Там, где нас не ждут - Москаленко Юрий "Мюн" (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
— Кара тарм парам? — прокрякала эта морда мне в лицо, при этом чуть встряхнув за загривок.
— Слышь ты, обезьяна: аккуратней, убьешь ведь ненароком… — чтобы не молчать, полузадушенно промычал я в ответ; ведь будешь молчать совсем — озвереет точно.
Мой ответ его смутил, даже в темноте было видно, как выкатил он глаза.
— Кар пара пап?.. — удивленно проблеял он.
На этот вопрос я просто пожал плечами.
Хватка ослабла, а затем и нож этот индюк убрал от моей шеи.
Гад, он начал меня лапать, то нежно проводя ладонями по лицу, то пытаясь перевернуть на спину, щипал за зад.
Убью, тварь… дай только шанс — на ремни порежу.
Парень решил форсировать события. Отстранившись от меня, придерживая правой рукой меня за плечо, принялся стягивать правый сапог, помогая одновременно левой ногой и левой рукой. Эквилибрист, блин, так раскорячился, уму непостижимо. Снял гад, все-таки сапог, но откидывать в сторону не стал. Оставил тут же около себя и принялся снимать левый. Левый сапог упирался как мог, и битву за снятие выигрывал всухую. Этот балбес начал психовать, ругаться на своем языке и, в конце концов решив, что никуда я денусь, отпустил мое плечо, свою лапу отправив на битву с сапогом.
Я очень надеялся, что мне попался настоящий воин, и небольшой рост заставляет его использовать любое метательное оружие, и чем такого больше, тем лучше. Многие воины использовали сапоги в качестве хранения дополнительных ножей. На Руси, в древности, такой нож назывался засапожник.
«Любовничек» все воевал с сапогом. Ей-богу, если грохну этого гада, сапоги расцелую. Улучив момент, когда вражина отвлекся и не обращал на меня никакого внимания, я осторожно придвинулся к одиноко лежащему предмету обуви и засунул в него руку.
Есть!
Я никогда не был так счастлив. Вытащил руку — великолепный, хоть и неказистый, но такой нужный нож, небольшой — сантиметров десять.
Я вооружен. Да, но куда бить и как? Я не здоровый мужик, и силы, чтобы вогнать это произведение искусства неизвестного мастера в накачанное тело воина, у меня просто нет. Что делать, что?
Крик ликования раздался слева по соседству. Повернув голову, это чудо радостно рассматривало меня, предвкушающе облизываясь и при этом энергично скидывая штаны.
Невтерпеж бедняге, надо успеть использовать последний аргумент, а то черт знает, чего от него можно ждать?
Бедолага вскочил на ноги как наскипидаренный, схватил меня за шиворот, ловкой подсечкой поставил на колени и попытался придвинуть мою голову к своему стручку.
— Отрежу на хрен и засуну тебе в рот! — в бешенстве прокричал я, отвлекая его внимание от положения моих рук и пытаясь незаметно вытащить из-под колена нож.
При этом моя голова находилась чуть ниже его вздыбленного члена. Увидав это, он расставил ноги пошире, чуть присев, и запрокинул голову назад, приготовившись получать райское наслаждение.
— На, любитель сладенького, получи!
Взявшись за рукоять ножа двумя руками, резким движением снизу вверх вогнал лезвие точно под яички, одновременно резко упав на правый бок.
— А-а-а! — дикий крик сверху музыкой отозвался в моих ушах.
Горе-любовник немного постоял, потом упал на колени, постоянно подвывая, а затем завалился в мою сторону, я еле успел откатиться. Смотреть на него было одновременно и страшно, и радостно. Мысль о том, что и я бы через некоторое время вот так же орал, вызывала целую волну неприятных мурашек по телу…
Все это лирика, а вот валить отсюда надо как можно скорее и кончать эту гниду — тоже. Он один видел меня и может все рассказать тем, кто его найдет. Я надеялся, что его громкий крик потонул в том гвалте, что творится на стоянке с остатками каравана. А мне надо действовать.
Прислушался, не идет ли кто в нашем направлении. Ну не разведчик я и определять по шорохам ночного леса передвижение по нему людей не умел ни раньше, ни теперь. Да и шум, доносившийся со стоянки, заглушал все остальное, гулянка была в полном разгаре, крики и стоны жертв пробирали до костей. Сбросив оцепенение, я двинулся к вещам, мило предоставленным моим воздыхателем, который в данный момент выл себе в сторонке.
