Утренний всадник, кн. 1: Янтарные глаза леса - Дворецкая Елизавета Алексеевна (серия книг txt) 📗
– Я думал вот о чем, – начал в ответ Светловой. Он не собирался заговаривать о главном так скоро, но Скородум уже казался ему ближе родного отца и хотелось рассказать ему все. – Я хотел просить твою дочь, чтобы она поехала со мной в святилище Макоши и помогла мне отыскать Чашу Судеб. Моя судьба настолько запуталась, что люди мне помочь не могут. Только богиня.
– Я передам ей, – Скородум кивнул. – Но сейчас говорить об этом не время – в ближайшие пять-шесть дней только зимние духи будут веселиться на свободе, а добрым людям следует сидеть возле огня. Ты не забыл, что сегодня – конец года?
Пока речевины устраивались на ночлег в отведенной им дружинной избе, небо начало темнеть. Сегодня был самый короткий день – конец старого года. На княжьем дворе собирался народ. За Светловоем зашел посадник* – пришла пора зажигать новый огонь.
Набросив свою рысью шубку, Смеяна первой побежала на двор. Она любила священный живой огонь, зажигаемый трижды в год: на проводах старого года, на Медвежий велик-день* и на Купалу*. Но не меньше ей хотелось еще раз увидеть глиногорскую княжну. Кмети украдкой переглядывались и недоверчиво двигали бровями, слыша, как Смеяна сыплет восторженными похвалами ее красоте. А у Смеяны после всего услышанного сильно полегчало на душе. Княжна Дарована не рвется замуж за Светловоя, да и слишком она горда для того, чтобы выходить за человека, к ней равнодушного. Уж такая красавица в девках не засидится! И что дураки болтали, будто-де «в ее-то годы» за кривого лешего ухватишься! Ерунда все это – ну какие ее годы? Ей всего-то двадцать лет, а на вид еще меньше. Дарована сама откажет Светловою, и отцу будет не в чем его упрекнуть! И незачем будет отсылать княгиню Жизнеславу, ведь самому Велемогу Дарована уже отказала! Светловой будет свободен без ущерба для чести и совести, и… Смеяна не решалась загадывать, принесет ли его свобода хоть что-нибудь хорошее ей, но радовалась уже тому, что будет счастлив он сам. Ну, или почти счастлив… Насколько может рассчитывать на счастье смертный, полюбившийся самой богине и навек отравленный любовью к ней, недостижимой…
Когда они вышли, княжна Дарована уже стояла возле своего крылечка с отцом и двумя девушками. Смеяна жадно рассматривала ее, пока сумерки не очень сгустились. Дарована надела шубку из белого горностая, покрытую темно-красным шелком, такую же шапочку, из-под которой виднелись две косы, закрученные в баранки на ушах, а третья спускалась по спине. Длинные подвески из узорного серебра, похожие на веточки инея, покачивались при каждом движении. Эти подвески, славенской работы, знаменитой по всем говорлинским землям, князь Велемог послал в подарок Дароване еще летом, когда Прочен ехал восвояси. Княжна все-таки надела их – значит, хотела выказать уважение к сватовству.
Перед большим крыльцом посреди двора уже приготовили особые воротца, сверху вниз перегороженные бревнышком. Нижний его конец был заострен и вставлен в углубление большого куска сухого дерева, положенного на землю. Этот дуб сама Смеяна выбрала по дороге, почуяв в нем доброе дерево. Когда все собрались, несколько велишинских кметей обвязали стоячее бревнышко веревкой и принялись быстро вращать его в углублении. Старуха в темном платке сидела на корточках возле воротец, повернувшись к ним лицом, но закрыв глаза, и держала перед собой большую гадательную чашу с широким горлом. Знаки двенадцати месяцев по краям чаши были окрашены кровью. Смеяну наполнял жутью вид этого морщинистого коричневого лица с провалившимся ртом и наглухо опущенными веками. Может, она слепая? Старуха бормотала что-то, но ни единого слова не могли разобрать даже кмети, держащие концы веревки. Велишинская волхва опасалась, что заговоры ее утратят силу, если их услышит чужой, и потому приговаривала так тихо, чтобы слышали только боги. За это ее прозвали Шепотухой. Голова ее мелко дрожала, тряслись длинные пряди седых волос, падающие из-под повоя.
