Дом с привидениями - Романова Галина Львовна (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Девочка распахнула дверь.
В противоположном конце коридора возле спальни ее родителей толпились незнакомые люди – все в мундирах и сюртуках. Дверь в комнату была распахнута. На пороге всхлипывающая кухарка что-то рассказывала незнакомому человеку в синей форме городового.
– Мавра Игнатьевна? – позвала девочка. – А что слу…
Слова замерли у нее на губах – кухарка глухо вскрикнула и бросилась к ней. Обняла большими мягкими руками, прижала к переднику и зарыдала в голос.
– Бедная ты моя, несчастная, – слышалось сквозь рыдания.
Девочке стало страшно. Защипало в носу, горло перехватило.
– Мама? Где мама?
Мавра Игнатьевна запричитала громче.
– Позвольте, – городовой оказался рядом, – ты кто? Дочка? Как тебя зовут?
Девочка взглянула в пронзительные глаза чужого человека.
– Анна, – тихо прошептала она. – Анна Рита…
Папе не нравилось такое имя. «Либо Анна, либо Маргарита! – говорил он. – И никак иначе!» Но мама настояла на своем. Тем более что ее фамилия была самой для этого подходящей – Сильвяните.
– Это дочка… их, – всхлипнула кухарка.
– Понятно, – протянул городовой. – Скажи, ты ночью что-нибудь слышала?
– Слышала, – кивнула она.
– А что? – Мужчина подобрался, достал откуда-то блокнот и карандаш, приготовившись записывать. – Расскажи.
– Я слышала, – Анна Рита посмотрела на соседку, потом попыталась из-за спин взрослых увидеть, что происходит возле спальни родителей, – голоса. И шаги. По дому кто-то ходил.
– Чьи голоса?
– Мамы, папы и… – Она осеклась, не зная, стоит ли говорить про него. – Не знаю.
– Незнакомый голос?
– Да.
– Мужской или женский?
– Не знаю. – Девочка ни разу не задумалась над этим и впервые растерялась, отвечая на вопросы. – Слишком тихо говорили. Я не знаю, о чем…
Мавра Игнатьевна всхлипывала и время от времени что-то шептала прерывистым дрожащим шепотом.
– А кто ходил?
– Не знаю. Я лежала тихо-тихо…
– И в комнату к тебе никто не заходил?
Анна Рита помотала головой.
– И ты сама не выглядывала и ничего не видела?
– Нет. Я… испугалась.
– Хорошо. – Городовой выпрямился, убрал блокнот, в который записал всего одно или два слова, и неловко погладил девочку по голове, кивнув кухарке. – Можете отвести ее на кухню и накормить. А ты, – он задержал ладонь на растрепанных со сна волосах девочки, – если что-то вспомнишь, обязательно расскажи.
Женщина взяла девочку за руку, но Анна Рита вырвалась:
– Я хочу знать, что случилось с мамой и папой!
Мавра Игнатьевна посмотрела на городового и вдруг тоненько завыла, кусая платок. Это было жутко. Так жутко, что Анна Рита молнией сорвалась с места и кинулась бежать в распахнутые двери спальни родителей.
Закричали взрослые: «Ребенок! Держите! Не пускайте!» Но девочка ловко увернулась от пытавшихся задержать ее рук, проскочила у кого-то под боком, кого-то отпихнула, врезавшись в живот, у кого-то еще протиснулась между ног – и замерла.
Мама лежала на постели, закрыв лицо рукой, словно не хотела видеть чего-то ужасного. Из-под локтя был виден только разинутый рот. Вторая рука тянулась к горлу – скрюченные пальцы вцепились в ночную рубашку у самого ворота. Папа скорчился на полу лицом вниз. Одна рука протянута к постели, другой он тоже, судя по всему, держался за горло или грудь. Все это Анна Рита увидела в единый миг и запомнила в мельчайших подробностях: скомканное одеяло, слетевшие с ног папы ночные туфли, рассыпавшиеся из-под чепца волосы матери – огненно-рыжие, сейчас они разметались по подушке, и казалось, будто голова мамы в огне.
А потом ее схватили за локти и потащили вон. Оцепеневшая от изумления девочка не сопротивлялась.