Присев рядом с вещами, задумался…
Куда я попал — непонятно. Обмозговывать это времени особо не было: выплеск адреналина, шок от всего происходящего, по сути, первое убийство собственными руками не оставили места лишним мыслям. Стоящая перед глазами картина вертела над костром мгновенно подняла волосы дыбом. Ладно, хватит мандражировать, пора уносить ноги. А в ночном лесу это делать — еще то удовольствие. Я никогда ранее не шлялся по ночным лесам без фонарика или факела, да и с ними тоже. Но надо уйти отсюда в любую сторону, и желательно подальше.
Итак, что мы имеем?
Малец метр с кепкой, худенький, щуплый, одет в какой-то мешок с дыркой для головы и с длинными рукавами, материал на ощупь — простая мешковина. Штаны широкие (наверное, шили на вырост) с веревочкой вместо ремня, ноги босые.
Что мы имеем от нашего сердечного друга?
Кожаная безрукавка, выделка неплохая, штаны тоже кожаные, но поплотнее будут, погрубее, рубашка типа испанка… воняет, правда, от нее. Потер пальцами: ну не текстильщик я, но вроде типа шелка или качественного хлопка, а откуда он здесь? Из нижнего белья — панталоны, смешные, на завязках: была бы другая ситуация — поугорал бы. Ремень классный, широкий, с массивной бляшкой, с какими-то небольшими кармашками и отделами, и в них что-то лежит. Так, дальше; отдельно лежит то ли рюкзак, то ли заплечный мешок. Я попробовал его приподнять — ну так, тяжеленький, копаться в нем ни времени, ни желания нет. Позже. Из оружия топорик вроде томагавка, чуть больше домашних кухонных топориков, и даже не один, а два: видимо, они за пояс затыкались. Пустые ножны от тесака, коим мне чуть голову не отпилили.
Так, а это что? Какие-то веревочки, ремешочки…
Подтянул к себе.
Ого! Перевязь метательных ножей, коих там аж четыре штучки.
Ну, пока неплохо.
Да, а где же мои обожаемые сапоги, я ведь обещал расцеловать и облизать их, родненькие… Вскочив на ноги, бросился в сторону подвываний и стенаний. Но остановился как вкопанный.
А ведь надо добить, и сделать это обязательно. Смогу ли я хладнокровно его прирезать? Я прежний — смог бы, и легко, а теперь?
Но доносившиеся со стоянки крики боли и отчаяния придали решительности, и наступило злое спокойствие.
Да он такая же скотина, как и они. Что бы он со мной сделал? Меня передернуло.
Подобрав сапоги, нежно их погладил, каждый поцеловал, засунул руку в голенище левого сапога… ага, тут и брат-близнец моего спасителя. Вернулся к вещам.
Надо на что-то решаться, слишком много времени прошло.
Несмело поднял топорик.
Тяжеленький, ну, может, с килограмм, даже меньше. Махать им мне неудобно, а дело делать надо. Нерешительно, маленькими шажками, поплелся к месту преступления.
Жертва собственной педофилии лежала на правом боку, поджав к животу колени и обхватив их руками. Он тихонько выл на одной ноте, и даже при таком освещении видно было, что его колотит. Страх сковал меня, я остановился и боялся пошевелиться.
Может, пусть сам загнется? Да, а утром орать начнет, его найдут, а потом и тебя. Сейчас пожалеешь его, потом тебя жалеть не будет никто, съедят, и не подавятся. Ну же, давай, это как с парашютом прыгать, главное — сделать первый шаг.
Вдруг со стоянки каравана раздался очень громкий женский крик и следом за ним — раскаты смеха нескольких луженых глоток.
Уроды… Я стоял спокойный как удав. Только ярость бурлила внутри меня, как вулкан, грозясь разорвать. Взявшись поудобнее за топорище двумя руками, я аккуратно приблизился к цели.
Бить надо по шее, резко и главное точно, иначе крик — а он тогда точно будет — могут и услышать.
Встав сзади несчастного, в шаге от его головы, глубоко вздохнул, примерился, почти касаясь лезвием топора шеи.
«Сейчас или никогда».
Поднял топор. Напрягся — и резко, со всей силы, опустил. Раздался противный чавкающий звук, бедолага захрипел, задергался… я выпустил топорище и отпрыгнул назад.
