Череп мира - Форсит Кейт (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
— Ты хорошо сражалась, Хан, — добавил он вдруг необычно ласковым голосом. — Я благодарю тебя, ибо теперь я свободен от своего гиса и снова могу охотиться со своими товарищами. Я думал, что пройдет много лет, прежде чем я снова смогу скользить на салазках, преследуя зверя.
— Спасибо, — ответила Изабо. — Этот удар сегодня нанесло искусство не ученика, но учителя.
Хотя его суровое смуглое лицо не дрогнуло, она знала, что он польщен.
— Собирайся. Увидимся завтра утром, — сказал он отрывисто, потом жестом отпустил ее.
Изабо отправилась к костру Матери Мудрости. Шаманка прайда медитировала, сидя с поджатыми ногами и закрытыми глазами. В руке у нее был переливчатый синий камень с золотистыми крапинками. На шее у нее на длинном кожаном шнурке висел соколиный коготь, еле заметно поднимаясь и опускаясь в такт ее дыханию.
Изабо уселась напротив нее, тоже закрыв глаза. Она почувствовала легкое прикосновение перьев к своей ладони — ее крошечная карликовая сова Буба выползла из одеял и ткнулась ей в руку. Она чуть сжала пальцы вокруг комка пушистых белых перьев, размером чуть больше обычного воробья, и погрузилась в ничто. Ее ладонь ощущала трепет сердечка маленькой совы, и он, точно барабанная дробь, вел ее за собой. Долгое время она парила в этом полном небытии, чувствуя, что ее сердце и сердце карликовой совы бьются в одном ритме с пульсацией вселенной.
Значит, ты идешь искать свое имя и тотем, без слов сказала Мать Мудрости.
Изабо вновь почувствовала слабый толчок страха и возбуждения. Да, ответила она. Зажигающая Пламя считает, что я готова.
Я брошу кости, после долгого молчания сказала шаманка.
Спасибо, учительница, отозвалась Изабо. Ее волнение усилилось, и она открыла глаза. Лицо Хан'кобанки, сидевшей по другую сторону пляшущих языков пламени, было непроницаемым. Она пронесла небесный камень, который держала в руке, сквозь дым, и бросила его обратно в небольшой кожаный мешочек, всегда висевший у нее на поясе. Вынув из костра дымящуюся головню, она начертила большой круг и двумя быстрыми движениями разбила его на четыре части. Потом высыпала содержимое мешочка на ладонь и задумалась над ним. Внезапно она швырнула кости, так и не открывая глаз.
Изабо с тревогой смотрела на причудливый узор, который образовали кости в кругу. Потом перевела взгляд на Мать Мудрости, которая внимательно оглядывала расклад костей. Через некоторое время шаманка указала длинным четырехсуставчатым пальцем на птичий коготь.
— Знак Матери Мудрости, хорошее предзнаменование для твоего поиска, когда лежит так близко к своду небес, — сказала она. — Но может означать смерть, так же как и мудрость, и кроме того, омрачен близостью ночного камня и небесного камня. Тебя ждут перемены, сродни тем, что оставляет в пейзаже прокатившаяся лавина. Множество опасностей и борьба. — Она провела рукой от клыка и лопатки к красному гранату, а потом к окаменелой рыбе. — Очень опасный узор. В твоем прошлом и неизвестном есть что-то, что сожмет тебя своими челюстями и попытается затянуть тебя.
Мать Мудрости сказала «унза», еще одно слово, обладавшее множеством различных значений. Вместе с жестом в даль оно означало «неизвестное место», расположенное где угодно за границами прайда. Если же его произносили, покрутив рукой над головой, оно приобретало значение «место кошмаров», спящий бессознательный разум. Произнесенное вместе с плавным жестом от сердца ко лбу, оно значило тайные мысли и желания. Мать Мудрости сделала все эти жесты, и Изабо силилась понять, что же она имела в виду.
— В моем неизвестном, — повторила она с такими же жестами, и Мать Мудрости нетерпеливо кивнула.
Потом палец шаманки переметнулся к кости пальца.
— Силы в равновесии, прошлое, будущее, известное, неизвестное. Непонятно. Поиск может закончится провалом, а может и триумфом. — Она коснулась пурпурного и белого кусочков кварца, потом снова бирюзы. — Думаю, что все же триумф, хотя на пути тебя ждет множество ловушек. Остерегайся гордости и излишней запальчивости. — Ее палец обвел пирит. — Обман, или, возможно, чужая личина. Трудно сказать. Странное сочетание. Тревожное.
