Дело о лазоревом письме - Латынина Юлия Леонидовна (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Разумеется, все эти люди ужасно рисковали, что их покровителя арестуют, а подаренную землю заберут в казну. При аресте Руша около двух тысяч уважаемых людей пострадало таким образом, – в провинции многие с трудом откупились, а в столице Нарай защемил им горло.
– Я, – продолжал между тем Андарз, – не поддерживал с ним связи, но, будучи благодарен мне, этот человек несколько раз в месяц наносил мне визиты, и, хотя лично я не имел в нем никакой нужды, он выполнял разные мелкие поручения моей жены. Я неоднократно предупреждал женщину, чтоб она не имела с ним дела, – но разве ее переспоришь?
Императорский наставник смущенно засмеялся, и судья хихикнул. Страсть господина Андарза к женщине по имени Линна была притчей во языцех. Господин Андарз встретил ее год назад в домишке какого-то лесника, застигнутый грозой. Затащил девицу на ночь в постель, а на следующий день увез с собой. Женщина эта была настырная, и по ее настоянию Андарз отослал из столицы других четырех жен.
Господин Андарз продолжал:
– Словом, вчера моя жена дала этому Ахсаю письмо для своих родителей, которые живут в императорских охотничьих угодьях, да немного денег, чтобы он его отнес. Ей не терпелось получить ответ вчера вечером, и она раскапризничалась как раз…
Уголки холеного, чуть сладострастного рта опустились вниз, и все присутствующие живо представили себе, в какой именно миг, по обыкновению, раскапризничалась глупая женщина.
– Я попытался ей объяснить, что родители ее живут далеко, что господина Ахсая, верно, угощали чаем и что из-за всего этого он не мог поспеть в Верхний Город до того, как на ночь закрыли ворота. Но когда ворота открыли, а господина Ахсая все не было и не было, госпожа раскричалась так, что я был принужден послать прислугу поискать, не напился ли господин Ахсай где-нибудь по пути в кабачке. С ним такое случалось. И вот…
– Дело яснее ясного, – сказал судья. – Видимо, вчера господин Ахсай вернулся в столицу до того, как были закрыты внешние городские ворота, но прибыл к воротам Верхнего Города после того, как они уже были заперты. Не имея возможности в ту же ночь попасть в Верхний Город и имея предлог не возвращаться домой, он решил отыскать какое-нибудь место для развлечений и поплатился за свои пороки.
Кивнул сам себе и осведомился:
– А из-за чего подвергся взысканиям господин Ахсай?
– Его обвинили в сообщничестве с торговцами Осуи.
Судья сокрушенно воздел глазки к небу и пробормотал:
– Ужасно. Ужасно, сколько беспочвенных обвинений возводилось на людей во времена Руша!
После этого в зал ввели Лоню-Фазаненка с приятелем. Судья выпучил глаза и закричал:
– Рассказывай, негодяй, как ты убил человека!
Фазаненок повалился на колени:
– Ваша честь, мы его не убивали! Вчера вечером я с приятелем шел у канала, вдруг вижу – плывет тело. Мы его вытащили на берег, начали приводить в чувство, а он уже мертвый. «Это самоубийца», – говорит мой приятель. Я нащупал кошелек и подумал: «Этому человеку его кошелек уже не нужен, а мне, наоборот, очень кстати, – разве не справедливо будет, если я возьму его себе?»
Судья стукнул молоточком, давая знак, чтобы Лоня замолчал. Казенный лекарь выступил вперед и сказал:
– В легких у трупа нет воды, на шее имеется полоса от веревки, а под правым ухом и на затылке – две круглые вмятины. Человека этого сперва придушили, а потом бросили в канал. Самоубийства тут быть не может.
Судья всплеснул руками и закричал на Лоню-Фазаненка:
– Признавайся, дрянь! Ты задушил человека, а потом бросил его в воду. Мыслимо ли такое дело, чтобы тот, кто убил покойника, оставил при нем кошелек и золотые бубенчики!
Фазаненок, однако, уперся на своем:
– Не убивали мы, ваша честь! – твердил он.
Но куда там! Судья распорядился: из подвала притащили бочку с плетьми, томившимися в рассоле. С преступников сорвали одежду и стали бить их от шеи и до копчика: скоро кончики плетей были все в крови.
