которое на них налипло полчаса назад, нету. Чисто, пусто. Куда оно делось? Впиталось в меня, рассеялось по воздуху?
И вдруг опять случилось чудо, из разряда тех, к которым мало-помалу я стал не то чтобы привыкать, но приноравливаться: напряг зрение внутреннее, напряг волю, напряг пальцы – оп-па! – в правой руке опять голубоватое свечение в виде короткого меча… либо длинного кинжала… Струится, колышется… нет в этом свечении твердости стальной. А еще поднапрягся… Укрепился мечик, выпрямился. Даже сам себе я не способен объяснить толком, какую часть своего Я требуется мобилизовать, сгруппировать, скоординировать, чтобы стало что-то этакое чудесатенькое получаться… Это как ушами шевелить: сам научился, а кому-то другому передать накопленные умения – ну никак, слов таких нет в умственном багаже.
