Увечный бог (ЛП) - Эриксон Стивен (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗

  Три дня и две ночи оставались они среди мертвых тел. Кровь и костный мозг высохли на рваных мехах, на оружии. Единственным движением были они обязаны ветру, тормошившему пряди волос и ремни выдубленной кожи.

  Собравшиеся на поле истребления стервятники, плащовки и ящерицы пировали без помех, нежась на гниющей плоти. Недвижимо стоявшие посреди пира фигуры были слишком иссохшими, чтобы вызвать интерес; они были не лучше пеньков давно мертвых, поваленных и сточенных ветрами деревьев.

  Мелкие существа не ведали о безмолвных стонах, вырывавшихся из душ убийц, о бесконечных волнах горя, терзавших жалкие привидения, об ужасах, кипевших под слоями черной, высохшей крови. Не ощущали бурь, ярившихся за натянутой на кости кожей, в кавернах черепов, в ссохшихся дырах глазниц.

  Когда солнце бежало за горизонт, возвещая третью ночь, Первый Меч Онос Т'оолан встал лицом к юго-востоку и двинулся тяжелыми, но уверенными шагами. Клинок в его руке чертил борозду среди узловатых трав.

  Остальные пошли следом - армия отчаявшихся, бездомных Т'лан Имассов с навеки разбитыми душами.

  "Каратели невинных. Убийцы детей. Каменные мечи поднялись, каменные мечи опустились. На лицах написаны были сказания запредельного ужаса. Мелкие черепа трескались, словно яйца страусов. Духи улетали крошечными птичками".

  Однако двое остались позади. Кальт Урманел из Оршайн Т'лан Имассов не поддался приказу клана, давлению воли сородичей. Трепеща, он держался под напором ужасного прилива, настойчиво толкавшего его в тень Первого Меча.

  Он не станет кланяться Оносу Т'оолану. Он отчаянно желает вернуться в бесчувственную пыль, навеки освободив истерзанный дух, а вместо этого стоит на месте, в окружении полуобглоданных трупов - глазницы вычищены, мягкие губы и щеки сорваны жадными клювами - и обеими руками сжимает то, что безумие жизни и смерти оставило в его распоряжении.

  И знает, отстраненно отчаиваясь, что не будет для него даров покоя и мира, ни для него, ни для других, и что даже полный распад не поможет до конца очистить душу.

  Кремневый меч в руке стал тяжелым, словно слепленным из сырой глины. Ах, если бы! Его окаменевшие кости стали казаться клеткой, сжимающей дух в тяжких объятиях.

  Когда заря принесла четвертый день, когда вопль в черепе затих, вытек песком на ветер, он поднял голову и вгляделся в ту, что так же не сдалась неумолимым призывам Первого Меча.

  Гадающая по костям клана Бролда. От Второго Ритуала, Незаконченного Ритуала. "Ах, если бы он вообще не начинался, Капля-на-Ноже, что за милое, пророческое имя". - Вот, - сказал Кальт, - искомый вами Ритуал, Ном Кала. Вот бегство, которого вы жаждали. - Он повел рукой. - Ваше бегство от... детей. Которые сумели бы в грядущие годы - годы, которые больше не ждут их - сумели бы затравить ваш род. Твоих любовников и детей. Они убили бы вас без особых размышлений. В их глазах вы были зверями. Вы были хуже их и заслужили худшее.

  - Зверь, - отозвалась она, - умирающий от рук человека, остается невинным.

  - Тогда как человек тот не смог бы похвалиться невинностью.

  - Неужели?

  Кальт Урманел склонил голову, искоса глядя на облаченную в меха женщину. - Охотники находят оправдания.

  - Им хватает нужды.

  - А убийцам?

  - Им тоже.

  - Тогда все мы обречены на бесконечность преступлений, и это вечная наша участь. И это наш вечный дар оправдывать всё свершенное. "Однако это не дар". Скажи, Ном Кала, ты чувствуешь себя невинной?

  - Ничего я не чувствую.

  - Не верю.

  - Я ничего не чувствую, потому что ничего не осталось.

  - Ну хорошо. Теперь я тебе верю, Ном Кала. - Он оглядел поле убийств. - Я думал стоять здесь до тех пор, пока сами кости не пропадут в тощей почве, не скроются под кустами и травами. Пока не пропадут следы свершенного нами. - Он помолчал. - Я так хотел.

