Разбитые скрижали - Легостаев Андрей (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
Алан Кубатиев потом сказал, что из всех моделей я был лучшим.
17
Александр Пирс впервые появился на Интерпрессконе в 94 году и был поручен опеке Олексенко — они оба сидели за компьютером, делали бэджи и прочие бумаги, в том числе дипломы для «Бронзовой улитки».
Я сидел с Вячеславом Рыбаковым в номере Бориса Натановича, шла неспешная беседа. Вдруг вваливаются едва живые Пирс с Олексенко и протягивают мэтру пробу диплома. Стругацкий посмотрел, одобрил и выпроводил их. Мне стало неудобно за товарищей, я что-то пробубнил, что, мол, их понять можно — столько встреч, праздник начался…
— А я даже знаю сколько они выпили! — вдруг с довольным видом заявил Стругацкий. — Я у Сидоровича угощался кофе, когда они у него бутылку водки из холодильника утащили.
О, какой наивный Борис Натанович, полагающий, что это и все, что они в тот день употребили. Я не стал его разубеждать.
Наутро встретив Пирса, бледного и страдающего, я спросил:
— Саша, может тебе пивка принести?
— Гильотину, — ответил он.
18
Уставший Александр Юрьевич Пирс на Интерпрессконе-96 обижался на Николая Чадовича, что тот не хочет подарить ему книгу. А у Коли не было с собой. Нет и все. Тогда он увидел на подоконнике случайно лежавший кусок доски, толщиной сантиметра три и размерами напоминающими книгу и подарил: «На, другой, мол, нет».
Пирс очень гордится этим подарком, только вот прочитать никак не сподобится.
19
Однажды я уже писал, как на Интерпрессконе-94 Стругацкий пожаловался мне, что некоторые писатели так напиваются, что не помнят, что творили накануне: например, Рыбаков извинялся перед ним с утра за то, что, мол, спустил мэтра с лестницы. Оказалось, что над Вячеславом Михайловичем кто-то подшутил, рассказав такое… Слава не помнит кто, но извиняться к Стругацкому поспешил. Считается большим секретом имена тех шутников, хотя все знают, что это были Измайлов с Геворкяном.
Почти подобная же история произошла через несколько лет на Интерпресскон-97. Тогда в оргкомитете работали Алексей Захаров и непьющий сердитый Вася Владимирский, его близкий друг. Леша, впервые оказавшийся в бурной атмосфере Сидоркона, не рассчитал сил и притомился, упав на пол прямо в холле. Вася отвел его в номер и спустился обратно к бару очень злой. Ну, я и пошутил — мол расскажи ему с утра такое, чтоб на всю жизнь запомнил. Он же все равно сейчас в беспамятстве, поверит чему угодно.
Вася утром и рассказал другу. Такое…
Я Лешу с вещами случайно перехватил уже на выходе, едва заставил вернуться, заявив, что на его работу рассчитывают, заменить уже некем. Он действительно ни капли не выпил за все четыре дня и, полагаю, из-за этого больше на Интерпрессе не появляется, стыдится. Хотя чего, собственно? Но речь не об этом.
В своих кошмарных рассказах Вася поведал другу, что тот якобы домогался до Марины Дьяченко. К моему ужасу Алексей пошел извиняться. Меня поразил ответ обаятельной и непьющей Марины: «Я ничего не помню, значит, ничего и не было».
Алексей, наверняка, до сих пор убежден в обратном.
20
Андрей Евгеньевич Чертков на Интерпрессконе-97 в первый день сильно отдохнул и в итоге на следующий день проспал голосование. Вечером приходит в бар и громогласно заявляет:
— Все, водки больше ни глотка, работать надо. Да и Ютанов запретил. Я ему поклялся: водки — ни капли. — Подумал и с пафосом барона Пампы добавил: — Но пиво — не водка. Его я не пить не обещал, да и не напьюсь я с пива.
Результат, впрочем, оказался тем же, что и накануне. На следующий день в баре Андрей Евгеньевич заявляет:
— Пива — ни капли, дайте мне джин-тоник.
На четвертый день Николай Ютанов представил Черткову всеобъемлющий список напитков, которых тому пить на Интерпрессконе не рекомендуется (говорят в нем были даже такие экзотические вещи как кумыс, чача, саке и дорогой коньяк «Курвуазье»).
21
Известный фэн Влад Борисов из Абакана несколько лет назад только и повторял, будто он такой крутой компьютерщик, что нерабочие компьютеры в его присутствии начинают функционировать.
После завершения Интерпресскона-95 Влад приехал ко мне в гости. Он переписал необходимые себе файлы, стал перенастраивать по своему виндовс и мой, до того прекрасно, без единого сбоя, функционировавший монитор сгорел наглухо.
22
О Льве Вершинине, «покорителе сердец и грозе зеркал и унитазов», каждый, по-моему, может порассказать много интересного.
На Страннике-97 Лев Рэмович получил сразу две премии — жанровую и главную за повесть, что отметил, как на фуршете, так и на банкете. Признаюсь, я тоже не остался в стороне.
Банкет справляли в гостинице «Русь», там комната в холле была курилкой и раздевалкой одновременно; вешалкой служила красивая декоративные доска, на которой торчали длинные и широкие пластмассовые крючки. Мы с женой собирались уходить, Лева там курил. Я ухватился за крючок, на мгновение потеряв точку опоры, а крючок возьми и сломайся. И вот я стою с обломком в руке и не знаю, что делать, как Ютанову теперь в глаза смотреть. А Лева меня тут же успокоил: «Я дважды лауреат, мне все можно!» и с размаху врезал ногой по вешалке, сорвав доску со стены.
23
В далеком восемьдесят восьмом году, когда я только познакомился с ребятами из клуба «МИФ-XX», видики были в диковинку и дорогой редкостью. Вот как-то на ночь глядя звонят мне два неразлучных Бориса (Гуревич и Крылов) и просятся на ночь поглядеть видак. У меня дома никого, но мне на работу к семи утра. Я говорю — фильмов полно, приезжайте, но буду спать.
Приехали. Гуревич первым делом спрашивает:
— Порнуха есть?
— Да есть, есть… Вы кино хорошее посмотрите, раз видика еще не видели никогда.
У меня тогда «Команда», «Терминатор», «Индиана Джонс» (свеженькие в то время) были. Научил их пользоваться аппаратурой, показал где что на кассетах и заснул.
Просыпаюсь, а Крылова нет. Ну мы с Гуревичем поехали, я на работу, он
— тоже.
Вечером звоню Крылову и спрашиваю, чего он ушел ночью, транспорт-то не ходил. Ну, он и объясняет, что все ж включили порнуху и через полчаса просмотра Гуревич повернулся и пристально посмотрел на Крылова. «Кажется, я уже даже тебя хочу», — сказал он. Крылов и сбежал от греха подальше.
— На кого же ты меня спящего бросил? — задним числом испугался я.
24
Юрий Гершович Флейшман, по существу, привел меня в фэндом. Он всегда отличался крайней щепетильностью. К тому же он был в крайне натянутых отношениях с товарищами по клубу «МИФ-XX» Борисами Крыловым и Гуревичем.
И как-то раз в восемьдесят девятом году я трепался с Юрой по телефону и привел какую-то цитату из Стругацких, по-моему, из «Пикника на обочине». Юра ответил, что я цитирую неправильно. Я возмутился и говорю, что тексты любимых писателей… Ну, и тому подобное.
Он же любит книги Стругацких не менее меня и стоит на своем. Я рассердился и говорю, что отвечаю за свои слова делами и если я не прав, то готов вечером (а вечером был семинар) отдать четвертной (приличные по тем временам деньги). Он (не скажу, что с готовностью, но все же) согласился подкрепить свое утверждение тем же.
Положив трубки мы кинулись к полкам. Прав оказался я.
Я не хотел брать у него четвертной. Но знал, что Юра не примет отказа и настоит на выплате проигрыша. И решил предложить послать их «Оверсановцам» (восемьдесят девятый год!) в Севастополь от нас двоих на размножение их информационных листков. И даже соответствующее письмо, в котором должны были быть две подписи, на машинке, помнится, отпечатал.
Мы с Крыловым, Сидором и Гуревичем сидели за столом в кафе дома писателей, когда Флейшман подошел с этим четвертным. Я сделал свое предложение, но он отказался. Возможно присутствие двух Бобов повлияло. Он оставил деньги и гордо отошел.
