Алракцитовое сердце (СИ) - Годвер Екатерина (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Темнело быстро. Вместе с сумерками пришел пронизывающий холод.
"Хотя бы дождь перестал".
Деян еще раз оглядел клочок усыпанной хвоей земли, зажатый между елей. Дыхание с паром вырывалось изо рта. Желудок сводило от голода, но Деян понимал, что если сядет перекусить, то встать себя уже не заставит. Стоянка была столь мала, что Джибанд, растянувшийся в полный рост, занимал существенную ее часть; зато под елками было почти сухо.
- И что прикажете делать? - Деян повысил голос. - Я вас спрашиваю, забери вас мрак!
Никто не откликнулся.
Грудь великана не двигалась, обращенные к небу распахнутые глаза утратили осмысленное выражение: чародей приказал ему "лечь и спать" - и он без слов растянулся на земле, не пытаясь укрыться от холода и не смежив век. Вряд ли он видел сны: больше всего походило на то, что "мастер" загасил искру жизни в нем, будто лампу.
Чародей, усыпив великана, присел рядом, невнятно пробормотал что-то про огонь, но немногим позже сам завалился на бок, заснув или лишившись чувств. Он дышал; единственно это отличало его от мертвеца.
Разводить огонь было боязно: тракт проходил недалеко, и дым мог привлечь внимание; но промокшая одежда почти не грела, и где-то рядом, судя по следам, сновали волки. В том, что чародей сумеет проснуться до того, как твари ухватят его за лодыжку, Деян сомневался.
- Чтоб тебе смерть твоя приснилась, колдун треклятый! - пользуясь возможностью, Деян в голос обругал чародея на все лады - что было, конечно, сущим ребячеством, но отчего стало чуть полегче - и принялся разгребать хвою, чтобы освободить место для костра; затем вытащил из-за пояса великана топор и занялся дровами.
Котелок забурчал. Деян палкой переставил его в сторону от огня и засыпал в воду мятных листьев. Где-то в лесу беспрестанно ухала сова.
"Столько лет прошло! Кто бы мне сказал, что так будет, - я бы скорее поверил, что небо и земля поменяются местами".
Деян осторожно погладил топорище, словно пытался сдружиться с диковатым псом. Тот самый топор, что когда-то спас жизнь, но изувечил, чье лезвие мерещилось в кошмарах, сегодня служил инструментом ему самому; а прежний хозяин был мертв. Как и Мажел. И Нарех. Как и многие другие, кого он любил и знал, к кому был привязан...
Чем усерднее Деян старался думать о чем-нибудь сегодняшнем - да хоть бы о том, почему шумит глупая птица, что таят в себе ночные скрипы и шорохи, - тем навязчивей в мысли вторгалось прошлое. И, точно огонь - воду, оно подогревало горечь, обиду и тревогу.
В дорожном мешке, кроме старого котелка Петера Догжона и мятных листьев, нашлось еще множесто вещей, которых Деян туда не клал: остатки сала, проволока для ловушек, маленький сверток с лекарствами... Чувствовалась рука Эльмы, хотя когда девушка успела это проделать, он не понимал. Впрочем, "когда" - его и не особо интересовало.
От этой нежданной заботы аппетит пропал совершенно; хотелось лечь и забыться. Но поесть было нужно; поесть, просушиться, отогреться. Потому он старательно пережевывал завернутое в тонкую лепешку сало и думал, думал, думал.
Хотя думать было, в сущности, не о чем и незачем.
"Потерявши голову, по волосам не плачут".
Деян зачерпнул деревянной кружкой заварки: считая, что груз придется тащить самому, кружку он тоже, конечно, не брал... С отвращением откусил от лепешки, запил. Кусок не лез в горло.
Еще вчера он бежал из Орыжи сломя голову, но теперь эта поспешность представлялась ему страшной, непростительной ошибкой. По какой бы причине Эльма ни гнала его прочь - он не должен был поддаваться обиде, не должен был уходить, не разобравшись... А он ушел. Бросил ставшую родной семью; оставил женщину, которую любил, именно тогда, когда она - что бы ни говорила, - возможно, нуждалась в нем.
Почему он не отыскал способа задержаться? Задержаться - и настаивать на своем, расспрашивать ее до тех пор, пока не отсохнет язык, обнять и не разжимать рук; да хоть бы окатить водой, как сама Эльма, случалось, проделывала с Малухой; возможно, тогда она вновь стала бы самой собой или хотя бы объяснила, в чем дело...
Но едва лишь Деян пытался вообразить этот возможный разговор, в ушах звенел ее усталый равнодушный голос: "Что еще?"
Он не мог вспомнить в точности ее лица тогда, в те последние мгновения, которые они провели вместе. Сейчас в равнодушии чудилось скрытое нетерпение, предвкушение: еще немного - и все, наконец-то все закончится. Если так... Но даже если так, и даже если Эльма хотела видеть рядом Кенека, Кенек - будь он проклят! - сидел в сарае и ничем и ни в чем помочь ей не мог. А он, если бы остался, - мог. Или нет?
Он - Господь свидетель! - хотел как лучше. Но не знал - как это, лучше; слишком мало знал, а понимал еше меньше.
"Пустые мысли! Все равно сделанного не вернешь. И я вернуться не могу. Или?.."
Деян замер. Взгляд его метнулся к топору.
Голем без движения лежал на земле, подтянув колени к локтям. Он, очевидно, мерз, но не проснулся, чтобы укрыться или перелечь ближе к огню: можно было понадеяться на то, что не проснется он и ни от чего другого. Что вместе с гибелью чародея его колдовство развеется, и Джибанд без "мастера" останется неживой куклой. И что хватит сил и сноровки на одной ноге доковылять обратно в Орыжь...
Старик Киан был бы, безусловно, доволен, если б его обожаемый топор все-таки нашел Големов затылок.
"Рискованно. И даже очень. Но моя смерть за его - неплохой ведь обмен?"
Деян взглянул на чародея: тот по-прежнему не шевелился. Страха не было. Но злость - поддерживавшая, направлявшая, придававшая сил и решимости - сейчас не спешила прийти на подмогу. Убить спящего; того, кому, пусть и невольно, обязан жизнью - слишком велика была подлость. И совсем уж ничем ее не заслужил Джибанд, "ненастоящий", но все же живой.
"Но другого шанса может не представиться. - Деян, забыв о еде, сжал кулак. Жир потек по пальцам, запахло горелым: кусок сала свалился в огонь. - На Кенека у тебя тогда, ночью, не поднялась рука - и к чему это едва не привело? Мрак!!!"
Он отшатнулся от огня: послышалось, будто рядом крошится кость. Но то лишь затрещало, плюнув искрами, полено.
"Нет, мрак небесный, все-таки это чересчур. - Деян вздохнул. - Но рано или поздно мы встретим людей, а колдун не в себе, он опасен. Если начнет буйствовать - что тогда делать? Тогда уже будет поздно: ты никак не сможешь его остановить..."
Чародей вдруг приподнялся на локте:
- Не надо пытаться меня убить. Не получится.
Напряженный тон не оставлял сомнений: могло получиться.
- Ты ненавидишь меня. - Чародей не спрашивал, а утверждал. - За что?
- Я и не пытался. Пока, - хмыкнул Деян, чувствуя одновременно досаду и облегчение: теперь, когда шанс был упущен, не нужно было делать неприятный выбор самому. - За что ненавижу, спрашиваешь? А за что ты измордовал до полусмерти нашего старосту? Обрушился на мирных людей, которые не сделали тебе ничего дурного. Покалечил одного старика, унизил и обезоружил второго. - Деян кивнул на топор. - Киан мог бы остаться в живых. Все могло бы быть по-другому! Но это такая мелочь, что ты о том не помнишь даже: не того мы полета птицы, чтоб вашему колдовскому благородию голову из-за нас напрягать. - Деян сплюнул под ноги. - За что ненавижу? Мерзавец ты - вот за что.
Чародей подполз ближе к костру.
- Твои "мирные люди" весьма изобретательны в способах убийства. Они довольно хитроумно покушались на жизнь того, кто не сделал им ничего дурного, - чародей указал взглядом на Джибанда, - за одно то, что он пришел со мной вместе и защищал меня.
