Путешествие на восток - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Не знаю, что там в меня еще бросили, но я вовремя сиганул ласточкой в кусты и затрусил в сторону, где, как мне казалось, находились те самые кроличьи норы. Настроение отменное, маленькая месть свершилась, и все, что меня сейчас заботило, — это утренний лес. В своей обычной манере он был не очень дружелюбен. Ноги намокли от росы, глаза слезились от излишне влажного ветра, а после долины тень, перемежающаяся с яркими лучами солнца, казалась изощренной пыткой столичных дознавателей. Приходилось то и дело щуриться и прикрываться ладонью от метких стрел утреннего светила.
Закинув на плечо ловчую сеть, я уверенно шел к холмику. Когда, перепрыгнув очередную канаву, я уже почти приблизился к цели, пришлось остановиться. Хлопнув себя по лбу, я стал ходить по окрестностям и искать самые важные орудия кроличьей охоты. В итоге моим уловом стали шесть крупных камней и три массивные ветки. С этой поклажей я вернулся к холму. Тот был буквально изрезан лунками, и мне пришлось надежно прикрыть почти все. Камней и веток хватило на то, чтобы оставить две лунки открытыми. Идеально. Дождавшись, пока ветер выберет нужное направление, я забил в одну из открытых лунок сухой мох и чиркнул огнивом. На другую же накинул ловчую сеть и принялся ждать. Едкий, густой сероватый дым буквально затопил подземные ходы. Гонимый ветром, он забивался в каждую щель, выгоняя будущий провиант. Уже спустя минут пять я словил первого ушастого. Тот попытался выскочить из свободной лунки, но наткнулся лишь на мою сеть. Резво свернув тонкую шейку пушистого, я отложил его в сторону и, расправив сеть, стал ждать следующего.
Где-то за четверть часа я выловил почти все население кроличьей норы. Рядом со мной теперь лежали три не самых крупных крольчихи, два самца внушительных размеров, один дохляк и несколько крольчат. На пару раз хватит, а там и деревня близко. Разве что денег нет, но, думаю, бартером выменяю, благо сталь для обмена имеется. Затоптав горящий мох, дабы не спалить весь лес ненароком, я сделал из сети авоську, в которую закинул мертвые тушки. С этой не самой легкой ношей я направился к стоянке.
Здесь меня уже ждала раскрасневшаяся Мия. Она, судя по всему, лишь недавно закончила с чисткой лошади, а сейчас вовсю штопала одежду. Ну и правильно. Скинув добычу на землю, я развел костер. Поленья занимались неохотно, видимо, леди собрала не самый сухой хворост. Решив, что сойдет и так, я оставил пламя разгораться, а сам принялся за шкурки. Вообще было несколько способов свежевания кроликов. Например, я практиковал такой: срезаешь хохолок, в простонародье шкирятник, а потом сдергиваешь шкуру, как рубашку. А вот наемники предпочитали разрезать брюхо и аккуратно, словно лаская любовницу, стаскивать кожу. В принципе что так, что так — все одно. Но здесь присутствует своеобразный этикет. Мол, за шкирятник — это по-деревенски, а вот брюшко резать надо умеючи. Глупости, конечно.
Соорудив над костром что-то вроде стойки, я стал закидывать туда освежеванные туши. Тут тоже есть хитрость. Оставишь мясо на долгий срок — и оглянуться не успеешь, как оно испортится. Так что нужно либо сразу коптить, либо жарить, либо вот так топорно, как делаю я, обжигать. Ну и, само собой, надо очень осторожно вынимать внутренности у кролика. Одно неверное движение — и можно испоганить всю добычу, но не будем об этом. Ждать же, пока костер выгорит, и держать крольчатину над углями, как требует наука охотника, мне было, откровенно говоря, лень. И так сойдет.
Мясо весело шкварчало, полешки недовольно фыркали из-за падающего на них жира и крови, а я стал заниматься шкурками. Сперва очистил их от оставшихся мяса и жилок (кои прикопал как можно глубже, дабы не привлечь зверье), следом разбазарил драгоценную влагу, чтобы омыть их шерстку и саму кожу. Потом вытащил одну из головешек и подержал каждую из шкурок на дыму. Так они быстро просохли, в ближайшем обозримом будущем в них не заведутся жучки-червячки, ну и просто они не будут ничем вонять.
Когда и с этим было покончено, я подошел к повозке, попутно оценивая степень исколотости пальцев аристократки, ее весьма витиеватые выражения, не поддающиеся переводу, и неловкие заплаты на одежде. Удовлетворившись этим зрелищем, я достал не самый большой мешок со специями и посыпал ими уже чуть покрасневшее мясо. Потом убрал шкуры в освободившийся тюк, надеясь получить за них немного лепешек или хлеба. Вернувшись, уселся напротив костра, открыл дневник и стал изредка поворачивать самопальные шампура. Но долго заниматься своими исследованиями мне было не суждено. Вскоре по поляне распространился великолепный аромат, и у меня у самого слюнки потекли, что уж там говорить про Принцесску.
Заслышав за спиной шорох, я поднял глаза от текста и увидел, как крадучись, словно кошка, Мия ползет к костру. Ее зеленые глаза опасно блестели, и мне казалось, что она вот-вот прыгнет, как лесной барс.
— И что это мы делаем? — поинтересовался я. — Куда ползем?
Аристократка замерла, вперилась в меня своими гляделками и недовольно фыркнула.
— Я… ну… в общем…
— Ага, — хмыкнул я. — Я так и понял. Весьма красноречиво, кстати.
Перехватив на лету брошенную мне в лицо ветку, я кинул ее в костер. И отчего она так кидаться всем любит? Ох и не повезет ее муженьку, видать, посуда в доме только так летать будет. Хотя, может, на Ангадоре посуду не бьют, в конце концов, она здесь стоит весьма немало.
Через полчаса дела были закончены. Мясо приготовлено и собрано в пищевой мешок. Одежда заштопана, если так можно назвать эти нелепые заплатки с убогими стежками. Коренья собраны, лошадь начищена и выгуляна. Закопав кострище, я удалил с поляны все следы нашего присутствия — привычка, что тут поделаешь. Девушка резво запрыгнула на козлы, я же сел рядом и взял в руки вожжи. Это по долине Мия могла рассекать спокойно, а вот чтобы по лесу проехать, да еще и не на самой удобной повозке, надо как минимум иметь стальные нервы, отменную реакцию и холодный ум. Так что рулить приходилось мне.
Тронувшись с поляны, я резко нагнулся и выдернул травинку. Надвинув шляпу, откинулся спиной на бортик и с полным умиротворением стал наблюдать за тем, как медленно расползается лес. Дорога была ухоженной, правда, иногда все же попадались бугры и кочки, провалы и расщелины, песчаные ямки и влитые камни. Приходилось останавливаться и всем весом толкать телегу. Приятного в этом мало, но ничего.
За разговорами время пролетало незаметно. Совсем скоро лес поредел, все реже попадались кусты волчатника, а дятлы теперь стучали по коре далеко за спиной. Пение птиц приглушилось свистом гуляющего ветра, да и дорога стала куда ровнее. Все это говорило о том, что мы подъезжаем к цели. Натянув вожжи, я затормозил и повернулся к девушке, которая весело щебетала на тему модного бала в честь кого-то там.
— Мия, давай-ка мы тебе глаза завяжем.
Девушка поперхнулась на полуслове и посмотрела на меня, как на идиота, ну или на человека, у которого чердак уже давно переехал в подвал.
— Ч-чего?
— Говорю, глаза завяжем. — С этими словами я протянул заранее подготовленную повязку. — Обещаю, так будет куда зрелищнее.
Девушка скептически посмотрела на кусок черной ткани, но все же приняла и старательно обвязала чуть пониже лба. Для наглядности я помахал у нее перед лицом руками, потом, потерев подбородок, показал весьма неприличный жесть. Ноль реакции. Значит, дело выгорит. Дернув вожжи, я цокнул языком и отправил кобылку быстрым шагом. И тут лес буквально расступился перед нами. Он закончился, как заканчивается крепостная стена; ощущение было, что мы едем под каменным сводом воротной арки. Свет ударил по глазам с такой нестерпимой яростью, что я невольно зажмурился и скривился. Оглядевшись, решил, что еще не время, и пустил лошадь дальше.
Все ближе и ближе мы подбирались к цели, лес остался далеко позади. А за полчаса езды в абсолютной темноте и тишине, нарушаемой лишь скрипом рессор, фырканьем лошади и моим дыханием, Мия не проронила ни слова. Вскоре мы оказались на будто специально созданной платформе, так как отсюда открывался просто невероятный вид на долину, до боли похожую на ту, которую мы оставили позади. За одним лишь исключением: эти холмы олицетворяли собой жизнь в ее самом прекрасном и чистом виде.
