Оседлать чародея - Крускоп Сергей (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
Он вновь повернулся к хрустальному шару и легонько постучал по нему краем копыта. Что он там разглядел или не разглядел, Омелия не поняла – с ее точки зрения, в шаре лишь клубился слегка мерцающий туман.
– Деньги и их эквиваленты у тебя есть, – продолжал колдун, не отрываясь от шара. – Найти того, кому их предложить в обмен на те или иные услуги, – вопрос времени, а оно пока тоже есть. Нужно продумать, что это должны быть за услуги и как ими воспользоваться… Помнится, твоя венценосная матушка хотела восстановить былую славу Эрианта, прибрав к рукам Нижнюю Угорию. Над этим планом подумать не хочешь?
– Кажется, Лазаро, ты тронулся умом, – девушка сочувственно приложила ладонь к мохнатому лбу. – И в лучшие-то годы на моей памяти Эриант не пытался всерьез претендовать даже на соседние части побережья – даром что они никому не нужны.
– Во всем есть плюсы и минусы, – философски возразил Лазаро, махнув хвостом. – Я скорблю о гибели Эрианта, но… Во-первых, сейчас тебе нечего терять, а значит, по крайней мере как правительница ты заведомо не проиграешь. Во-вторых – а кто говорит о силовых методах? Как известно, лучший способ стать королевой выйти замуж за короля.
А именно сейчас король, в смысле – царь Нижней Угорий, совершенно не женат. На-тко вон, взгляни.
Омелия послушно и не без любопытства склонилась над шаром, обнаружив, что если смотреть под определенным углом, то туман рассеивается, открывая картины Мира.
– Это вот он? – поинтересовалась девушка через пару мгновений. – Слушай, он же стар и даже не сед, а прямо-таки откровенно лыс!
– И что? – поинтересовался Лазаро. – Тебе с него что, шерстяные носки вязать? Во-первых, дорогая моя госпожа, в человеке все-таки важнее не внешность, а содержание. Откуда ты знаешь: может, он образец высочайшей морали, бесстрашия и бескорыстия? Может, он ночами не спит, создавая справедливые законы или строча философские труды? А кроме того, скажу тебе по секрету: старость – не такая уж непоправимая вещь. До определенных пределов, разумеется. А уж про лысину я вообще молчу.
Омелия, скептически хмыкнув, вновь склонилась над хрустальной сферой, послушно являющей царские покои. Хм, если царь и обдумывал какой-либо великий труд или новый закон, то удачно маскировал свои думы, с жизнерадостным видом возлежа на широченной постели и сжимая в руке кубок из бесценного (куда там золото!) каркадданового рога [3]. «И не отравишь!» – невольно подумала Омелия. Высокоморальный самодержец облачен был в шелковое исподнее, а компанию ему составляли две девицы, одежды на которых было немногим больше, чем на Омелии во время купания в закрытом дворцовом бассейне.
– Пожалуй, насчет старости ты в чем-то прав, – хмыкнув, вынесла девушка свой вердикт, – но вот со всем остальным, боюсь, просчитался. Впрочем, я поду маю над твоими словами, – и добавила, иронично сощурив глаза: – Вот уж не думала, Лазаро, что ты под старость станешь не только лошадью, но и сводником!
– И ты еще не представляешь, насколько, – тихо, чтобы девушка не услышала, проговорил колдун.
По летнему небу плыли просвечивающие белые облачка, неторопливо направляясь куда-то по своим облачным делам и вовсе не обращая внимания на землю, по которой невесомо скользили их тени. Воробьи под застрехой крыши деловито чирикали, снабжая провиантом противно скрипящих отпрысков -уже второй в этом году выводок. Сорока, сверкая черно-белым оперением, собиралась лететь в сторону заброшенного и заросшего бурьяном сада, но, заметив что-то с ее точки зрения необычное, присела на забор, слегка покачивая длинным хвостом и склоняя носатую голову то на одну, то на другую сторону.
Виан, устроившись на коротко выщипанной скотиной травке перед избой, вновь принялся раскладывать в рядок срезанные побеги. Горох, укроп и петрушку, старательно перемежая огородную зелень лебедой, осотом и сурепкой. Рыже-белая пегая коза с кривым рогом с задумчивым интересом следила за его действиями, не забывая мерно двигать челюстями.
