Трон тени - Векслер Джанго (чтение книг .txt, .fb2) 📗
— Он без ума от тебя. — Сот нагнала Расинию и пошла с ней рядом. — И может стать опасным, если ты подпустишь его чересчур близко.
— Знаешь, — сказала Расиния, — учитывая все, во что мы ввязались, влюбленный Бен — это самый маленький повод для беспокойства. Или ты не согласна?
Сот нахмурилась, но промолчала. И повела Расинию в проулок за таверной, где ждал их городской наемный экипаж. Кучер при виде них почтительно приподнял шляпу, но Сот, не обратив ни малейшего внимания на эту учтивость, ловко впрыгнула в повозку и, повернувшись, помогла Расинии забраться внутрь. Затем она постучала по стенке. Щелкнули поводья, и лошади тронулись с места.
Экипаж был далеко не новый, а потому поездка сопровождалась тряской и грохотом по булыжной мостовой. Расиния вновь ощупала сумку, просто чтобы убедиться, что та на месте, — беспокойство Фаро передалось и ей. Все–таки это уйма денег. Знай кто–нибудь, что они затеяли, содержимого сумки вполне хватило бы, чтобы толкнуть его на убийство… или хотя бы на попытку.
— Меня беспокоит, надежно ли мы прикрыли Дантона, — после долгого молчания вдруг сказала Сот.
— Не думаю, что его захотят убить, — отозвалась Расиния.
На самом деле мысль об этом уже давно преследовала ее. Дантон исполнял свою роль охотно, но ведь никто не спрашивал у него, хочет ли он на самом деле быть причастным к заговору.
Он сейчас слишком известен. Если его арестуют или кто–то вздумает в него стрелять, это наделает больше шума, чем любая его речь. Собственно, этого мы и добивались, когда устраивали ему публичные выступления.
— Я беспокоюсь не о Дантоне, а о нас. Очевидно, что Дантон лишь чья–то марионетка, так что Орланко станет искать того, кто дергает за ниточки.
Я думала, от его внимания нас должен уберечь твой трюк с посыльными.
После того как в гостиничный номер Дантона и обратно непрерывным потоком потекли десятки посыльных в форменных тужурках, проскользнуть с этим потоком в гостиницу не составляло труда, так что заговорщики могли приходить и уходить когда угодно, не опасаясь слежки.
Сот пренебрежительно отмахнулась:
— Долго это прикрытие не продержится. Слишком заметно, что нам есть что скрывать. Будь уверена, герцог отыщет способ разузнать правду.
— На долгий срок мы и не рассчитывали, — сказала Расиния. — Пусть продержится столько, сколько нужно. Отец угасает с каждым днем.
— И тем не менее…
Громкий плеск снаружи заглушил голос Сот. Они ехали по Старому тракту, к югу от Дна, далеко огибая пересеченный мостами участок реки в районе Острова. Южнее Университета дорога проходила через Старый брод — широкую полосу мелководья, где река местами доходила лишь до лодыжек пешего путника. С годами брод сделали удобней, выложив дно реки плоскими каменными плитами, которые образовали подобие перемычки. Большинство речных судов приходилось волоком переправлять через эту преграду, что отнимало изрядно времени, и, согласно легенде, именно здесь зародилось селение, которое позднее разрослось в город Вордан.
За бродом простерся Старый город — мешанина бревенчатых и оштукатуренных лачуг, беспорядочно пронизанная кривыми запутанными проулками. Здесь нелегко было отыскать дорогу и при свете дня, что уж говорить о ночном времени! Кучер, однако, явно был мастером своего дела, и их повозка, едва покинув брод, прибавила скорости и уверенно углубилась в лабиринт извилистых улиц.
Расиния глянула на Сот.
— Хорошо. Ты обеспокоена. Что ты собираешься предпринять?
— Пообщаться накоротке кое с кем из соглядатаев Орланко.
Расинию передернуло. «Пообщаться накоротке» в устах Сот, как правило, означало «из реки выловят расчлененный труп».
— Разве это не насторожит герцога?
— Мы его уже насторожили. А после сегодняшней ночи он станет вдвое настороженней. Я хочу дать ему по рукам, чтобы в следующий раз хорошенько подумал, прежде чем их куда–то запускать.
— Что ж, безопасность — твой конек.