Она не плакала. Слезы были где-то там, внутри. Они рвались наружу вместе с испуганными воплями и визгом, но Анна Рита молчала. Несколько недель назад был день ее рождения. Ей исполнилось двенадцать лет. Мама подарила ей книгу сказок и плюшевого медведя. Нелепого, в криво сшитой курточке, которую никак не получалось застегнуть на все пуговицы. Медведь продавался в магазине под вывеской «Уцененные товары», и мама купила его, подчиняясь какому-то порыву. Купила и сунула дочери с таким выражением лица, словно отдавала свою игрушку. Они тогда бродили по городу, пили в кафе шоколад и ели мороженое. И мама купила медведя…
А теперь Анна Рита сидела на кухне, уже переодетая в домашнее платье, как подушку, прижимала этого медведя к животу и пыталась осмыслить происходящее.
Мама и папа умерли. Ни один человек из тех, что осматривали их тела, не мог сказать, отчего это произошло. Не было ни крови, ни ран. Они оба ничем не болели. У них не было врагов, чтобы кто-то мог пожелать им смерти. И два человека одновременно скончались от неизвестных причин. И никто ничего не знал. Никто ничего не видел и не слышал.
Анна Рита знала. Знала или догадывалась, что их убил он. Он приходил к родителям, и от этого оба умерли. Проходя на кухню первым этажом, она увидела открытую комнату Парфена и поняла, что старик лакей тоже мертв. И знала – догадывалась, – что мертва и Стеша. И все это сделал он. Он убил ее родителей. Он точно так же убил Стешу и старого Парфена – наверное, просто потому, что они оказались в этом доме. Он хотел убить и девочку, но почему-то не смог войти в ее комнату. Не мог или не захотел? Как бы то ни было, она осталась совершенно одна на белом свете и должна быть сильной. Ведь ей надо самой о себе позаботиться. Только как это сделать?
Все еще всхлипывающая Мавра Игнатьевна поставила перед нею кружку теплого молока и тарелку, где лежал кусок хлеба с маслом. Но у Анны Риты не было аппетита. Она только сделала один глоток молока, почувствовала на губах противную пенку, вспомнила, как мама, поджав губы, всякий раз ногтем, воровато оглянувшись, как девочка, подцепляла пенку и стряхивала на поднос… И тут слезы закапали сами собой. Безо всяких усилий, словно где-то внутри проткнули дырку.
Так она сидела и тихо плакала над своим медведем и остывающим молоком, когда вошел знакомый городовой. Кухарка, уже немного успокоившись, поинтересовалась у него:
– Ну что?
– Тела увезли. В мертвецкой их еще раз осмотрят и, может быть, установят причину смерти. Пока ничего нельзя сказать… У старика-то ясно – сердце не выдержало. А вот остальные… Все молодые, здоровые… Сделайте мне чаю, будьте любезны!
Он присел к столу рядом, посмотрел на девочку. Анна Рита тихо плакала и никак не могла остановиться.
– Какой ужас. – Мавра Игнатьевна поставила перед мужчиной большую чашку, положила на тарелку куски белой булки с маслом. – Что теперь будет?
– С девочкой? Надо разыскать ее родных. Анна Рита, – он сверился с блокнотом, – у тебя есть кто-нибудь, кроме мамы с папой?
Она подняла голову. Из-за слез лицо городового расплывалось перед глазами в мутное серо-розовое пятно:
– Не знаю.
– Не стесняйся меня, – сказал мужчина, – я – служитель закона, и ты должна разговаривать со мной откровенно.
– Не было у них никого, – встряла кухарка на правах старой городской сплетницы. – Здесь, то есть в Реченске. Приезжие они, издалека откуда-то. То есть где-то у господина Альберта были родственники и у госпожи Елены тоже. Но где они и что с ними? Не знаю. Не любили они об этом говорить. Жили уединенно, никого не принимали, хозяйство я у них вела – Стешка-то тут недавно, второй месяц всего, а со старика Парфена какой спрос был? А отчего же людям добра не сделать? Платили они хорошо, не скупясь. Видно было, что деньги водились и, – тут кухарка воровато оглянулась на девочку и чуть понизила голос, – видно же было, что могли бы жить и на широкую ногу, а ровно стеснялись.
– Вы можете приютить девочку на первое время? Пока мы разыщем ее родных?
Соседка отчего-то смутилась и пошла красными пятнами.
– Ой, не знаю, – замахала она руками. – Здоровья у меня уже нет. Да и времени тоже. И сынок у меня… хоть и здоровым вырос, а ума бог не дал. Мне же теперь весь город по делам-то оббегать придется, некогда за девочкой-то присматривать… Может быть, ее пока в приют? – добавила она с робкой надеждой. – В монастырь какой, а?