Она долго молчала, снова сложив руки на коленях, потом медленно потянулась и погладила зеленый агат, проведя пальцем по окаменевшему листу в его центре.
— Гармония, довольство, исцеление. Затишье после бури. Должно быть, ты достигнешь мира с собой, какое бы открытие тебе ни предстояло сделать на Черепе Мира. Хорошее место для этого камня. Думаю, все будет хорошо.
Она подняла глаза на Изабо, и ее строгое лицо с семью шрамами-стрелками было еще более угрюмым, чем обычно.
— Нехороший расклад. Слишком многое остается для меня темным. Я не знаю, вернешься ли ты вообще из этого поиска, не говоря уж о том, чтобы вернуться с хорошим именем и тотемом. Странно, что у тебя такой неясный узор. — Протянув палец, она коснулась треугольного шрама между бровями Изабо. — Я думала, что ты уже избрана Белыми Богами.
Ее рука упала, и она надолго склонилась над костями, прежде чем смести их в кучку и по одному пронести через очищающий дым. Изабо страшно хотелось расспросить ее, но она знала, что Мать Мудрости уже сказала все, что хотела. Ее снова пробил легкий озноб страха, от которого волоски у нее на руках встали дыбом и свело живот. Буба тихонько ухнула, ободряя ее, и Изабо ухнула в ответ.
Мать Мудрости оторвалась от своего занятия и издала странный смешок.
— Совсем забыла, — сказала она. — С тобой полетит сова. Сова — посланница Белых Богов, королева ночи, смерти и тьмы, Мать Мудрости среди птиц. Это знак, о котором не следует забывать.
Раздумывая, хотела ли шаманка ободрить ее этими словами, Изабо собрала свои меха и последовала за Матерью Мудрости на Скалу Созерцания, небольшой каменный выступ, смотревший на восток, навстречу восходящему солнцу. Она должна была медитировать там с заката до рассвета, без еды, воды и огня, что на таком лютом морозе было воистину суровым испытанием.
Вскоре вьюга улеглась и небо расчистилось, и Изабо увидела звезды, яркие и огромные на темном небосводе. Хотя она сидела неподвижно, но постоянно шевелила пальцами рук и ног и сосредотачивалась на своем дыхании, поэтому кровь в ее жилах бежала быстро, согревая ее.
Перед рассветом Изабо увидела далеко-далеко странное зеленоватое зарево, повисшее на горизонте точно медленно колышущаяся занавесь, окаймленная малиновым и время от времени сверкавшая сполохами золотистого огня. На ее родине эту полыхающую завесу звали «веселыми танцорами». Она завороженно смотрела на нее, пока сияние не потухло. Это тоже было каким-то предзнаменованием, хотя Изабо и не понимала, что именно оно предвещает.
Начало светать, и звезды потускнели. По безбрежному морю клубящихся облаков и остроконечных гор медленно разлилась волна цвета. Ущелья долин стали фиолетовыми, а маленькая сова замигала круглыми глазами и заползла в рукав к Изабо, собираясь поспать. Изабо встала и потянулась. Ее тело озябло и занемело, но в душе царила безмятежность.
Мать мудрости поднялась по грубым ступеням и уселась на землю, не говоря ни слова, лишь внимательно изучая лицо Изабо из-под нависших век. Судя по всему, то, что она увидела, удовлетворило ее, поскольку она коротко кивнула и жестом приказала ученице идти следом за ней в пещеру.
Центральный костер ярко горел, а вокруг него сидели все члены прайда. Первая дневная еда всегда была совместной, и Изабо, как обычно, получила свою порцию каши и сухофруктов одной из последних, поскольку все еще не имела ни имени, ни статуса. Она дождалась, пока остальные не закончили есть, потом подошла к костру вместе с детьми, большинство из которых не доставало ей даже до пояса, протянув свою миску за остатками со дна большого котла. Никто не разговаривал с ней и даже не смотрел в ее сторону, но их безразличие не обижало уже привыкшую а этому Изабо.
Как только она поела, Мать Мудрости и ее воин-учитель подошли и отвели ее к костру прабабки, разведенному на плоской площадке в конце огромной пещеры. Старая женщина сидела очень прямо, плащ из снежного льва плотно закутывал ее худые плечи. Изабо тщательно вымыли талой водой и с ног до головы натерли жиром с резким ароматом местного кедра и пихты. Изабо мужественно перетерпела все эти манипуляции, хотя от прикосновения животного жира к телу ее затошнило. Но она решительно подавила отвращение, зная, что церемониальное помазание поможет ей защититься от холода и влаги, а любой протест будет неверно истолкован членами прайда.
