Воспитанник орков. Книга вторая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич (бесплатные онлайн книги читаем полные txt, fb2) 📗
Отойдя подальше, старый орк отправил молодого собирать хворост, а сам принялся самозабвенно щипать курицу, ловко орудуя одной рукой, а потом принялся разделывать тушку, жарить ее на костре, переворачивая то так, то эдак, посыпая то солью, то какими-то специями (не иначе, вытащил их из своего ящичка со снадобьями?). Вожделенно поглядывая на зарумянившуюся тушку, Буч сказал:
— Курочки хочу, сил нет. Во, где твоя каша!
Да еще и рубанул себя ладонью по горлу, показывая, где у него засела каша!
Данут обиделся:
— Ишь, зажрался. В следующий раз сам будешь готовить. Или, лопай свое сушеное мясо с сухарями.
— Да ладно тебе, — похлопал орк культей по плечу парня. — Кашу ты неплохую варишь, только крупу надо кипятком обдавать, горечь уходит.
Тьфу ты! А ведь, сто раз себе о том говорил, а опять...
— Так и приедается, пшенка-то. Ты меня все время пшенной кашей кормишь. На ветку хочется залезть, зачирикать.
— Мог бы другую крупу взять. Кто тебе мешал? — возмутился Данут.
Хотел в знак протеста сварить кашу, но пшенка и его изрядно достала, а кура так аппетитно пахнет... И рот наполнен слюной, а глазки уже поедают эту великолепную птицу! (И плевать, что у нее и мясо, и кости черные!).
— Так никто не мешал, — согласился Буч, потыкав в куриную тушку ножом. — Во, готова!
Птица, хотя и была огромной, но умяли ее в два счета. Почувствовав приятную тяжесть в животе, Данут решил поговорить.
— Буч, а можно тебя спросить?
— Спрашивай.
— Ну, а если мой вопрос будет тебе неприятен?
— Если вопрос будет неприятен, так и скажу. Но если хочешь поговорить о Слети, мой ответ — нет.
— Что — нет? — оторопел Данут.
— Без разницы — что бы ты не спросил, мой ответ — нет.
Данут с минуту «переваривал» слова старого орка, но, коль скоро о дочери Буча он говорить не хотел (Да что уж там, просто боялся услышать резкость от отца девушки, с которой он был близок.), спросил именно то, что его интересовало:
— Хотел спросить, а каково тебе было в Юдоли? Сверху и снизу лед, а ты должен работать! И так, десять лет?!
— Добавь еще к этому, что на мне были кандалы, а пищу давали только тогда, если ты выполнишь дневную норму, а медь приходилось вырубать вместе со льдом, но в расчеты входила лишь медь. Каждый вечер покойников выносить приходилось. Кто от голода помер, кто от холода, а кто просто руки на себя наложил. И жить трудно, и помирать тяжко.
— Как же ты выжил? — развел Данут руками. — Это ж, уму непостижимо!
— А я льдом любовался, — ответил Буч. Отыскав на куриной ножке немного мяса, с удовольствием принялся его отгрызать.
— Любовался льдом? — растерянно вымолвил Данут, сам выросший среди льда. Ну, не то, чтобы на берегах моря Вотрон круглый год был лед, но с октября по апрель — точно. Лёд — он лед и есть, что на него любоваться?
— Любовался, — подтвердил старый орк. Грустно осмотрев ножку и, не найдя ничего достойного, кинул обгрызенную кость в костер. Посмотрев на Данута, усмехнулся:
— Наши бараки сверху были, а работать каждое утро в ледяные тоннели водили. Так вот, пока шел, я на ледники смотрел. Там ледники — как хрустальные дворцы, а неподалеку — замерзшие водопады! Представляешь? Когда-то вода текла с горных отрогов, а тут вдруг замерзла! Ледяной водопад спускается в ледяное озеро! Ты даже не представляешь, как это красиво! А снег на вершинах? Такой нежный, пушистый. Такого чуда я никогда не встречал.
— М-да... — протянул Данут. Чего-чего, а подобных откровений от старого воина он не ожидал. Скажи кому, что старый Буч любовался льдом — не поверят.
— Я, как мы с каторги убегали, оглянулся в последний раз, понял, что красота меня и спасла. Пока ты в неволе, нужно чем-то голову занимать. Если ты лишь о свободе думаешь, можешь ошибку сделать. Бывало, народ так на волю рвался, что на охрану бросался, или на изгороди, которые маги зачаровывали. Наткнешься на нее, сам в лед превратишься. Хуже, если ты себя жалеть начинаешь. От жалости к самому себе недалеко от отчаяния, а отчаянье — первый шаг к смерти. Поэтому, коли тебя в тюрьму посадят — тьфу, тьфу, ты думай, как на волю выйти, и чем еще свое время занять.
