Зеркальный замок - Ниммо Дженни (читать книги TXT) 📗
— Ой, не забыть бы плащ! — сказал он себе, вспомнив, что форменный синий плащ висит в шкафу. Когда Чарли вытащил его, из кармана на пол спорхнула маленькая фотография. — Бенджамин! — Чарли поднял ее и улыбнулся. — Каково-то тебе сейчас в Гонконге?
На фотографии щуплый мальчик с соломенными волосами обнимал крупного лохматого пса соломенной масти. Чарли их сам и сфотографировал, и было это накануне десятилетия Бенджи. Применять свой дар к этой фотографии смысла не имело: вряд ли она поведала бы ему что-то новое. Но Чарли все равно сосредоточился и, как это часто с ним, бывало, забыл, что люди, изображенные на фотографии, тоже видят его. Так что в этот самый миг Бенджамин Браун, живший с родителями в Гонконге и мирно пивший апельсиновый сок, вдруг увидел на дне стакана лицо Чарли.
Сам Бенджи к дарованию своего друга уже привык, а вот его пес, Спринтер-Боб, — нет, поэтому, когда лицо Чарли вдруг улыбнулось из миски каши в «Зоокафе», пес шарахнулся от нее с воем, от которого лазурный питон, один из обитателей кафе, в панике уполз под шкаф, а хозяйка заведения, Онория Комшарр, уронила блюдо свежих сдобных булочек. И только три кота разной степени рыжести, дремавшие на холодильнике, открыли глаза, лениво зевнули и вновь зажмурились.
Чарли сунул фотографию в карман, плащ запихнул в сумку и помчался в прихожую. Мейзи крикнула ему вслед, чтобы он не забыл что-то взять, но что именно, Чарли не расслышал — он уже несся по Филберт-стрит к перекрестку, где урчал школьный автобус, готовый тронуться с места. Чарли припустил быстрее. Дверца автобуса отворилась, и из него высунулся круглолицый мальчик с вьющимися волосами и блестящими глазами.
— Водитель уже хотел ехать, говорит, не может ждать, а я увидел, что ты бежишь, и задержал его, — сказал мальчик, принимая у Чарли сумку.
— Спасибо, Фиделио! — горячо откликнулся Чарли, забираясь в автобус.
— Плащ взял? — спросил Фиделио. Чарли со вздохом вытащил плащ из сумки.
— Я его по дороге от дома стараюсь не надевать, — объяснил он, — а то такого наслушаешься — уши вянут. В двадцатом номере живет один вредный шкет, он, как меня в плаще увидит, сразу выскакивает и ну дразниться, Даже стишок сочинил, не поленился: «Синий-синий попугай, прямо к Блуру ты шагай! Чокнутые гении ходят в академию!» Представляешь? Можно подумать, я просился в академию!
— На попугая ты в любом случае не тянешь, — заверил приятеля Фиделио. — Я смотрю, ты сегодня пытался причесаться?
— Ага, пытался. Это только так говорится, что попытка не пытка, а на самом деле… — Чарли страдальчески вздохнул.
Автобус тем временем въехал на мощеную площадь, и Чарли с Фиделио влились в толпу детей, которая, обтекая фонтан с каменными лебедями, как прилив, поднималась по ступеням академии Блура.
Когда над Чарли нависла музыкальная башня, он в который раз задрал голову и посмотрел на ее верхушку. Последнее время это вошло у него в привычку, а почему — мальчик и сам толком не знал. Мама, встречая Чарли из академии на этом самом месте, однажды сказала ему, будто ей померещилось, что кто-то наблюдает за ней с верхнего этажа музыкальной башни, из узеньких окошек. Глянув вверх, Чарли не увидел ничего особенного, но почему-то вздрогнул и поспешил вслед за Фиделио, высматривая в толпе синих, зеленых и фиолетовых плащей Оливию Карусел и Эмму Толли.
Эмму и ее белокурые косы он увидел почти сразу; как и все художники, она была в зеленом. Но девчонка рядом с ней… разве это Оливия? Лицо знакомое, и плащ фиолетовый, как полагается на театральном отделении, но ведь у Оливии всегда грим в сантиметр толщиной и волосы выкрашены в какой-нибудь дикий цвет, а эта выглядит обыкновеннее некуда: щеки румяные от старательного умывания, глаза серые, волосы темные.
— Чарли, ну хватит пялиться, это я! — сердито воскликнула девочка.
— Олли? — вырвалось у Чарли. — Ну, тебя не узнать! Что случилось?
— Понимаешь, мне предстоит кинопроба, — гордо объяснила Оливия, — причем на роль маленькой девочки, нужно выглядеть младше, чем на самом деле.