Из углубления, где вращался острый конец бревнышка, потянулся дым. Старуха придвинулась совсем близко, сунула сухой мох, солому из Велесова снопа*. Блеснул огонек, и вся толпа на княжеском дворе радостно закричала. Родился новый живой огонь, знаменуя рождение нового солнца. Старуха опустила пылающий клок соломы в свою чашу. Видно, там лежала береста или мелкая щепа: из чаши сразу взметнулся мощный язык пламени. Старуха держала полную огня чашу перед собой, но глаза ее оставались по-прежнему закрыты. А Смеяна замерла, прижимая руки к груди, трепеща и робея. Старуха с огненной чашей в руках казалась ей самой Макошью.
– Благодарим тебя, Макошь Матушка, и тебя, Дажьбоже* пресветлый, и тебя, Свароже-господине, за ваш великий дар! – глухим, низким голосом затянула старуха. Смеяне удивительно было слышать, что Сварога прославляют только третьим, но она вспомнила, что смолятичи считают своей главной покровительницей Макошь. – Благодарим тебя, Князь-Огонь, всем князьям князь, всем отцам отец! Храни нас в году новом, как хранил в году старом, обогрей наши очаги, дай нам хлеба в полях, зверя в лесах, рыбы в сетях, а злую нежить и навий черных, упырей и лихорадок гони прочь, в место пусто!
Горящей веткой из чаши старуха зажгла костер, сложенный посреди двора. Веки ее оставались опущены, но она двигалась так проворно и уверенно, что жутко было на нее смотреть. Она казалась настоящей гостьей из мира мертвых, одной из тех душ, что навещают потомков именно в эти двенадцать дней на переломе года, – ведь мертвые так же слепы среди живых. Яркое пламя озаряло красными и рыжими бликами широкий двор, многоголовую толпу, хором повторявшую вслед за старухой хвалу и благодарность богам. Все дрожало, колебалось между светом и тьмой. Яркие отблески пламени играли на лице княжны Дарованы, оно приобрело значительный и загадочный вид, золотые глаза при свете огня казались черными. Она напряженно смотрела в огонь, точно хотела увидеть там свою судьбу.
– Подойди! – вдруг приказала старуха, обернув незрячее лицо точно к княжне Дароване.
Та вздрогнула, но смело шагнула к старухе. Смеяна на миг позавидовала: сама она не так быстро смогла бы решиться. Слепая волхва вызывала у нее тот же трепетный испуг, как когда-то Мать Макошь.
Княжна Дарована подошла к старухе. Та опустила огненную чашу на землю, села рядом и подняла лицо к княжне. Смеяна беззастенчиво протиснулась поближе, чтобы услышать, о чем они будут говорить. На дворе стало шумно: мужчины волокли к костру двух барашков и вели бычка, предназначенных в жертву богам.
– Скоро судьба твоя будет решаться, – говорила тем временем старуха Дароване. – Дай мне волос твой, и священный живой огонь Сварожич скажет тебе твою судьбу.
Дарована перебросила через плечо косу со спины, провела по ней рукой, вытянула волосок и подала старухе.
– Но я хотела спросить о моей судьбе саму Макошь. Отсюда мы отправимся к ней, – сказала княжна, и Смеяна обрадовалась, что невеста уже согласна сделать то, о чем ее просил Светловой.
Слепая старуха потрясла головой.
– Не нужно далеко ездить тому, кого судьба ждет у порога! – резко ответила она, словно княжна хотела противоречить воле богов. – Твоя судьба придет к тебе сама. Но не сейчас. А сейчас…
Не договорив, она безошибочно точно выхватила волосок из руки княжны, сжала своими темными цепкими пальцами и бросила в огненную чашу. На миг пламя вспыхнуло так ярко, что княжна невольно отшатнулась, но тут же взяла себя в руки и снова шагнула к старухе.
Шепотуха протянула обе ладони к огню и замерла, на лице ее с опущенными веками было напряженное внимание, как будто она ловит слухом очень далекие тихие голоса. Княжна ждала, стараясь казаться спокойной. Потом старуха заговорила, выбрасывая слова по одному, с перерывами:
– Вижу я дорогу… Человек чужой, черный, стережет ее. Сия дорога – неверна…
Женщины вокруг заохали, услышав такое сумрачное предсказание.
– Вижу я и другую дорогу… – продолжала старуха. – Дорога на гору… Светлый человек идет за тобой, но не пускай его…
