Доктор Джонс против Третьего рейха - Щеголев Александр Геннадьевич (книга регистрации .TXT) 📗
– Хотя, постойте, – сказал Джонс. – Существовал такой человек. Но это попросту невозможно, – добавил он и засмеялся.
– Я вас слушаю, продолжайте.
– Каково полное имя вашего «профессора Орлоффа»?
– Александер Орлофф.
– Александер? – челюсть Джонса на мгновение отвисла. – Но ведь Эл… В общем, здесь какаято ошибка, майор.
– Может, и ошибка, – согласился разведчик. – Ошибки иногда случаются в нашей работе.
– Во-первых, Эл давным-давно умер, еще до того, как я родился. Во-вторых, этот человек не имел никакого отношения ни к археологии, ни к университетам, ни к науке вообще. Собственно, первого вполне достаточно, чтобы я не мог с ним видеться, вы не согласны?
– Подробнее, пожалуйста.
– О чем?
– Об Александере Орлоффе.
– Родственник по материнской линии, – пожал плечами Джонс. – Давно умерший, как я уже сказал. Двоюродный брат матери, работал механиком в мастерской игрушек. Я запомнил его имя, потому что от этого дяди мне досталось в наследство огромное количество ломаных игрушек, иначе, конечно, знать бы не знал об этом своем родственнике. А в чем дело, майор? Объясните вы наконец?
– Неужели совпадение? – задумчиво произнес майор Питерс. – Но ведь тот человек назвал именно ваше имя. Странное совпадение.
– О, Господи, – вырвалось у Джонса. – Вечно я во чтото вляпаюсь. Неужели вы подозреваете меня… как бы помягче выразиться… в шпионаже?
– Мы не из ФБР, – напомнил майор. – И не из Конгресса.
– Что же тогда?
– Для вас, судя по всему, ничего. Какой-то человек позвонил в наше консульство в Стамбуле, назвался профессором Александером Орлоффом и спросил, можно ли переправить очень важный пакет в США с дипломатической почтой. Секретарь переключил его на специального сотрудника – на нашего резидента, вы понимаете, – тот ему все вежливо объяснил, назначил встречу, но человек не пришел и больше не позвонил. Резидент пытался в ходе телефонного разговора расспросить о содержании посылки, о причинах столь необычной просьбы, и выяснил только, кому Орлофф собирался адресовать пакет. Своему ассистенту, профессору Чикагского университета Генри Джонсу, работающему на кафедре… – майор заглянул в записную книжку, – …на кафедре индейских культур исторического факультета. Вот так, сэр. Вас действительно зовут Генри Джонс, здесь нет ошибки?
– Формально, да, к сожалению, – неохотно подтвердил Индиана. – Почему бы вам не поискать пресловутого Эла Орлоффа в Стамбуле, а не в Чикаго?
– Мы поискали. Он исчез, точнее, кудато уехал. В телефонном разговоре он упомянул, что буквально завтра собирается улетать в Непал с экспедицией, в какой-то горный район. Вообще, резидент отметил, что звонивший явно чего-то боялся.
– Очень интересно, – кисло заметил Джонс. – Значит, покойник Орлофф стал профессором и решил со мной связаться.
– В этом чертовом мире все может быть, – зловеще улыбнулся майор. – Мне, впрочем, тоже не нравится такая версия.
– А почему ваш турецкий резидент обосновался в Стамбуле? Не в столице, не в Анкаре?
– Наше консульство в Стамбуле раза в четыре крупнее посольства в Анкаре. Если не знаете, то знайте – Стамбул является центром всех разведок в Европе, настоящей агентурной Меккой. Помните об этом, когда будете там.
– Гадючник, – скривился Джонс. – Терпеть не могу змей.
– У вас чисто обывательская точка зрения.
– Откровенно говоря, мистер Питерс, я не вижу, в чем важность всей этой возни. Ради чего вы приходили ко мне?
– Вы не видите, а мы видим. У каждого своя работа, – руководитель загадочного подразделения «Сигма» встал из-за ректорского стола. – Не смею больше вас задерживать, сэр.
– И все-таки я настаиваю на объяснениях, пускай самых формальных, – металлическим голосом сообщил доктор Джонс. – Я не привык, когда со мной обращаются подобным образом.
Разведчик внимательно посмотрел на него.
– А ваш ректор, по-моему, с пониманием отнесся к нашим манерам. В отличие от вас. Впрочем, вы правы. Дело в том, что Орлофф хранил или, возможно, до сих пор хранит некий предмет, условно называемый «кулоном». Этот предмет чрезвычайно интересует наших врагов – ваших врагов, доктор. Таким образом, «кулон» автоматически интересует и нас. Достаточно?
– Какого рода предмет?
– Очевидно, нечто древнее. Это следует из контекста остальных имеющихся в нашем распоряжении данных.
– Древнее? – переспросил Джонс. Что-то хищное мелькнуло в его взгляде. – Я археолог, майор. Не могли бы вы…
– Это не в вашей компетенции. Сожалею, но это закрытая информация, – разведчик развел руки, как бы извиняясь, и добавил вполне приветливо: – Хотя, я уверен, мы еще встретимся.
3. Задолженность как форма дружбы
Чикаго – это все первое, все самое. После Нью-Йорка, конечно, после надменного, насквозь лживого Нью-Йорка. Говорят, будто Чикаго – это мухомор, гигантский ядовитый гриб, выросший возле вод великого озера Мичиган, обильно политый долларами, пустивший грибницу на соседние Хаммонд, Гэри, Ист-Чикаго, проросший в идиллически светлые земли штата Индиана. Врут! Если Нью-Йорк – это медаль Америки, то Чикаго – лента, на которой висит медаль.
Автомобили, несущиеся в несколько рядов по набережной; с одной стороны дороги – бесконечное влажное пространство, отделенное от города шумом разбивающихся о берег волн, с другой – многомильная полоса небоскребов.
Вонючие разваливающиеся улицы, похожие на маленькие зоны стихийного бедствия, со сломанными заборами, покосившимися домиками, кучами ржавого металлолома.
Вечно дымящие трубы и непрерывно снующие поезда – в самом центре города. Буйство рекламных плакатов – «Кока-кола – кровь нации», «Джонни Уокер – огонь ваших сердец», «Бензин „Шелл“ вашему автомобилю – напоите своего коня».
Чикаго – это дух практичности и предпринимательства, сконцентрированный даже в архитектуре; только Первое, только Самое.
Например, самое высокое в мире кирпичное здание – апофеоз 19-го века, последнее крупное здание традиционной конструкции [5]. Вот оно – мощной, утолщенной книзу стеной вздымается по странной кривой над узкой улицей, как символ американского рационализма.
Громадный комплекс «Аудиториум» – оболочка в виде отеля и офисов вокруг театрального зала, разумеется, крупнейшего в США [6].
Чикаго – это город великого строителя-рационалиста Уильяма Дженни, соорудившего в 1879 году так называемое «Первое здание Лейтера» – прообраз конторского здания. Прагматичность – в дерзкой прямоте. Хорошая освещенность помещений, широкие окна, не дом, а стеклянная клетка. Он же возвел первое в мире здание со стальным каркасом [7] – сталепрокатная промышленность искала новые рынки сбыта и нашла их, разумеется, в очаге практицизма, что разгорался на берегах озера Мичиган.
Короче говоря, Чикаго – это родина небоскребов.
Вертикальность, простота, правдивость, современность – вот что такое Чикаго. Это больше, чем дух предпринимательства, это выражение времени во всех его формах. Однородный сплав хаоса и порядка, где заимствование приобрело новое качество и стало частью нового целого (примерно так же, например, как деятельность некоторых писателей).
Но к чему все это рассказывалось? А к тому, что профессор Джонс не променял бы свой всесторонне рациональный город ни на какую красивую нелепость вроде Нью-Йорка, потому что любил Историю и Честность. Просто он ехал по душному полуденному городу и смотрел по сторонам – вот к чему все это.
Он направлялся в Художественный институт, один из крупнейших музеев США, что в парке Грант. В котором, кстати, была представлена самая – САМАЯ! – большая коллекция древностей. И пресловутый «Аудиториум», кстати, тоже был неподалеку. Чуть дальше – Большой Центральный вокзал. А совсем рядом – Публичная библиотека, очень удобно. Дело, с которым профессор Джонс шел в музей, было неприятным, но неизбежным.