— А как ты с каторги убежал? — заинтересовался Данут. — Разве тебя не выкупили, или не обменяли?
— Ну, скажешь тоже! — усмехнулся Буч. — Выкупали и выменивали лишь фолков да гоблинов. Как сейчас помню — фолка оценивали в двадцать векшей. На каторге все расы были — и фолки, и мы, и гномы, даже один гоблин. Его семья выкупить хотела, но за него цену заломили — тысячу векшей! По тем временам — несусветные деньги. А мы, да гворны, никогда никого не выкупали и не выменивали. Я бы сам себе горло порвал, если бы мне такое предложили. Мы с друзьями побег пять лет готовили — оружие припасали, еду. Гворны, они ж очень рукастые, что хочешь сделают. Кирки да лопаты охрана каждый день проверяла, а гномы из кусочков руды ключи сотворили, кандалы поснимали. А кандалами, ими можно как боевым цепом работать! Смотрели — как у фолков посты устроены, сколько охраны. Ну, а потом, как водится — взбунтовались, кандалы сняли, охрану перерезали. Восстало нас около тысячи — половину охрана перебила. Потом, конечно же, нас ловили. В общем, двадцать осталось, кто спасся. Как сейчас помню — осталось пять фолков, да десять орков, четыре гнома и гоблин — тот самый, за которого тысячу просили. А кто до сегодняшнего дня дожил, не ведаю. Да, а тот гоблин, он нам всем сильно помог. Он не кайлом махал, а учетчиком был, нормы записывал. Нам казалось, такая сволочь, всегда все правильно взвешивал, никогда послабления не делал, а он умудрился два боевых топора украсть, да еще и половину свиной туши где-то нашел. Если б не эта туша, мы бы с голоду умерли, или бы друг дружку жрать стали! У гоблина этого, друг был, из фолков. Он тоже спасся. Забавно, раньше никто не слышал, чтобы гоблины с кем-то дружили, а вот, поди же ты.
Услышав о дружбе гоблина и фолка, Данут слегка напрягся. Может, просто совпадение, но действительно — часто ли гоблины дружат с фолками?
— Буч, а ты не помнишь, как звали гоблина и фолка?
— Подожди, сейчас вспомню, — задумался Буч. — Все-таки, тридцать лет прошло.
Немного подумав, старый орк сказал:
— У гоблина имя сейчас точно не вспомню — у них они трехэтажные, хрен выговоришь. Что вроде Альц-Гем и еще чего-то... А фолка Спаклем звали. Имя это, или фамилия, не знаю.
— Дела, — хмыкнул Данут. — Гоблина звали, то есть, зовут, господин Альц-Ром-Гейм, а фолка звали Робертин Спакль. Его самого уже в живых нет, но дочка осталась, Робертина Спакль. Тина.
— Тина — это твоя жена? — спросил Буч. — Мне дочь говорила, но я мимо ушей пропустил. Значит, ты зять того фолка, с которым я с каторги бежал?
— А гоблин был воспитателем Тины, пока она замуж за меня не вышла.
Похоже, Буч, если и удивился такому совпадению, то не особо. Чего только в жизни не бывает. Зато Данут понял, отчего гоблин любит девушку, словно родную дочь. Он, оказывается, вместе с ее папой на каторге был. А ведь говорили, что они были деловыми партнерами. Впрочем, что мешало им после каторги стать ими? А ведь Альц-Ром-Гейм о своем пребывании на каторге ни разу не вспоминал. Любопытно, как он там оказался? Может, поддельные векши делал, или кого-то из вкладчиков обманул?
— Буч, а за что Альц-Ром-Гейм и Спакль на каторгу угодили? — поинтересовался Данут.
— Не знаю, — пожал старый орк плечами. — На каторге не принято спрашивать, за что ты туда попал. Да и кому это надо? То, что до каторги было, никому не важно. Важно, кем ты в руднике был.
После таких слов около костра воцарилось молчание. Молча сидели, уставившись на костер, потом Буч спросил:
— Как там твоя подружка с кисточками, посылы не шлет?
Прислушавшись к себе, к шуму леса и, не ощутив никаких образов, Данут помотал головой.
— Ну, коли рыська молчит, боятся нечего. Спать будем, или еще поговорим?
Спать Дануту еще не хотелось, он бы с удовольствием поговорил со старым воином. О войне, о былых временах, о магах! Дануту довелось встречаться лишь с некромантами, о которых у него были плохие воспоминания, но был наслышан и о добрых волшебниках. Парень уже открыл рот, как из-за деревьев послушался голос:
