Война (СИ) - Дильдина Светлана (книга регистрации TXT) 📗
Позвали Энори, с вопросами: территория застав крепости Тай-Эн-Таала близко. Еще день, два надо побыть здесь, разведать окрестности. Но тут становится опасно, на другой стороне лазутчики тоже не дураки.
— Что, городской мальчик, не боишься нос отморозить? — добродушно спросил темнолицый сотник, глядя на расстегнутую куртку-кэссу Энори. Знал — тот долго жил в городе, и до сих пор дивился его умениям. Считал, горожане Хинаи не могли отличить сороку от галки.
— Боитесь, что не смогу отыскивать тропы? — весело откликнулся Энори, прислонившись к стене грота у самого входа, невероятно легкий и светлый сейчас — и это против воли вызывало отклик в душе. Одежда и волосы его были в снегу, словно с веток нападало, хотя в лагере весь такой снег посбивали солдаты. Куртку все же запахнул, стянул поясом. Жадно посмотрел на огонь, который разводили дежурные, но близко не подошел.
— Иди грейся, — сказал тот же сотник. Проводник помедлил, шагнул к огню. Протянул руки ладонями вверх, словно хотел принять в них язычок пламени.
…Первые дни что простые солдаты, что командиры рухэй смотрели на него очень косо, но было любопытно — и заговаривали. Не замечали, что после таких разговоров смотреть начинали чуть благожелательней. А потом Энори неожиданно оказывался неподалеку в момент, когда человек был не прочь снова что-то спросить или ответить. Слова чужака-перебежчика всегда приходились к месту. Так постепенно прорастало среди рухэй доверие к проводнику, как под землей прорастают нити грибницы. Но всему свое время — а его пока что очень мало прошло…
Возле огня словно обо всем забывал, замирал так, что приходилось по два, три раза окликать. Вот и сейчас. Будто очнулся, встряхнул головой, отвечая на прозвучавший вопрос, и сам был уже не камень — горный ручей. О ручьях и заговорил, перебив другого сотника:
— Слышите? Капли.
— Не слышу. И что? — ответил тот грубо, недовольный помехой.
— И влажного ветерка не чуете? Там, наверху, оттаял ручей, изменил русло и может прорваться сюда, если еще один день будет теплым и солнечным. А он будет таким.
— Что нам с ручья?
— Размоет камни, даст дорогу второму потоку — из глубины грота наружу. Посмотрите сами завтра с утра.
Поутру следопыты и впрямь обнаружили ручей выше по склону, но он тек себе, угрозы не представляя. И в долину ему никак не свернуть. Над Энори посмеялись: верно, полдня отыскивал тот ручей, желая проявить себя знающим. Проводник отвечал на шутки чуть ли не радостно, только чем ближе к вечеру день клонился, тем больше ловили в его взгляде других смешинок, недобрых. А сам день снова хорошим выдался, теплым, наконец-то весна настоящая, хоть и снега еще полно.
На закате из грота хлынул поток, заливая костер, унося продукты и вещи, захватил восточную сторону лагеря. Немного было воды — по колено, но ледяная, быстрая, с мелкими камнями и грязью. Часть провизии погибла, некоторые вещи; пришлось двигать лагерь и сушиться возле костров — та еще радость по холодному месяцу. Ладно хоть лошади не пострадали.
Те, кто знал про слова проводника-перебежчика, помалкивали, но как-то само разлетелось. И видно, не только по людям, но и по воде с воздухом. Один из колдунов, шедших в соседнем отряде, в обозе рухэй, впервые увидел в дыму что-то, насторожившее его. Если до сего дня вестями о проводнике он особо не интересовался, сейчас стал прислушиваться, спрашивать дым и птиц.
В отрядах же у Вэй-Ши колдуна не было.
**
Когда младший… нет, теперь уже новый глава Дома Нара наведался в Срединную к оружейникам, те все еще не сняли повязки в знак траура. Рииши мельком скользнул по ним взглядом, может, и не заметил вовсе, а может, хоть немного его утешило, что об отце помнят. Был он собран и деловит, никаких чувств на худом и словно еще более смуглом лице не отражалось.
Когда прошел мимо Лиани, тот торопливо поклонился, а Рииши внимания не обратил. Юноше было немного не по себе, словно что-то могло угрожать — а ведь когда разговаривал с глазу на глаз в той беседке, куда спокойней себя чувствовал.
