Путь Дракона - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Она боролась с этим, думая о Магистре Имманиэле, банке, торговых балансах и страховании, интригах и тонких выдумках, которые напоминали ей о доме. Это не приносило покоя, но помогало перетерпеть холодные темные бессонные часы, позволяло ей притвориться, что мир играл по правилам, и в игру эту можно было выиграть. Когда небо на востоке прояснялось, Ситрин падала в изнеможении, будто придавленная железным плащом, но заставляла себя встать, выйти наружу и прожить еще один невозможный день. К тому времени как они достигли Порте Оливия, она жила и ходила в каком-то полусне. Маленькие красные существа двигались и плясали в углах зрения, и самые невероятные идеи — ей нужно проглотить все бухгалтерские книги, чтоб сохранить их; Мастер Кит мог отрастить крылья, но не хотел, чтоб кто-то знал об этом; Кэрри тайно планировала убить ее из ревности к Сандру — обретали незаслуженное правдоподобие.
Все что, она знала о Порте Оливия, она знала из вторых рук. Она знала, что город находится на южной границе Биранкура и выживает за счет остатков торговли Востока с Вольными городами и за счет тех, кто проделывал дополнительный крюк, следуя с Запада, чтоб избежать нападений пиратов, которые охотятся в Кабрале. Большая часть богатства города проистекала из посредничества между Лионеей и Наринислом. Магистр Имманиэль называл это запасным для всех вариантом, но говорил так, как будто это была не такая уж плохая роль. Она представляла Порте Оливию как город резких границ и местечковой спеси.
Сам ее приезд сам был странным. Она помнила, как вела свою упряжку вдоль холмистой занесенной снегом дороги, а потом мальчишка куртадам, лоснящийся как выдра, трусил около ее повозки, протягивая руку и выпрашивая монетки, и лес зданий вырос вокруг. Порте Оливия был первым настоящим городом, который она видела кроме Ванаи. Тут был камень, там, где в Ванаи было дерево, и соль там, где в Ванаи — свежая вода. Ее первые впечатления о городе слились в неясные очертания узких улиц с высокими белыми арками, запахи помоев и морской соли, голоса чистокровных синнай, свистящих как зяблики. Она решила, что они прошли сквозь туннель в великой стене, как в старых историях о мертвецах, которые бродят от одной жизни к другой. Все это будто приснилось ей.
Она ничего не помнила из того, как наняла Маркуса Вестера и его подручного, в качестве своей охраны. Она даже не могла припомнить почему ей подумалось, что это хорошая идея.
Капитан на цыпочках пересек комнату по каменному полу. С койки на противоположной стене раздавался храп Ярдема Хэйна. Ситрин позволила себе выплыть из дремоты и в сотый раз оглядеть сырые маленькие комнаты. Слабый огонь мерцал за каминной решеткой, извергая в воздух сосновый дым, и красно-рыжие отблески плясали на дальней стене. Окно из скобленого пергамента загрязняло солнечный свет, который просачивался сквозь него. Ящики — содержимое повозки, которое она довезла так бережно из Ванаи, — были сложены вдоль стен как склад любого дешевого груза. Только наиболее ценное помещалось в углубленном железном сейфе. Едва десятая доля того, что они везли. Ситрин села. Она чувствовала себя разбитой, но голова была почти ясной.
— Утро доброе, — сказал Маркус Вестер, вежливо кивнув.
— Как долго я спала? — спросила она
— Пол утра. Полдень еще не наступил.
— Есть чего-нибудь поесть?
— Остатки колбасы с прошлого вечера, — сказал он, кивая в сторону маленькой двери из покоробившейся древесины, которая вела в единственную комнату.
Ситрин поднялась. Многие годы ее жизни проспать половину утра было едва достаточно, чтоб не заснуть до вечера. Теперь же это казалось роскошью. В задней комнате не было ни окна, ни двери, поэтому Ситрин зажгла свечной огарок толщиной в палец и взяла его с собой. Бухгалтерские книги, душа и память банка Ванаи, лежали на деревянной доске. На грубом дубовом столе обнаружился графин с водой и связка сероватых колбасок. Из маленькой ночной вазы за углом невероятно воняло. Ситрин облегчилась, и бросила туда две пригоршни пепла перед тем как закрыть крышку. Она отрезала несколько колбасок и, опершись о стол, съела их. Мясо, приправленное по сезону яблоками и чесноком, оказалось далеко не таким ужасным, как она ожидала.
