Небо на плечах - Федорочев Алексей (мир бесплатных книг TXT) 📗
Кто такой этот пожилой одаренный мужчина в дорогом костюме, привязавшийся ко мне с проблемами приживления утерянных конечностей в полевых условиях, — кстати, вопрос уже давно вышел за рамки анатомии, с которой мы начинали, — я не имел ни малейшего понятия. Поэтому спорил с ним без малейшего пиетета, давя опытом.
— И тогда ваш пациент умрет! — торжествующе произнес он на каком-то моем доводе.
— Шаман, — не выдержал я, достав из сумки рацию, — поднимись в здание, зайди в аудиторию триста двадцать!
— Принято, — пришел отзыв с катера.
— И что же вы, молодой человек, собираетесь мне доказать вашим колдуном?
— Не колдуном, а Шаманом, это позывной. А хочу я вам, господин хороший, предъявить того самого человека, что вы опрометчиво записали в мертвецы.
— Вот как?
— Вот так! В одном вы, конечно, правы: будь мой друг неодаренным, он бы наверняка так и остался на том поле, но вот в том, что у меня ничего не было, кроме пяти индивидуальных аптечек, я не преувеличиваю. У меня даже шовного материала не было, пальцами сосуды сжимал, пока он сам своей силой их сращивал.
— Почему же вы тогда сами их не срастили, раз такой опытный? — с ехидным интересом спросил экзаменатор помоложе.
— Источник сжег, — хмуро признался я.
— Вот как? — уже с новыми интонациями произнес мужчина.
Ожидаемые вопросы я сбил одним предупреждающим взглядом, так что несколько минут до прибытия Алексея мы с комиссией сидели молча.
Шаман, возможно, и привык, что девушки стремятся снять с него штаны, но того, что это попытаются сделать сразу несколько мужчин, да еще в таких с виду неподходящих обстоятельствах, никак не ожидал. И растерянно стал отбиваться.
— Леха, нам нужна твоя нога. — Своей фразой ситуацию я ничуть не прояснил.
— Молодой человек, успокойтесь, мы всего лишь хотим осмотреть вашу ногу! — уже более внятно высказался привязчивый экзаменатор.
Обреченно вздохнув, Алексей взялся за ремень.
На месте разрыва давно не осталось ни рубцов, ни каких-то других следов, но при углубленной диагностике этот участок выглядел чуть иначе, так что мои слова легко проверялись — в собравшейся комиссии только мой преподаватель был неодаренным, приглашенные светили источниками. Помучив Шамана, экзаменаторы переглянулись, а ему дали разрешение одеваться.
— Что я могу сказать — по самому краешку прошли, — резюмировал пожилой, когда Леха покинул кабинет.
— А то я не знаю!
— Сколько лет вам было? Операция давняя, — спросил второй приглашенный.
— Тринадцать. Почти четырнадцать.
— Почти четырнадцать!.. — саркастически протянул тот, что постарше, а потом неожиданно спросил: — Ко мне в ученики пойдете?
— А вы, простите, кто? — только и догадался уточнить я.
Вот так, под смешки экзаменационной комиссии, и состоялось мое знакомство с наставником.
— Улыбаешься! — сердито отреагировала княгиня на мою улыбку. — Над несчастной старухой смеешься! А я ведь тебе только добра желаю!
— Бабушка, не прибедняйся! На бедную несчастную старуху ты никак не тянешь! — Вот что я твердо уяснил, так это необходимость сразу пресекать подобные причитания. — И потом, у нас с тобой разные понятия о добре, это мы уже давно выяснили. Давай не портить такой хороший день ссорами по пустякам.
— Но если Берген предложит, ты хотя бы подумаешь? — жалобным дрожащим голоском спросила меня эта почтенная манипуляторша.
Посмотрел на заметно сдавшую с момента нашего знакомства Полину Зиновьевну и не нашел в себе сил категорически отказать, хотя твердо знал, что этот путь не для меня.
— Ладно, подумаю, — и в ответ на вспыхнувшую надежду на бабулином лице заметил: — Только подумаю! Вон и Лина идет! Пойду встречу.
Из-за столика сбежал с удовольствием: особо управлять мной у княгини не получалось, уступал я ей лишь в мелочах и лишь когда признавал собственную выгоду, но это не значит, что она не пыталась снова и снова. Периодически утомляло.
Сестренку встретил почти у самых дверей, принял плащ, чтобы тут же передать местному гардеробщику, и галантно поцеловал протянутую руку. После чего мы с ней довольно рассмеялись.
