Нигредо (СИ) - Ершова Елена (книги онлайн без регистрации .txt) 📗

— Не-ет! — Эржбет зарыдала пуще прежнего, пряча лицо в складках материнского платья. — Не нужны никакие подарки! Ты нужна!

Подбежавшая гувернантка схватила девочку за плечо:

— Элизабет! Ведите себя достойно, как подобает принцессе!

— Дайте ей попрощаться с матерью, ради Бога! — не выдержал Генрих.

Его и самого колотило, шаги давались с трудом. Гувернантка растерянно отступила, глядя на Генриха с тем едва уловимым чувством, которое — не будь он кронпринцем, — можно было принять за опасение, а то и гадливость. Он понимал, что выглядит совершенно неприлично — в расстегнутой сорочке, встрепанный и больной. Должно быть, от него все еще несло алкоголем. Должно быть, его здесь вовсе не ждали, надеясь ускользнуть незаметно, без лишних прощаний и слез, как и происходило всегда.

Не дойдя до матери пары шагов, Генрих остановился, пряча за спиной стиснутые кулаки, чтобы не взять ее за руку, не задержать, не причинить боль.

— Ты уезжаешь из-за меня, да? — продолжала хныкать Эржбет. — Прости, мамочка! Я буду хорошей! Я больше никогда-никогда не упаду с лошади!

— Вовсе не из-за тебя! — матушкин голос срывался, она тоже дрожала — от тревоги? нетерпения? Хрупкая, воздушная, неосторожно тронь — и рассыплется в пыльцу; ее подхватит ветер и понесет над просыпающимся Авьеном, все дальше от Ротбурга, от трона, от навязанных приличий и неприятных людей — в далекие земли, куда она всегда так жадно стремилась.

— Останьтесь еще на неделю, — попросил Генрих, слишком хорошо зная, что просьбы не будут услышаны. Матушка отстранилась от дочери. Она уже искала пути к отступлению: вот занесли последний чемодан, вот кучер вскочил на козлы.

— Не могу…

— На пару дней.

Он шагнул вперед, она отошла:

— Нет, Генрих.

— Хотя бы до вечера!

Еще два шага, а матушка отодвинулась на четыре.

— Я не могу, пойми! Вся эта нездоровая обстановка… покушение… Ах, Господи! Это было ужасно! Перед глазами до сих пор тот человек… и огонь!

— Вы боитесь меня? — прямо спросил Генрих.

— Я люблю тебя, — пролепетала она, отчаянно отводя глаза. — Тебя, и Карла Фридриха, и малышку…

Он так и не сказал вчера самого важного, а теперь не скажет никогда.

Непреодолимая сила вновь отрывала ее от дома и семьи, от Генриха. А он даже не вправе взять ее за руку, чтобы попрощаться!

— Я могу… — с усилием выдавливая слова, заговорил он, — вынудить вас остаться! — и все-таки стиснул ее ладонь, дрожа от отчаяния и злости. — Надолго… может, навсегда… или пока я не расскажу, наконец, о чем-то важном.

— О чем, дорогой?

Об алхимической лаборатории в катакомбах. О крови Спасителя, из которой рано или поздно он дистиллирует эликсир жизни. Вы будете гордиться, мама!

Она ждала, подрагивая в ознобе, и взгляд был прозрачным и пустым, блуждающим где-то далеко-далеко отсюда, где не было места насущным проблемам и нелюбимым детям.

— Я хотел… — глотая вязкую слюну, проговорил Генрих. — Хотел сказать… возможно, к Рождеству я смогу поздравить вас с будущим внуком.

И опустил безвольно поникшую руку.

— О, милый! — смягчаясь, ответила матушка. — Я буду счастлива! Пусть Ревекка бережет моего любимого мальчика.

Мягкое прикосновение ее ладони опалило щеку. Генрих вскинул голову, отстраняясь:

— Езжайте. Пока я не передумал.

Она отпрянула и впорхнула на подножку кареты. Кучер прищелкнул кнутом, и лошади перешли на легкую рысцу.

— Не уезжай! Нет, нет! — вывернувшись из рук гувернантки, Эржбет бросилась наперерез.

Женщина закричала — пронзительно, резко. Генрих увидел ее искаженное страхом лицо. Увидел тени, черными лезвиями располосовавшие хрупкий силуэт. Хрипящие морды лошадей.

Одним прыжком преодолев расстояние, Генрих схватил сестру в охапку, прижал к груди, спиной чувствуя ветер от пролетевшего мимо экипажа. В окне — точно в картинной раме, — белело лицо императрицы.