   - Ты не отыщешь искупления, Кальт Урманел.

  - Ах. Да, именно это слово я искал. Я его забыл.

  - И снова забудешь.

  - Пожалуй.

  Они молчали до тех пор, пока солнце не скрылось, снова оставив небо Нефритовым Чужакам и разбитой луне, едва видневшейся над горизонтом. Наконец Кальт поднял оружие: - Чую кровь.

  Ном Кала пошевелилась. - Да, - сказала она.

  - Бессмертная кровь. Не пролита, но ... скоро.

  - Да.

  - В миг убийства, - продолжал Кальт, - мир смеется.

  - Твои мысли мрачны, - ответила Ном Кала, засунув обмотанную волосами дубинку в петлю за спиной. Потом она подобрала гарпуны.

  - Неужели? Ном Кала, ты знала жизнь без войн? Я отвечу. Я прожил гораздо дольше тебя и ни разу не видел мира. Ни разу.

  - Я знала мгновения мира, - сказала она, встав к нему лицом. - Глупо ожидать большего, Кальт Урманел.

  - Ты и сейчас ищешь такого мгновения?

  Она не сразу ответила: - Может быть.

  - Тогда я с тобой. Мы будем бродить в поисках мира. Этого единственного, самого драгоценного мгновения.

  - Не привыкай к надежде.

  - Нет, я привыкну к тебе, Ном Кала.

  Она вздрогнула. - Не делай так, - шепнула она.

  - Я вижу, некогда ты была красива. А теперь, из-за стремлений пустого сердца, стала красивой вновь.

  - Ты станешь терзать меня? Если так - не иди со мной, прошу.

  - Я буду молчать, идя рядом, если ты не прикажешь иначе. Погляди на нас: мы остались вдвоем. Лишенные смерти, а значит, как никто приспособленные к поиску мгновения мира. Начнем?

  Она молча зашагала.

  Как и он.

  "Помните, как танцевали на ветру цветы? Три женщины встали на колени в мягкую глину у потока, зачерпывая в ладони чистую воду и разбрызгивая ее на мягкие шкуры пран"агов, прежде чем связать. Миграция была в разгаре, бархат на рогах, и насекомые вились разноцветными облаками, порхали, словно радостные думы.

  Солнце было теплым в тот день. Помните?

  Гладкие камни вытащены из мешков, смеющиеся юнцы крутят их в руках, а кто-то раздает всем собравшимся в круг, на пир жареное мясо. День как день, обычные милые сцены.

  И крик, донесшийся с края стоянки, никого не встревожил. Три чужака приближаются с юга.

  Один из других кланов, знакомые лица. Улыбнись, встречая родичей...

  Второй крик заставил всех вздрогнуть, как от озноба.

  Я побежал с остальными. Я держал в руке лучшее копье; среди родных воинов я чувствовал себя смелым и не боялся опасности. Те, что пришли, не наши сородичи. Настоящие чужаки. Если нужно, мы изгоним их.

  Тот миг... прошу, вспомните вместе со мной. Мы стоим в ряд, а они подошли на шесть шагов. Мы всматриваемся в лица.

  Видим себя, но... нет. Небольшие отличия. Они выше и с более тонкими костями. Увешаны фетишами, ракушками и бусами из янтаря. Лица не наделены приятной округлостью лиц Имассов. Черты более резкие, вытянутые. Кадычные кости торчат из-под темных бород. Мы видели их оружие и были смущены. Мы видели изящную выделку их кож, мехов и штанов - и ощутили себя ничтожными.

  Глаза их были наглыми. Цвета земли, не небес.

  Трое жестами показали, что желают изгнать нас. Теперь это их охотничьи владения. А мы - захватчики. Помните, каково нам стало? Я глядел в их лица, в их глаза и видел истину.

  Для высоких незнакомцев мы - ранаги, мы - бхедрины, мы - пран'аги.

  Убив их, мы ничего не изменили. Кровь на оружии заставила колени подгибаться от ужаса. Прошу, умоляю - вспомните. Это был день, когда началось умирание мира. Нашего мира.

  Расскажите, что помните ВЫ, стоявшие перед обрюзгшими дикарями с тупыми лицами, перед жалкими личностями с красными и белыми волосами. Расскажите, что ощутили, как вознегодовали, когда мы не стали прятаться, но с неистовством порубили вас.