– Слушай меня еще раз, Шельма, – Виан наставительно помахал перед козьим носом начавшей подвядать лебедой. – Вот это – сорняк, ешь его, сколько влезет.
Коза смерила лебеду взглядом раскосых желтых глаз и, решив после секундного раздумья, что любой пищей, идущей прямо в рот, пренебрегать не следует, схватила протянутую веточку и принялась торопливо пережевывать. Виан некоторое время следил за ее челюстями, а затем поднял с земли побег гороха с болтающимся на нем незрелым стручком. Шельма поспешно проглотила лебеду и жадно потянулась за горохом.
– Э-э, нет! – Виан отвел руку в сторону, пальца ми другой метко щелкнув козу по носу. – Это, Шельма, горох, растение огородное. Его тебе есть никак нельзя. А за каждую попытку будешь вот так получать по сопатке.
Коза обиженно мекнула.
– И не мекай, – продолжил парень, – будем тебя учить одно от другого отличать. Там, на огороде, сорняков тебе хватит, чтоб поперек себя шире отъесться. На жердь изгороди оперлась какая-то прохожая бабка, переводя дух и поправляя платочек. Коза покосилась на незваную зеваку, а затем вновь обратила внимание на разложенные в рядок травки. Стоя на коленях и нагнувшись, Виан пристально вглядывался животине в наглые глаза. Ответный взгляд Шельмы чуть затуманился, она тряхнула головой и покорно взяла с земли еще одну веточку лебеды.
– Ну вот, – не поднимаясь с четверенек, удовлетворенно заметил Виан, – какие никакие, а успехи. Бабка за забором сочувственно покачала головой.
– Сам-то дурачок, – вздохнула она, возобновляя прерванный было путь, – а матери каково!
Солнце неторопливо ушло за окоем; алый, а затем и оранжевый свет угас, и закатное небо с висящим на нем лунным серпиком окрасилось в нежные зеленые тона. Напротив, на востоке, уже раскрыла свои крылья из темно-синего бархата ночь, то тут, то там возжигая лучины звезд.
Кобылки [4] старательно и вдумчиво проверили свои стрекотательные инструменты, наверное, нервно поглядывая друг на дружку: пора – не пора. Кто-то не выдержал, и вот уже остывающий воздух задрожал от не слишком затейливых, но зато громких и назойливых трелей. Попрятавшись в ивняке вдоль крохотной речки, насекомым ответили камышовки, силясь перекричать друг друга и доказать, кто тут на целую лигу окрест самый важный.
Сил прихватил с собой в ночь ременной аркан и железные вилы, сокрушаясь, что в доме нет самострела. Следы-то они вместе с отцом разглядывали еще днем. Конские были следы и ничьи более, но мало ли какое чудо под видом коня явится – добрым людям настроение попортить аль просто по недоумению! Это днем хорошо в нежить не верить – дескать, кто ее, нежить-то, в глаза видел. Так и с дикими конями здесь не то чтобы богато! Говорят, к северу да к востоку, уже в Верхней Угорий, что за рекой Шват, кони дикие водятся, но сюда не заходят – что им здесь делать-то? Им и степи хватает.
В сгустившихся сумерках конских следов видно не было. Лишь присмотревшись, можно было заметить примятые полосы пшеницы. От проселка делянку отгораживала изгородь из жердей – чтоб коровы не заходили, да и так, обозначить на местности частное владение. Но от лошади, а тем паче – проказливой нежити это, конечно, не защита.
Мысли о нежити в ночное время вызывали какие-то новые чувства: во-первых, усиливалось сожаление об отсутствующем самостреле, а во-вторых, хотелось ощутить рядом хоть что-то родное и прочное. Второе желание было вполне осуществимо: Сил присел на траву возле изгороди, прислонившись спиной к столбику и пристроив вилы так, чтобы при случае они были под рукой.
Стемнело окончательно: зеленый и синий сменились утилитарным черным; ни звезды, хоть и частые, ни тонкий, едва народившийся месяц не развеивали тьму. То есть, конечно, неся, скажем, чарку ко рту, не промахнешься, а вот отличить стоящий поодаль ивовый пень от пасущейся лошади или притаившегося вурдалака уже затруднительно. Сил поежился, чтобы успокоиться, приложился к фляжке и крепче сжал черенок вил.
