Год багульника. Весенняя луна - Коруна Джен (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Сигарт окинул взглядом ее фигуру. Сейчас она казалась особенно тонкой и слабой. Он вдруг заметил, что у нее на шее висит маленький медальон в виде бабочки — он никогда раньше не обращал на него внимание. Ему захотелось согреть и эльфу, и бабочку — они выглядели такими замерзшими, такими жалостливыми… Не зная, что сделать, он протянул руку и обвернул ладонью плечо Моав.
— Ну, давай ложись, тебе же холодно…
Он попытался толкнуть ее в плечи, чтобы уложить на меховой жилет, но она не поддалась. Не рассчитав силу, Сигарт грудью наткнулся на нее. Холодная сталь коснулась тонкой сорочки… Моав резко вздрогнула и тихо спросила:
— Хэуры все делают с ножами?
Ничего не ответив, Сигарт быстро снял перевязь через голову и снова взглянул на нее.
— Ты не боишься меня!.. — удивленно произнес он.
Она перевела взгляд на тяжелую руку, лежащую у нее на плече, затем подняла лицо к хэуру.
— А ты хочешь, чтобы я тебя боялась?
— Нет… — чуть слышно прошептал он, стягивая сорочку с плеча Моав и приникая к нему поцелуем — он уже и сам с трудом понимал, что говорит.
С этой ночи она стала ложиться спать рядом с ним.
Глава 2. Время затмений
Весна началась резко. С апрельскими грозами потянулись по лугам сочные травы, желтыми огнями распускались примулы и крокусы. Маленькая эльфа оказалась жадной до ласк — ей будто не хватало собственного тепла, и она старалась восполнить его жизненной силой хэура, впитывая его жар, как горячий песок воду. Страстная безо всякого притворства, она предавалась любви с совершенно очаровательной непосредственностью, свойственной искренним и смелым натурам. Такая неожиданная симпатия первое время приводила Сигарта в недоумение, особенно после рассказа о кейнарах. Он не мог понять, почему Моав отдалась ему, но видел, что ей хорошо с ним, и этого было достаточно, чтобы не думать о плохом. Ему больше не казалось, что он неприятен ей, скорее наоборот! Что же касается его самого, то он не мог не признать, что ему нравится быть с эльфой. Даже самые обычные вещи казались с ней особенными: словно впервые в жизни Сигарт ощущал гладкость женской кожи, ее тонкий запах, податливую мягкость хрупкого тела, такого нежного и уязвимого, и странные, почти пугающие чувства наполняли душу. Глядя, как в мгновения страсти дрожат бледные губы Моав, слыша, как совсем рядом с ним колотится маленькое сердце, он чувствовал, как что-то переворачивается в самой глубине его существа, и тогда на него снова находила неодолимая истома, как тогда, во время грозы.
Поначалу он не придавал значения странным эмоциям, которые вызывала в нем эльфа, ему вообще было несвойственно задумываться о своих отношениях с женщинами: он никогда не искал их — они сами искали его — и находили. Сигарт был бы очень удивлен, если бы узнал, что в нем было что-то, вызывающее женское доверие и симпатию — что-то, кроме его звериной силы и выносливости в постели. Самому же ему не приходило в голову размышлять о таком — он просто брал то, что маленькая эльфа давала ему, втайне надеясь, что вскоре охладеет к ней, как уже много раз охладевал к случайным возлюбленным. Однако чувство, которое он принял было за привычную весеннюю охоту, не пропадало — ни когда он страстно любил эльфу холодными весенними ночами, ни когда просыпался, уткнувшись лицом в мягкие белые волосы. И когда он ласково целовал в темноте свежие губы Моав, оборачивая ее волчьей накидкой, оно тоже не проходило. Он хотел ее бесконечно. Хотел смотреть на нее, прикасаться к ней, слышать ее стоны, чувствовать, как на его теле сжимаются ставшие горячими маленькие руки, как тонкие пальцы впиваются в его кожу, точно острые коготки маленького зверька.
Сигарт ломал голову, вспоминая все, что когда-либо знал о магии, в попытках найти объяснение наваждению — слишком уж оно было похоже на то, что у людей зовется симпатией, и что при благоприятном развитии событий может перерасти в любовь — но ничего придумать не мог. Со временем к этим мыслям прибавились и некоторые подозрения. Какой бы убедительно нежной ни была Моав, Сигарт не мог обманывать себя — ему постоянно казалось, что она неспроста оказалась в его объятьях. Но маленькая веллара никогда не говорила с ним о своих чувствах, не просила ни о чем — лишь продолжала быть с ним, будто выжидая чего-то, настойчиво и терпеливо.
