Лесная невеста. Проклятие Дивины - Дворецкая Елизавета Алексеевна (полные книги .TXT) 📗
Кмети щитами раздвинули толпу, расчищая княгине путь к воротам святилища. Через толпу образовался проход шириной в два шага. Под ногами оставалась та же самая утоптанная земля, но теперь она стала священной дорогой, на которую не ступают ноги простых смертных. Медленно и величаво Избрана поднималась по склону, и у нее было чувство, будто она восходит к самому небу.
У ворот ее ждали волхвы и жрецы, опираясь на посохи: это были самые уважаемые главы родов, знающие толк в древних обычаях, умеющие говорить с богами, духами и предками. И хотя Избрана была моложе всех, эти седобородые старики и морщинистые старухи почтительно поклонились: ведь именно князь является воплощением прародителя племени, Мер-Дубом, на котором оно держится, а они все лишь замещают его.
Войдя, Избрана склонилась перед идолом, краем глаза высматривая, кто из жрецов стоит рядом и какие у них лица.
– О Перун, воин небесный! – начала она, подняв глаза к грозному лику. – Ты, проливающий дожди, гремящий громами, озирающий разом весь белый свет, будь опорой и защитой своему народу! Все племя наше собралось и ждет знака твоей воли: готов ли ты указать смолянам путь к победе?
Идол промолчал. Княгиню проводили к дальнему краю вытянутой обчины, где в отдельном срубе обитал священный белый конь – потомок тех прежних, чьи черепа украшали колья тына. Сейчас он был уже взнуздан и оседлан, жрецы ждали, готовые вынести оружие Перуна. Державший коня жрец Здравен отошел, а конь тряхнул длинной белой гривой и мягко ударил копытом. Это означало, что Перун сказал «да». Жрецы радостно закричали, а Избрана бросила Здравену короткий значительный взгляд. От жреца, который ухаживает за конем, зависит многое в его поведении, и Избрана дружила со Здравеном.
Получив согласие божества, старики принялись выносить священное оружие и нагружать им коня. К Избране приблизился верховный жрец, Громан – рослый мужчина средних лет, из древнего почтенного рода ославянившейся голяди, умелый и сильный воин, плечистый, с громким голосом и величавой повадкой. Брови, как подозревала Избрана, Громан для большей внушительности подрисовывал углем.
– Значит, не передумала? – спросил он, не заботясь о том, что их услышат. – Может, подумаешь еще?
– Я всегда думаю и всегда знаю, что мне делать, – ответила Избрана, глядя мимо жреца и обращаясь непосредственно к Перуну.
Ведь и Перун – мужчина, а значит, она должна убедить его, что способна на большее, чем обычная женщина! Если бы на небесах у власти оставалась Макошь, как было в прежние тысячелетия – об этом Избране много рассказывала мать, – то ей сейчас было бы гораздо легче. Тогда миром правила богиня-мать, а народами и племенами – женщина, власть и наследство передавались от матери к дочери, а своего отца никто не знал и знать не хотел. Тогда воины считали честью получить оружие из рук жрицы, а долгом – во всем ей повиноваться и умереть за нее, как за свою богиню! Ах, где те благословенные времена! От них остались только предания о девичьем войске и возглавлявшей его Марене – Черной Косе.
– Боги не дадут победы войску, которое ведет женщина! – настойчиво продолжал Громан. – Сам Перун одолел женское войско Марены и завещал, чтобы только мужчины владели оружием. Женщина с мечом – прислужница Марены!
«Рассказывай!» – с досадой на мужчин, уж две тысячи лет как захвативших власть на земле и в небесах и извративших к своей выгоде все древние сказания, подумала Избрана, а вслух произнесла:
– Где ты видишь у меня меч? – Она подняла обе руки, показывая жрецу тонкие белые пальцы, усаженные витыми серебряными перстнями; из-под рукавов, обшитых полосками красного шелка, виднелись такие же браслеты. – Меч будет в руках Перуна и его сыновей-воинов.
– Ты не должна приближаться к священному доспеху бога! Женщина может возглавлять только женские обряды! А вести белого коня должен мужчина! Если ты не доверяешь никому из воевод, предоставь это право служителям Перуна!