С Ангелиной, единственной из детей моего отца, я поладил. Не факт, конечно, что потом, когда Полины Зиновьевны не станет, мы будем поддерживать теплые родственные отношения, но пока против бабушкиной гиперопеки выступали единым фронтом, а это сближало. А вот с Катериной мне так и не удалось найти точек соприкосновения, так что, потаскав ее какое-то время на наши встречи, княгиня перестала мучить и девочку, и меня. О судьбе всего раз виденного Михаила, оказавшегося не совсем княжичем и чье имя стало табу во всех разговорах с Потемкиной, знал только, что парня сослали в закрытое училище, причем даже не в Царскосельский лицей, а рангом попроще — навроде моего бывшего Святомихайловского.
— До женитьбы уже дошли? — поинтересовалась Ангелина, направляясь к нашему столику.
— Застряли на карьере, — отчитался я, — но тема свадьбы не за горами. — Окончание фразы потонуло в мощном зевке. — Прости, спать хочу до изнеможения, может, в другой раз в остроумии попрактикуешься?
— А что мне за это будет? — ехидно уточнила сестра.
— Моя горячая братская любовь.
— И исполнение желания?
— Мечтать не вредно.
— Вредно не мечтать, — вернула мне подачу сестрица, слышавшая как-то от меня это выражение. — Вообще-то у меня к тебе дело есть, — понизив голос, сказала она.
— Выкладывай, ты же знаешь — вслепую ни на что не подпишусь.
— Не при бабушке!
— Ох уж эти страшные девичьи тайны! Когда и где?
— Давай как-нибудь в выходные в Летнем саду встретимся? Если погода хорошая, я там рисую и гуляю по субботам с двенадцати до двух обычно. Там охрана хотя бы в затылок не дышит, — повинилась она, стрельнув заговорщицким взглядом. — И мне на самом деле это очень нужно.
— Хорошо, только не в эту, в эту я занят, как и в следующую. Две недели твое дело потерпит?
— Потерпит, наверное.
— Тогда через две субботы.
Устроив сестру за столом, вернулся на место, морально готовясь перейти ко второму раунду общения с Полиной Зиновьевной. Как метко заметила Ангелина, мне еще предстояло вытерпеть и отбить матримониальные поползновения бабули в свой адрес. На самом деле ранние помолвки сейчас уже редко заключались, да и возраст вступления в брак сильно сдвинулся в большую сторону, но княгиня была женщиной старой закалки, к тому же нередко заводила разговоры о своей смерти, так что, несмотря на мое стойкое неприятие, постоянно грузила этой темой.
Почему я мирился с этим? Ответ все тот же: признание в обществе, ум и связи. Я почти два месяца не мог попасть на прием к градоначальнику, чтобы получить от него разрешение на строительство аквапарка, — видите ли, абсолютно новое начинание и нет никаких инструкций по их обустройству! А стоило пожаловаться Полине Зиновьевне, как неуловимый Яков Илларионович вдруг преисполнился радушием и принял меня на следующий же день! И пусть в итоге пришлось «поделиться», но даже так размер отката оказался гораздо скромнее, чем если бы я все-таки вышел на Рылова сам. И это не единственный случай: в той же ситуации с Болотовой княгиня помогла разрешить мои сомнения. Потемкина имени давнего таинственного любовника графини Перовской не знала, но охарактеризовала последнюю как весьма легкомысленную особу, вполне способную и написать компрометирующие ее письма, и закрутить роман с помогавшим вором, и родить от него ребенка. Не стопроцентное подтверждение, но хотя бы так.
А во-вторых, я ощущал свою вину перед княгиней. Косвенную, но все же… Как ни крути, а мечта старого монаха отчасти сбылась: пусть и не было на моих руках крови Потемкиных, но именно с моим участием из их рядов выбило самых сильных и умных.
Двух лет мне хватило, чтобы поверить старшим товарищам, утверждавшим, что менталисты — это крайне редкие звери, которые на каждом шагу не встречаются. Так-то официальная наука вообще категорически отрицала подобную идею, но были те, кто ей верил, и те, кто знал. Ко вторым в моем окружении относились мама, Григорий Осмолкин-Орлов и, как ни странно, Олег Земелин-Васин. Вероятно, знал еще Дмитрий, как внук своего деда, но с ним у нас никогда речь о мозголомательных техниках не заходила — короткого времени встреч едва хватало на пересказ новостей и традиционный обмен кодовыми фразами. Также понятно, что о возможности ментального воздействия на человека точно знали Милославский и император, но им по должности положено было.