Они поднялись по каменной лестнице и вместе с остальными учениками вошли через массивные бронзовые двери в холл. Как только все очутились в холле и на площади не осталось ни души, Уидон — завхоз, привратник и садовник — тотчас запер двери. Открыться им предстояло лишь в пятницу днем, когда всех, кроме провинившихся, распустят по домам на выходные.
— А что за кино? — понизив голос, спросил Чарли у Оливии.
— Чш-ш-ш! — предостерегающе прошипел кто-то у него над ухом.
Чарли обернулся — и чуть не подпрыгнул при виде бледного лица с черными глазами. Он-то думал, что Манфред Блур в академии уже не учится!
— Надеюсь, Бон, ты помнишь школьный устав назубок! — рявкнул Манфред.
— Н-н-не совсем, — промямлил напуганный Чарли.
— Давай говори. Что сказано в школьном уставе насчет холла? — Манфред навис над Чарли и вперил в него гипнотический взгляд.
Чарли потупился: сил сопротивляться гипнозу с утра пораньше у него не было.
— Я тебя слушаю, — с нажимом сказал Манфред.
— Э-э… — Чарли напрягся и прочитал правило: — Тишина! Тишина! Тишина царить должна! Упадешь — не смей рыдать! Не кричать и не звать!
Но последнюю строчку он безнадежно забыл.
— Напишешь правило сто раз и принесешь мне в кабинет после ужина! — велел Манфред, злорадно ухмыляясь.
Ничего себе, у него уже кабинет завелся! Мистер Заправила — большой начальник! Но препираться с Манфредом было рискованно, и Чарли покорно сказал:
— Да, Манфред.
— Постыдился бы, Бон, — продолжал распекать его староста. — Уже во втором классе учишься, а такая бестолочь. Какой пример ты подаешь младшим?
— Плохой, — вздохнул Чарли, краем глаза заметив, что Оливия скорчила ему многозначительную гримасу, призывая не испытывать терпение Манфреда. Чарли чуть не хихикнул, но, к счастью, староста увидел в толпе кого-то без форменного плаща и кинулся на нарушителя, как ястреб на цыпленка.
Оливия тем временем скрылась в театральной раздевалке, откуда раздавался гул голосов. Чарли потерял ее из виду и поспешил в музыкальную раздевалку, над дверью которой висела эмблема — две скрещенные трубы.
Фиделио уже ждал его внутри.
— Уф! — выдохнул Чарли.
— Я тебя понимаю. Сам испугался — думал, что Манфред у нас уже не учится.
— Так и я думал то же самое. Еще радовался: вот, хоть что-то приятное будет в школе — Манфреда не увижу.
Кстати, интересно, в каком качестве он остался в академии и зачем ему кабинет? Раньше-то он числился главным старостой, а теперь? Неужели опять будет шпионить, вынюхивать и гипнозом мучить?
Именно эти вопросы друзья и обсудили по дороге в актовый зал. Первого сентября всех учеников обязательно сгоняли туда — это было единственное достаточно просторное помещение в школе для трехсот детей. А поскольку в прошлом году Чарли начал учиться со второй четверти, то на общем сборе в актовом зале был впервые.
— Ох, я опаздываю! Все, побежал! — Фиделио взглянул на часы. — Мне уже настраиваться надо.
Доктор Солтуэзер, возглавлявший музыкальное отделение, встретил Фиделио строгим прищуром, когда тот взбежал на сцену и влился в ряды оркестрантов. Чарли, хоть и числился на музыкальном, до оркестра не дослужился и теперь с облегчением встал во второй ряд перед сценой, за спиной у Билли Грифа. Беловолосый мальчик с красными глазами за толстыми линзами очков встревоженно обернулся.
— Меня оставили на второй год, — прошептал он Чарли, — уже второй раз!
— Не повезло! — посочувствовал Чарли. — Ну да ведь тебе всего восемь.
Он принялся рассматривать первоклассников. На вид вроде бы все нормальные, но кто знает — возможно, некоторые из них, одаренные, как Билли и он сам, тоже наследники Алого короля.
Остаток дня Чарли рысцой бегал по мрачным переходам и классам академии, приспосабливаясь к новому расписанию уроков, получая учебники и так далее. К тому моменту, когда прозвучал звонок, вернее рожок, на большую перемену, мальчик уже совсем выдохся. Он устало поплелся в столовую, старательно отводя глаза от портретов, развешанных по стенам в коридоре: они имели неприятное обыкновение делать Чарли замечания, пользуясь его способностями. В столовой он пристроился в хвост очереди в синих форменных плащах.