Расинию с самого начала поражала наивность остальных участников заговора. Наверное, сама она была чересчур подозрительна или слишком хорошо знала Орланко. Бен и Мауриск, судя по всему, считали, что, если пользоваться фальшивыми именами и обсуждать все важное шепотом, никакая слежка будет им не страшна. Расиния могла поклясться, что без регулярного вмешательства Сот вся их компания давно бы уже оказалась в Вендре.
— Делай, что сочтешь нужным, только будь осторожна.
— Уж кто бы говорил! — фыркнула Сот.
Экипаж резко остановился, и кучер постучал по стенке снаружи, подавая знак, что они прибыли. Расиния распахнула дверцу и, спрыгнув на мостовую, оглянулась на Сот:
— Где ты будешь?
— Где–нибудь. — Сот неопределенно повела рукой. — Поблизости, если вдруг понадоблюсь.
— Постарайся воздержаться от поспешных действий. Нельзя допустить, чтобы эта затея стала неуправляемой. И… — Расиния помедлила, колеблясь. — Если и в самом деле что–то пойдет не так, помни, что первой надо спасать Кору.
Сот скривилась, но возразить ей было нечего.
«В конце концов, меня она всегда сможет выловить потом из какой-нибудь сточной канавы. Кора — другое дело».
Сот кивнула, и Расиния повернулась к дому, у которого высадил их кучер.
По меркам Старого города, здание было большое: двухэтажное, в несколько раз длиннее обычного дома. Окна его когда–то были застеклены, ио с тех пор минуло немало времени, и сейчас оконные проемы были забиты досками либо затянуты просмоленным холстом. Каменные стены и бронзовый двойной круг над входом указывали на то, что это церковь. Кое–где над водостоками торчали облезлые статуи, вполне вероятно, изображавшие святых — до того, как местная детвора повадилась обстреливать их камнями.
Высокие створки парадного входа оказались наглухо заперты, зато дверь черного была гостеприимно приоткрыта, и из проема в темноту улицы струился теплый оранжевый свет. Расиния двинулась туда, внимательно глядя под ноги: грунтовые улочки Старого города, как правило, щедро усеивали комья лошадиного навоза. Подойдя ближе, она различила доносящееся изнутри пение. Пели несколько человек — небезупречно, но весьма воодушевленно.
— Церковь — Третья церковь Милости Кариса Спасителя, как гласили почерневшие металлические буквы на двери, — была владением миссис Луизы Фельда. Ее супруг, отец Фельда, возглавлял прихожан Третьей церкви больше сорока лет. Формально он и сейчас являлся главой прихода, хотя с возрастом ослабел и уже не мог трудиться с прежней энергией. Когда он оказался прикован к постели, жена приняла его обязанности и со временем стала управлять всеми делами прихода.
Миссис Луиза Фельда, дородная темпераментная особа, казалась великаншей рядом со своим усохшим от старости супругом. Все то время, которое оставалось от забот о его нуждах, она употребляла на то, чтобы нести обитателям Старого города свои представления о милости Кариса, — насколько позволяли ее средства. Это были постели для больных и отчаявшихся, помощники для тех, кто уже не в состоянии сам обиходить себя, и горячая пища для всех, на кого хватало провизии. Расиния часто думала о том, что городу жилось бы гораздо лучше, будь в нем больше таких священнослужителей, как миссис Фельда.
Кора выросла здесь — замурзанной крошкой ее приютили в церкви и приставили помогать хозяйке, стирать постельное белье и менять повязки. Став постарше, она пошла работать внештатным посыльным на Бирже, за гроши разносила десятки писем, прислушиваясь и присматриваясь к тому, как бурлит вокруг деловая жизнь страны. Там–то и отыскала ее Расиния в те далекие дни, когда все только начиналось, когда у нее самой не было четкого плана — только смутные идеи да жгучее желание сделать хоть что–нибудь…
Она покачала головой и шагнула через порог. Внутри церковь представляла собой одно громадное помещение — все дощатые внутренние перегородки давным–давно выломали, обнажив массивные несущие балки, подпиравшие крышу. Тут и там занавесками были выгорожены небольшие закутки, чтобы создать некое подобие уединения. Спальные тюфяки тянулись вдоль боковых стен и занимали почти половину свободного места в одном конце здания; в другом располагались громадный очаг с котлом и стол, за которым без труда уместились бы два десятка едоков, уставленный грудами немытой разномастной утвари. Перед очагом стояло несколько человек, они–то и устроили импровизированный концерт. Сейчас церковный гимн во славу Кариса уже сменился скабрезной песенкой о юнце, что никак не мог отыскать свою поясную пряжку. Слов песни — хвала Карису — было не разобрать.