– Среди служителей Перуна больше нет воинов! – отчеканила Избрана.
Двадцать лет назад, после памятных и весьма кровавых событий, князь Велебор лишил святилище права содержать свою дружину.
– Боги отдали мне власть над смолянами, и я поведу священного коня! – так же решительно добавила Избрана. – Белый конь признал меня, и тот, кто спорит со мной, спорит с Перуном!
Ни один смертный, даже князь, не имеет права садиться на белого коня, и из святилища Избрана шла пешком, ведя его за собой. Узду, украшенную серебряными хазарскими бляшками, она сжимала так крепко, словно это была сама власть, которую у нее хотят вырвать. Как будто мало ей Секача и Буяра – и Громан покушается на ее права! Думает, что если его предки приносили жертвы на этом мысу даже раньше, чем сюда явился старший внук Крива со своим родом, то и права его выше княжеских! Пусть поблагодарит людей и богов, что столь старинному роду вообще позволили жить дальше! Отдай ему сейчас узду – завтра он попытается потеснить княгиню на ее скамье. «Врешь, подавишься», – мстительно думала Избрана. Ее не запугать. Рождайся две тысячи лет назад побольше таких, как она, то и сегодня миром правили бы женщины!
Сопровождаемая толпой, княгиня провела священного коня вниз по склону до берега реки. На пустыре перед воротами святилища в велики-дни устраивался торг, тут и плясали, и проводили обрядовые поединки.
Во льду Днепра была проделана широкая свежая полынья, в которой еще плавали ледяные осколки. На прорубь нельзя было смотреть без содрогания: черная блестящая вода казалась жадной, ждущей жертвы и угрожающей. Где-то там, на дне, в темных пространствах Нави, готовила своего черного коня богиня Марена. Черная Невеста, многократно побежденная Перуном, не уставала искать новых сражений, и Избрана, захваченная своим нескончаемым спором с мужчинами, даже посочувствовала в душе темной богине. И испугалась: сейчас ей нужно совсем другое!
Избрана со священным конем, жрецы, дружина и старейшины остановились на кромке берега, а несколько старших женщин во главе с княгиней Дубравкой направились к проруби. Они вели с собой черного бычка.
– Услышь нас, Марена, Мать Мертвых! – взывала Дубравка, стоя над прорубью с воздетыми руками.
Сейчас Избрана с особенной ясностью увидела, как постарела ее мать: морщины резко выделялись на бледном лице, черты заострились, в глазах появился лихорадочный блеск, вся она казалась высохшей, безжизненной, резкий громкий голос был похож на крики неупокоенных духов. Марена непременно услышит ту, в которой так много от самой Кощной Владычицы! Она уже была здесь, ее голос изливался из уст старой княгини.
– Прими жертву и подай нам знак, пашущая черные пашни! Пришли бойца на битву, ты, серпом срезающая колосья жизней!
Бычка подвели к проруби, накинули петли на его правые ноги – заднюю и переднюю, – пропустили веревки под брюхом, потом помощники жреца дернули за веревки, и бычок упал. Избрана держалась гордо и невозмутимо, но ей было отчаянно страшно. В детстве она, наслушавшись баек о том, что в древности в жертву Марене приносили княжеских детей, до жути боялась жертвенного ножа с завитками на рукояти, похожими на бараньи рога. Но еще больше ее страшил исход предстоящего поединка-гадания. Богов не обманешь гордым лицом и уверенным голосом. Если сейчас они не пошлют ей победного пророчества, все усилия пропадут даром.
Но почему же богам не отдать ей победу! Она старинного рода, умна и тверда духом. И если Перун считает, что-де княжить должен мужчина, то хотя бы его вечная соперница Марена должна ей помочь! Что ей стоит немного уступить, чтобы помочь своей наследнице на земле!
Кровь черного бычка стекала в прорубь, над ней поднимался пар. Вода в проруби словно сгущалась, становясь воротами в Навь. Народ совсем притих и попятился. Жрицы отошли, у проруби осталась только туша бычка, припавшего головой к кромке воды, точно он хочет пить.
Пар от воды пошел гуще, толпа дрогнула и в стихийном порыве еще подалась назад.
Начинается.