Не утерпев, Сигарт однажды вечером решил допытаться от нее о причине столь странной привязанности. Солнце село, на небе зажигались первые звезды. Утомленные за день, путешественники как раз нашли подходящую поляну для ночлега — неподалеку протекал ручей, а под деревьями было сухо и ровно. Моав сбросила сумку в знак того, что на сегодня путь закончен. Сигарт несколько мгновений наблюдал за ней, выжидая момент, чтобы застать ее врасплох.
— Слушай, а почему ты выбрала меня? — неожиданно спросил он.
Она обернулась к нему и рассмеялась.
— А почему бы и нет? Ты вон какой большой, ты сможешь меня защитить.
— А то ты сама не сможешь защититься!
— Могу, но так мне будет приятнее. К тому же, ты мне нравишься — ты не такой как все.
— Не такой, как эльфы?
— Вообще не такой…
— Ну да, хэур, спящий рядом с эльфой — это точно что-то не то, — согласился он. — Сам не знаю, чего я к тебе привязался, наше ведь дело убивать, а не любить…
Она печально опустила голову, но Сигарт не заметил смены настроения — при упоминании об убийствах его воображение снова наполнили мысли об авлахаре.
— Интересно, кому же все-таки досталась моя душа? — подумал он вслух.
— Наверное, кому-нибудь очень умному и сильному, — чуть слышно отозвалась эльфа.
Сигарт не смог сдержать улыбки.
— А твоя — кому-нибудь хитрому и красивому! — смеясь, заключил он.
Моав тихо вздохнула — ну точно огорченный ребенок.
— Тебе нравится убивать, да?
— Нравится? — удивился Сигарт. — Не знаю, я об этом никогда не думал. Да и о чем тут думать — я ведь для этого родился.
— Ясно…
Она помолчала, потом вдруг спросила:
— Ты помнишь всех, кого убил?
— Да как же их упомнишь? Их ведь не десяток!
— Пока ты не вспомнишь их всех, ты не поймешь, как прекрасен свет Эллар, — тихо, но уверенно произнесла она.
Хэур подошел к ней, положил руки на хрупкие плечи.
— Послушай, наши сердца могут биться одним ударом, но есть вещи, в которых мы никогда не поймем друг друга. Я — рысь, а рыси рождены для боя. Они идут к смерти быстро и прямо, как нож, пущенный в цель, и этого не сможет изменить даже твоя богиня.
Его суровое лицо осветилось улыбкой, серые глаза просветлели, точно небо после грозы.
— Но я все равно готов восхвалять ее, — улыбаясь, сказал он, — ведь она подарила мне тебя, мой хорошенький Кузнечик! Не думай о смерти, пока она не пришла, иначе ты проглядишь жизнь.
Он осторожно погладил Моав по струящимся волосам. Эльфа взглянула на него с испугом.
— Ты так просто говоришь о смерти…
Сигарт равнодушно пожал плечами.
— Хэуров учат жить так, как будто они уже умерли — какой смысл бояться смерти, если ты и так уже мертв? Это помогает в бою, правда! А больше ведь рыси ни к чему и не пригодны.
— И тебе совсем-совсем не страшно? — тихо спросила эльфа. — Ведь после смерти тебя не ждет ничего!
— Может быть, это и к лучшему, — как-то удивительно легко рассмеялся он. — Ведь если ты знаешь, что твоя жизнь не бесконечна, ты воспринимаешь ее намного ярче. Вот я, например — я буду помнить каждое мгновение, проведенную с тобой, запах твоих волос, твоей кожи! А теперь, давай спать — я готов даже обойтись без ужина.
Эльфа с улыбкой кивнула. Сигарт расстелил жилет и лег на спину, заложив руки за голову. Его взгляд был устремлен в черно-синее небо. Рядом с ним устроилась Моав. Тонким серпиком над лесом несмело плыл месяц. Спать вдруг расхотелось. Хэур стал размышлять вслух:
— Интересно, а почему луна все время меняется — то большая и круглая, то совсем тоненькая, а солнце, наоборот, всегда одинаковое?