Она жила так уже почти две недели. Маркус сторожил днем, Ярдем — ночью. Они как можно меньше рисковали выходить наружу. Единственным закрытым от посторонних глаз уголком была меньшая комната, со светом тусклого окна, камина и нескольких свечей. Все, что было нужно, покупали за деньги капитана. Выручка от продажи шерсти, повозки и мулов лежала в небольшом кожаном мешочке около уличной двери. Они получили за животных меньше денег, чем могли бы, но Ситрин решила, что женщина-первокровка, купившая их в конце-концов, хорошо о них позаботится.
Она скучала по мулам.
Ее волосы свисали жирными прядями. Ее единственной одеждой была та, что она получила, когда стала Тагом-перевозчиком. Она покончила с колбасками и вышла обратно.
— Мне нужна одежда, — сказала она. — Я не буду носить это до весны.
— Хорошо, — сказал капитан. — Только не уходи далеко пока не узнаешь города. И не привлекай к себе внимания. Чем меньше людей знают, что мы тут, тем безопаснее.
Он говорил это каждый раз, как будто она могла забыть об этом со вчерашнего дня. Тралгу пошевелился во сне и вздохнул. Она взяла кошелек, спрятала его в карман и открыла дверь. Дневной свет залил все вокруг.
— Ситрин!
Она обернулась. Капитан сидел на корточках у камина и ворошил пепел клинком, но взгляд его, полный волнения, сосредоточился на ней.
— Будь осторожна там, — сказал он.
— Я знаю ставки, — ответила она и вышла на улицу.
Соляной район был лабиринтом. Двухэтажные здания нависали над улочками, такими узкими, что невозможно было пройти, не коснувшись их. Изгибы холмов задавали форму всему городу, закрывая обзор во всех направлениях, и перекрестки, обещавшие широкую дорогу, с таким же успехом могли окончиться тупиком. Голоса мужчин и женщин, куртадам, синнай и первокровных, наполняли воздух. Если муж кричал здесь на жену, эхо подхватывало мелодию его злости, хотя и размывало отдельные слова.
Дети прятались за окнами и дверными проемами, дикие как кошки. Теплая погода, простоявшая несколько дней, подтопила грязный снег и оставила по углам черные лужи, покрытые тонкой коркой льда. Тысячи путей вели сюда и обратно, но Ситрин знала лишь один, и держалась его. Немного пройти — и наткнешься на перекресток пяти улиц, одна из которых ведет на северо-восток. Над ней была широкая полоса затянутого белого неба, и Ситрин направилась по этой дороге к рынку, докам и потоку денег, который держал Порте Оливия на плаву.
Большой Рынок был не открытой площадью, а сетью крытых проходов. Грубый булыжник улиц уступал место бледным плиткам. Сводчатые арки изгибались как руки, сложенные в молитве, и свет лился из больших окон между камней и железных рам. Мужчины и женщины пели и играли на флейтах. Кукольники исполняли свои нехитрые представления, слегка видоизменяя их, чтоб добавить в рассказ местного купца или политика. Слуги из богатых домов и дворцов проталкивались вперед с огромными корзинами на головах, добывая обед власть имущим. Мелкие независимые процентщики — рыбешка, по-сравнению с левиафаном банка Медеан — устанавливали свои зеленые фетровые стенды и сводили балансы. Путешественники и моряки приходили из доков полюбоваться на толкучку. Торговцы громко расхваливали свои товары: хлеб, и рыбу, и мясо, одежду и специи, и духовные поучения, умудряясь не повторяться изо дня в день.
Каждое утро, еще до первых лучей рассвета, торговцы выстраивались перед большими стойками и ждали, пока придут люди королевы, сопровождающие богато изукрашенные сундуки из дворца губернатора. Каждый торговец платил дань и доставал из сундука билетик, в котором говорилось, какой именно из тысячи альковов и перекрестков переходит в его распоряжение на этот день. Ни один процентщик, мясник, пекарь или фермер не мог рассчитывать на то, что займет определенное место. По крайней мере, так было бы, если бы все не было куплено. Ситрин была тут всего дважды, но сомневалась, что что-либо с честным видом, продуманным настолько тщательно, может удержаться от коррупции.