— Все хорошо! — задыхаясь, проговорил Генрих, не заботясь, слышит ли его матушка, слышат ли его слуги. — Не надо, Эржбет. Пусть уходит. Прочь отсюда! Прочь…

Черная клякса экипажа качнулась в последний раз и скрылась за поворотом.

Теперь уже точно все.

Он уронил руки, и Эржбет с плачем подхватила гувернантка.

Генрих вытер пот рукавом.

Воздуха не хватало. В подреберье разрасталась дыра, из которой мучительно медленно — капля за каплей, — вытекала душа.

Все начинается с распада.

С дробления целого на части.

С потерь: каждый раз — как в первый.

— Томаш! — Генрих ввалился в комнату и рванул душащий воротник. — Принеси мне морфия. Живее, морфия! Я не могу дышать.

— Ваше высочество! — голос у камердинера испуганный и ломкий, глаза оплавлены тревогой. — Ваша матушка не велела…

— Она уехала, — тоскливо ответил Генрих, грузно опускаясь на кушетку и блуждая взглядом по гостиной. — Сбежала, как всегда. И у меня снова разыгралась мигрень.

— Но это ведь очень опасно!

— Мне все равно, — тяжело дыша, Генрих привалился к столу пылающим лбом. За височной костью дробно отстукивал пульс, в груди саднило. — Уж лучше такое лекарство, чем вовсе ничего. Будет спрашивать жена — пошлите к черту.

— Ваше выс…

— К черту! — закричал Генрих, комкая бумагу — глупые доказательства глупых посланий. Листы вспыхнули, закрутились в хрусткий рулон. Побелев, Генрих загасил рукавом огонь, и задрожал от внутреннего напряжения. — Быстрее, Томаш! Я не в силах терпеть!

— Ох, нечастное мое дитя! — камердинер подержал ладонь на весу, точно хотел коснуться плеча Генриха, может, успокоить его. — Как бы мне хотелось… — но, поймав опустевший взгляд, уронил потертую голову. — Простите, ваше высочество. Я не вправе ослушаться.

Генрих заскрипел зубами, давя рвущийся стон. Хлопья пепла, подхваченные его дыханьем, закружились, словно умирающие мотыльки, и те, другие — неподвижные, пришпиленные к стенам, — следили за бестолковым полетом пепла, и тоже хотели улететь.

Как можно дальше отсюда, вслед за сбегающей императрицей. Но куда убежать самому Генриху? Его путь — шприц для подкожных впрыскиваний и двухпроцентное счастье в склянке.

Руки противно дрожали, набирая раствор. Но Генрих сделал все быстро.

Глава 6. Вознесем сердца!

Особняк барона фон Штейгер, Лангерштрассе

— По-видимому, нервное истощение, — сказал после осмотра медик. — Принимайте бром.

Марго послушно проглотила микстуру, и горло полыхнуло огнем.

Она не помнила, как добралась до особняка. Не помнила, как ее раздевала Фрида. Зато хорошо помнила пламя — оранжевый нимб, охвативший голову мужчины, — и страшные вопли, и запах паленых волос.

Ее трясло в лихорадке. Сознание соскальзывало в багряную муть, где владычествовала Холь-птица: вспорхнув с Авьенского герба, она следила за Марго янтарными глазами Спасителя.

И он же, безоблачно улыбаясь, глядел с портрета.

— Убе… ри, — на выдохе простонала Марго.

Тень взметнулась, склонилась над ней и превратилась во Фриду.

— Баронесса! Вам худо? Ах, Господи! Я тут молюсь за вас!

На лоб налипло мокрое полотенце. Марго попыталась слабо отпихнуть его рукой, но сил не хватило.

— Мне это… не помогает, — с досадой выдавила она. Где-то слышала эти слова? Не вспомнить, собраться бы с силами… — К тому же, он не настоящий… Спаситель совсем не такой!

— Какой же, фрау? — удивилась служанка.

— Другой, — туманно ответила Марго, вновь погружаясь в горячечное беспамятство. — Он наизусть читает «Иеронимо»… считает, будто Авьен похож на заводную игрушку и совсем… не умеет воскрешать мертвецов!

А еще он мог испепелить ее одним прикосновением. Или поцелуем. Да, во всем виноват проклятый поцелуй! Он выжег Марго гортань и сердце, оставив в груди щемящее чувство страха, смятения и чего-то еще, волнующего и темного.

— Ах, Господи! — слышался расстроенный голос Фриды. — Воскрешать мертвецов? Чего не хватало! Вы больны, фрау, извольте еще брома?