Вспомни меня (ЛП) - Бобульски Челси (книги онлайн полные версии .TXT, .FB2) 📗

Слёзы щиплют мне глаза, горячие и непрошеные.

— Но ты был прав, — говорю я. — То, что мы здесь делаем, в этом нет никакого смысла. Наша история заканчивается разбитым сердцем, и от этого никуда не деться. Клара помогла мне увидеть это, и твоя мать…

— Ты говорила с Кларой? — спрашивает он.

— Да.

— Когда? — его брови хмурятся. — Что она сказала?

Я пытаюсь обойти его.

— Теперь это не имеет значения…

— Чёрта с два, это не так, — он хватает меня за плечи, удерживая на месте. — Что она тебе сказала, Лия?

Мои ресницы трепещут, когда я смотрю на него. Пространство между нами заполняется нашим грубым, прерывистым дыханием.

— Что, в конце концов, я только причиню тебе боль.

Моё горло сжимается ещё сильнее. Я сглатываю, но слёзы всё равно текут.

— Она права.

— Меня не волнует конец.

— Да. И меня тоже.

Он качает головой.

— Меня волнует это.

Он перемещает руки с моих плеч в волосы, пальцами сжимает кожу моей головы.

— Мы.

Я закрываю глаза, а моё тело тает от его прикосновений. Он целует мой правый глаз, а затем левый, его губы мягкие, как лепестки розы.

— Сейчас.

— Алек.

Его рот овладевает моим. Он поднимает меня, обхватывает мои ноги вокруг своих бёдер и кружит меня, пока я не прижимаюсь спиной к стене. Его тело, такое стройное, твёрдое и сильное, прижимается к моему, пока не остаётся только: он и я, и всё, чем мы являемся, всё, чем мы должны быть, когда мы вместе.

Это «здравствуй», «прощай» и вечность, слившиеся воедино. Это всё, что мы должны были бы иметь, если бы только наши судьбы уже не были решены за нас.

ГЛАВА 42

НЕЛЛ

КОГДА ПАПА ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ и рассказывает мне о своём дне, мой разум — жужжащий улей; жужжащий, когда я готовлюсь ко сну, переодеваюсь в пижаму и умываюсь; жужжащий, когда я ложусь в кровать и выключаю свет.

Вспомни меня.

Вспомни.

Вспомни.

Когда я больше не могу этого выносить, я выскальзываю из кровати, беру рюкзак и направляюсь в обеденный зал. Это менее благоприятно для моих тренировок, чем бальный зал, вместе с большим количеством столов и меньшим количеством открытого пространства, но, по крайней мере, у меня там не было никаких призраков-убийц, поэтому я продолжаю возвращаться.

Сегодняшний плейлист представляет собой смесь хард-рока и хеви-метал. Идеально подходит для слишком громких мыслей и дрожащих костей. Я вложила весь свой гнев, смятение и отвращение к себе в танец. Я кружусь — быстрее, быстрее, быстрее — пока мои сомнения и страхи не улетучиваются, и я не становлюсь ничем иным, как бьющимся сердцем, извивающимися конечностями и раздувающимися лёгкими. Я — дикое существо, несущееся по полу. Опасное. Безрассудное. Одно неверное движение, одна неверная постановка ноги, и я могу упасть, сломав ногу и мечту.

Но я не могу заставить себя остановиться.

Прямо сейчас, больше всего на свете, мне нужно быть меньше, чем совокупность моих частей.

Будильник моего телефона — тот, который я установила, чтобы вернуться в комнату до того, как папа заметит моё отсутствие, — гремит в барабанных перепонках. Я вытаскиваю устройство из кармана и выключаю будильник и плейлист, затем вырываю наушники и засовываю их в рюкзак вместе с телефоном. Накидывая ремни на плечи, я поворачиваюсь к двери…

И замираю.

Алек стоит в углу комнаты, прислонившись к старому пианино.

— Ты всегда была прекрасной танцовщицей, — тихо говорит он, словно погруженный в воспоминания.

Я хватаюсь за грудь, когда чистый выброс адреналина пробегает по моим венам.

— Знаешь, тебе следует объявлять о себе, когда ты входишь в комнату.

— Как будто ты услышала бы меня за этой музыкой, — говорит он. — И я мог бы сказать то же самое о тебе.

— Что ты имеешь в виду?

— Я был здесь первым.

— Да, как будто я поверю, что ты просто случайно оказался здесь в три тридцать утра.

— Ты же была.

— Дело не в этом.

Его ухмылка слишком самодовольна для рассвета.

— Хорошо, я сдаюсь.

Я пересекаю комнату и встаю перед ним, скрестив руки на груди.

— Что ты здесь делал в три тридцать утра?

— Я не мог уснуть.

Я выгибаю бровь.

— Это твой ответ на всё?

— Бессонница — это хорошо документированное явление. Часто вызывается беспокойством или, как в моём случае, ночными кошмарами, — он наклоняет голову. — Ты случайно ничего об этом не знаешь, не так ли, Нелл?

Я игнорирую его вопрос и задаю ему один из своих.

— Даже если это правда, зачем тебе приходить сюда? У тебя есть целый отель, по которому ты мог бы побродить.

— Я пришёл сюда, потому что кое-кто занял моё обычное пристанище с её утренними балетными занятиями.

Я нахмурила лоб.

— Бальный зал?

Он кивнул.

Я помню тот первый сеанс — мужчина в белой рубашке проскользнул в дверь.

— Это был ты тем утром, наблюдал за мной в бальном зале. Не так ли?

Он закатывает глаза.

— Ты говоришь обо мне как о преследователе, но я повторю: я был там первым.

Алек. Парящий на краю моего мира, прежде чем я даже осознала это. Я знаю, что должна извиниться — за вторжение в его личное пространство или за то, что фактически назвала его подонком, — но моё упрямство не позволяет мне.

— Я не собираюсь извиняться. Тем более что ты мог бы вернуться в бальный зал после того, как я начала тренироваться здесь.

Он закусывает губы, как будто пытается не рассмеяться, но блеск в его глазах выдаёт его.

— Я бы и не подумал, просить тебя извиниться. Особенно потому, что я не хотел возвращаться в бальный зал после того, как понял, что у тебя начались видения. Я хотел присмотреть за тобой.

— О, да, совсем не по-сталкерски, — бормочу я.

Он изучает меня.

— У тебя есть минутка?

Мои мышцы сжимаются. В последний раз, когда я уделила Алеку минутку, он размотал мой мозг, как катушку ниток, и, возможно, несправедливо винить его в том, насколько потерянной и растерянной я себя чувствую, но, возможно, так оно и есть.

— Для чего?

Я всё же спрашиваю, хотя каждая клеточка моего тела кричит об оборонительной позиции — отойди сейчас же, если ты знаешь, что для тебя хорошо.

Либо Алек не понимает намёка, либо ему всё равно.

— Я бы хотел тебе кое-что показать.

И хотя я знаю, что должна, я не могу сказать ему «нет».

ГЛАВА 43

ЛИЯ

СЛЕДУЮЩИЕ ТРИ НЕДЕЛИ, когда я не с Алеком, я придумываю способы быть с ним, провожу моменты, украденные в пустых коридорах и залитых лунным светом садах. Когда я с ним, я придумываю способы остаться хотя бы на минуту, на полминуты, на секунду дольше, чем должна. Я провожу каждую ночь в его объятиях, пробираясь обратно в свою комнату только с рассветом. Иногда по ночам мы разговариваем до рассвета, пытаясь втиснуть в наши сочтённые часы все разговоры, которые у нас были бы за десятилетия совместной жизни.

Иногда по ночам мы вообще не разговариваем.

Лон ничего не замечает. Он слишком занят, присматривая за потенциальными клиентами, чтобы следить за мной, а в тех редких случаях, когда мы вместе, он слишком поглощен собой, чтобы заметить, что я его не слушаю и вообще о нём не думаю. На самом деле, я признаю его только тогда, когда он пытается остаться со мной наедине, и тогда я делаю всё, что в моих силах, чтобы этого не произошло, потому что когда это происходит, когда мы с Лоном одни, он обращается со мной как с предметом — игрушкой, которую он ещё не может иметь. И с парнем, который вырос в мире, где ничто никогда не было запрещено, это очень опасно для меня.

Алек не раз ловит, как Лон прикасается ко мне. Он видит, как тот прижимается своим телом к моему, когда думает, что никто не видит. Доминирует надо мной. Контролирует меня. Обладает мной.