Словно сто лет назад это было.
Уже снова занял свое место у горна, уже мальчик-помощник потащил корзину с углем, как сам недавно, как другой мальчик явился, посыльный. Лиани снял запачканный кожаный фартук, старательно и почти безуспешно сполоснул лицо и руки — враз не смыть угольную пыль.
— Да что ты как девица на праздник, еще повязку смени на шелковую, — проворчал мастер Шу, выпихивая ученика из кузни.
Рииши ждал в домике возле ворот в оружейни, ходя по комнате взад и вперед. Даже не повернулся на неуверенные слова — «пришел по вашему зову…»
— Поедешь в Сосновую, отвезешь два письма.
Почему я? — спросил молча, одними глазами, зная, что все равно не увидит — но молодой Нара вдруг остановился, поймал этот взгляд.
— У здешнего командира Асумы там свои люди, это его дело, как доставить весть и кому. А у отца были свои, к ним и отправишься.
Непонятно было — вот уж кого посылать! столько неприятностей доставил, и до сих пор, кажется, Рииши его не простил. Это лишь вначале показалось, что не узнал — как же! Вот и хмурится, кстати.
— Понимаю, ты удивлен. Находись я дома сейчас, послал бы другого. Но ни к чему тратить время, а ты был в тех горах.
— Был, — откликнулся Лиани: недалеко от Сосновой проехал, после того, как оставил Нээле в монастыре.
— За тобой долг. Вот и отправляйся теперь.
Не поручение — детская забава. Но рад доверию, и неловко немного. Опустился на колено, склонил голову.
— Смотри, не попадись с этими письмами, — голос молодого Нара чуть глуше стал: — Потому и посылаю тебя, ты уже побывал в переделках. И на допросе. Если что — не вез никакого известия. А ты к своей девушке едешь. Особенно осторожен будь на подходах к крепости и в ней самой, отдай только указанным людям.
Добавил, словно с сомнением:
— Скорее всего, поручение безопасно. Но в крепости — и здесь, и там — возможен предатель.
Нет бы страх испытать, а ощутил почти счастье. Значит, и впрямь одарили его доверием.
— Потом возвращаться?
— И без тебя кузнецы справятся, а там каждый человек на счету, лучших отправили на север, остались одни новички.
Кто-то на Небе услышал его просьбы!
Жаль было оставлять оружейников, думал уже — здесь его путь, его долг, но… из Сосновой до врага было ближе.
Юноше вернули коня, на котором вез Нээле в монастырь и ехал обратно. Когда вернулся в Срединную, хотел возвратить его Лайэнэ в счет долга, но молодая женщина отказалась наотрез. Тогда отдал его в крепостные конюшни — самому-то теперь зачем; а вот, снова свиделись.
Как родному обрадовался, обхватил руками рыжую морду, прижался щекой к щеке. Пусть ничего не понял конь, но все же товарищем был по страшному тому пути, хоть и застал лишь самый конец. И таким же товарищем — в дороге с севера обратно, уже вовсе не страшной, но ведущей, как думал, к смерти.
Конь стоял смирно, он, кажется, тоже был рад.
**
В монастыре Черного Дерева становилось все многолюднее с каждым днем. Беженцы шли, монахи кротко принимали всех, но скудность припасов становилась уже ощутима. Земли эти были безопасны, но люди не хотели уходить — не рухэй боялись, а голода в заснеженных предгорьях. Так рассуждали — наверняка в окрестных деревушках приветили уже всех, кого могли, и как долго еще придется брести на юг?
Старосты и заезжие чиновники в северных округах пытались считать пришлых, но число их постоянно менялось, а преградить им путь было нечем.
Монахи вздыхали, подзывали беженцев и вели за стены, собирать хворост, кедровые шишки. Без монахов ходили ставить силки на мелких птиц, пытались ловить рыбу в местном озере, но она дремала подо льдом, редко поднимаясь к поверхности.
Нээле, как и все женщины, помогала в хозяйственных нуждах. Больше не рисовала — не до того было. У нее вырос нежданный хвостик, мальчик-сирота по имени Муха, черный и верткий. Следить за ним приходилось, чтобы рыбачить не убегал. И без того один несчастливец уже провалился под лед, достали, но умер вскоре…