Лоня не выдержал и показал следующее:
– Шел-де ночью по мостовой и, будучи пьян, споткнулся о чиновника. Он меня обругал грязной рожей, а я его задушил. Потом оборвал с него кошелек и бубенчик, а тело бросил в воду, надеясь, что сойдет за самоубийство.
После этого принесли мешочек с похищенным и составили опись: кошелек в форме кожаной позолоченной рыбки с десятью ишевиками и восемьюдесятью тремя «розовыми». Кинжальчик с костяной ручкой, с изображением пляшущих змей. Три похоронных бубенчика, позолоченных. Перстень-винт из серебра с камнем турмалином, кольцо золотое в виде изогнувшегося акробата, акробат держит в зубах берилл. И все.
– Постойте, – сказал судья, – а как же письмо от родителей почтенной госпожи? К тому же, наверное, при письме были подарки!
– Не брали мы никакого письма! – жалостно завопил Лоня.
– Обыскать убитого, – распорядился судья.
Молодой помощник побежал исполнять приказание, а господин Андарз сказал:
– Вероятно, он оставил письмо в месте, где остановился на ночь. Ручаюсь, что убийцы нашли все, что можно было найти. Стоит ли беспокоить мертвого?
– Я тоже так думаю, – сказал судья, – но по новым порядкам надо учинить формальную опись!
Молодой помощник, явившись обратно, доложил результаты осмотра трупа:
– На теле повреждений нет, кроме следа от веревки и двух вмятин, с кафтана спороты кружева, и никакого письма.
– Признавайся, негодяй, – закричал судья, – куда дел письмо!
Лоня заметался.
– Не брал я письма, – заплакал он.
Судья погрузился в глубокую задумчивость.
– Здесь дело нечисто, – объявил он, – почему этот человек, взяв на себя убийство, отпирается от ненужных ему бумаг? Принести платье покойника!
Приказание было исполнено. Судья поднялся с места и начал сам щупать кафтан. Но увы! Карманы были пусты.
Судья недоумевал.
Один из ярыжек поклонился и доложил:
– Господин судья! Сдается мне, что сапоги этого чиновника сделаны не в столице, а в Осуе. Я слыхал, что сапожники Осуи иногда делают особые хранилища в сапогах!
– Разрезать сапоги! – распорядился чиновник.
Сапог разрезали и вытащили из левого сапога пакет из навощенной кожи.
– Разверните пакет! – приказал судья.
– Господин судья, – сказал Андарз, – ведь в этом пакете письма женщин! Прилично ли разворачивать их в казенной управе? Госпожа расплачется, узнав о таком бесчестье!
Судья, казалось, заколебался.
– Почтеннейший, – наконец сказал он, – правосудие не должно знать исключений.
Красивое лицо Андарза исказилось:
– Как! Вы отказываете мне в такой просьбе?
Судья воздел руки и вскричал:
– Увы, не я, а закон!
И тогда произошло нечто, никем не ожидавшееся.
Андарз сунул руку под платье и вдруг вытащил оттуда длинный и узкий, как лист осоки, меч.
Андарз сделал шаг вперед, и острие меча оказалось перед глазами судьи. Присутствующие ахнули. Частное владение оружием было совершенно запрещено. И хотя это запрещение не относилось к такому сановнику, как Андарз, все же при этом молчаливо подразумевалось, что если он и проучит мечом какого-нибудь нерадивого секретаря, все же он не станет шастать с этаким пестом по столичным управам!
– Или ты отдашь мне этот пакет, – холодно сказал императорский наставник Андарз, – или я насажу тебя на эту штуку.
Тут судья вспомнил, как господин Андарз, взяв речной город Одду, развесил две тысячи варваров на одном берегу, а две тысячи – на другом, и от этого воспоминания о национальном триумфе ему почему-то стало нехорошо.
Он взвизгнул и отпрыгнул от пакета подальше. К несчастью, рукавом он задел рогатый светильник, и светильник опрокинулся на пакет. Судья, спасая пакет, схватил его за один угол. Андарз в это время схватил пакет за другой угол, послышался треск, и пакет разодрался пополам.
– Ах! – сказал судья.
Из пакета выпала белая дощечка, положенная туда Шавашем.
Императорский наставник спокойно поплевал на лезвие меча, да и сунул оный в ножны. А судья, чтобы скрыть смущение, всплеснул руками и заорал на Лоню:
