Сердце некроманта - Шнейдер Наталья "Емелюшка" (бесплатные полные книги TXT, FB2) 📗
– Нет! – охнула я.
– А как же милосердие, о котором ты говорила? – строго спросила она. – Лишь слова?
– Не только слова, но…
– Одно короткое «но» способно перечеркнуть все сказанное до того. – Матушка помолчала, давая мне осмыслить свои слова, и повторила: – Перед тем, как загорится огонь, грешнику дают чашу последнего отпущения.
Я кивнула. А потом нужно остаться, пока не догорит костер, молясь за грешную душу.
– В чашу последнего отпущения добавляют яд. Быстрый, он подействует до того, как загорится костер. Казнь, милосердная и без кровопролития.
Я ошарашенно посмотрела на нее, и матушка Епифания добавила, мягко улыбнувшись:
– Так делается всегда.
– Я этого не знала… – пролепетала я.
– Зачем бы тебе было об этом знать? – пожала плечами она. – Многие знания – многие печали. Мы все же служители света, и муки врагов не доставляют нам удовольствия. Но чернь жаждет отмщения, и она получает свое, видя то, что хочет увидеть.
Ее лицо снова посуровело.
– Так вот. Дитрих отказался от исповеди и покаяния, а значит, чаша последнего отпущения ему не достанется.
По спине пробежал озноб. Кажется, я начинала понимать, к чему она клонит.
– Хочешь быть милосердной – убеди его исповедаться и покаяться до того, как взойдет на костер.
– Но он прогнал меня!
– Завтра будет другой день. Были случаи, когда грешники передумывали уже на эшафоте. Отсюда до площади Правосудия четверть часа, ты пойдешь рядом с телегой. За этот долгий срок многое может случиться.
Долгий? Она шутит?
– Сумеешь убедить Дитриха раскаяться – убедишь и меня, что он заслуживает сострадания.
Не сумею – буду стоять рядом с костром до конца, зная, что можно было облегчить его муки, но я этого не сделала.
– Но я не… Я не умудренная жизнью проповедница! – Почему мне так страшно? Словно решается судьба не чужой, но моей души. – У меня нет ни красноречия, ни харизмы…
– Твои юность и чистота куда убедительней любого красноречия. – Матушка поднялась. – И довольно об этом. Ступай.
Я склонилась к сухой руке. Пальцы матушки были холодными, и я невольно вспомнила другие – горячие и сильные.
Господь мой, вразуми и дай сил!
Следовало бы вернуться в свою келью, размышлять и молиться, но я еще не привыкла к ней и, едва шагнув на порог, попятилась. Стены словно сомкнулись вокруг меня, напомнив темный и сырой каменный мешок, даром что света здесь хватало. В обители оконца куда меньше – чтобы зимой легче было протопить помещения, но там моя келья казалась уютней. Здесь не экономили ни на дровах, ни на магии, ни на пространстве – целая комната для меня одной, настоящая роскошь! Однако сейчас я бы предпочла разделить ее с другими сестрами.
Так и не переступив через порог, я направилась к лестнице, что вела в сторожевую башню на крыше. Я уже была там один раз, и красота открывшегося вида захватила меня. Может быть, сейчас она поможет успокоиться, собрать разбегающиеся мысли?
– Не помешаю? – неуверенно спросила я, остановившись у выхода на смотровую площадку.
Светловолосый мужчина в облачении инквизитора обернулся.
– Нет, что ты, совсем наоборот.
Брат Михаэль был еще совсем молод, всего лет на пять старше меня, но успел снискать себе славу одаренного проповедника.
– Подойди, не смущайся.
Он приветливо улыбнулся мне. Я вспомнила случайно услышанный в трапезной разговор – дескать, брат Михаэль хорош не своим красноречием, а слащавым лицом, впечатляющим богатых вдовушек, которые потом щедро жертвуют храму.
Я прогнала из головы гадкую сплетню. Не было в облике брата ничего слащавого – просто милый и хорошо воспитанный парень.
– Я и не смущаюсь. – Я подошла к парапету, ограждавшему башню. – Как же красиво!
Главный храм Фейнрита возвышался над всей столицей. Возможно, королевский дворец превосходил его высотой и богатством, но храм выстроили на холме. Отсюда, со смотровой башни, дворец, довлевший над городом, казался ниже дома божьего.
И все равно дворец был прекрасен. Сейчас, с высоты и издалека, он выглядел не как твердыня, способная устоять против орды демонов, а как изящное, словно сотканное из света видение. Такими же светлыми и изящными казались окружающие его кварталы.
– Красиво, – согласился брат Михаэль, подходя ко мне сзади и кладя руки на парапет по обе стороны от моей талии. – Отсюда не видно ни куч мусора, ни потоков нечистот в бедных кварталах, ни площади Правосудия.
Напоминание о завтрашней казни заставило меня содрогнуться.
Или мне просто стало не по себе от позы брата, слишком напоминающей объятья? Наверняка он не имел в виду ничего дурного, но ни один мужчина никогда не оказывался так близко ко мне. Если не считать отца когда-то в детстве.
И Дитриха сегодня. Да что же это такое, все мысли о нем!
– Зачем думать о нечистотах и казнях, когда можно подумать о красоте мира и величии Господа, создавшего его?
Я попыталась отодвинуться, но руки по обе стороны от меня не шелохнулись. И попросить было неловко – ведь меня никто не касался и вроде бы ничего плохого не делал.
– Я предпочел бы подумать о чем-нибудь менее возвышенном, – рассмеялся брат Михаэль, и от его теплого смеха – а может, это был просто ветер, пронесшийся над крышей храма, – по коже пробежались мурашки.
Его пальцы заправили мне за ухо растрепанную ветром прядь волос, скользнули вдоль шеи, заставив замереть.
– Например, о красоте юных дев.
– Что ты такое говоришь! – оцепенение, охватившее меня, рассеялось, я развернулась, толкнув его в грудь.
Брат Михаэль отступил, примирительно выставив перед собой ладони.
– Я только хотел сказать, что девичья краса, безусловно, тоже создание божие; как и город под нами, или солнце, или вон те горы. – Он с мягкой улыбкой указал на горизонт.
Устыдившись собственных дурных мыслей, я посмотрела туда и опять застыла от восторга. Солнце вызолотило снега на вершинах, а расстояние размыло очертания хребтов, превратив их в чарующее видение.
– Но если эти горы пребудут вечно, то девичья краса угасает слишком быстро, так что я предпочту любоваться ей, когда выдается возможность. – Он снова улыбнулся. – Спасибо, что развеяла мою скуку, сестра Эвелина.
– Скуку? – не поверила я. – Как можно скучать, когда кругом… вот это?
– Любой прекрасный вид приедается. – Он снова оперся о перила, в этот раз рядом со мной, а не вокруг меня. И опять вроде бы не касался, но стоял слишком близко. – Предполагается, что братья должны поочередно нести стражу на башне, но от кого тут сторожить, скажи на милость? Разве что увидеть пожар раньше остальных и послать служку к бодрствующим.
Бодрствующие были людьми короля. Они тушили пожары, а по ночам еще следили за порядком.
– Наверное, в этом есть какая-то польза, – продолжал брат Михаэль. – Все же мы должны служить людям и тому подобное…
Показалось мне, или в его голосе промелькнула насмешка? Наверное, показалось. Сегодня я вообще на удивление тугодумна. Неужели одна-единственная встреча со злом настолько выбила меня из колеи?
– Потому что храму от этих бдений никакой пользы. Пожар ему не угрожает, нападение тоже, а демонов, – он усмехнулся, точно сам не верил, что те способны обрушиться на храм верховного бога, – трудно не заметить.
При упоминании демонов красота города словно померкла.
– Ты уже слышал?
– О разрыве над Эзенфелсом? Да, конечно. Один из братьев не поленился забраться сюда, чтобы поделиться новостями. – Михаэль снова развернулся ко мне, взял за плечо. – Но не бойся. Ни этому храму, ни этому городу, ни вам, сестрам, ничего не угрожает. Нас много, и мы сумеем защитить вас от демонов.
Я высвободилась.
– Я не боюсь. Мне жаль погибших.
– Сегодня будет всенощное бдение в молитвах за их души. Я там буду. Приходи и ты.
– Приду, – пообещала я прежде, чем вспомнила, что мне следовало бы обдумать предстоящий завтра разговор. Впрочем, если уж в любом случае придется провести ночь в молитве, так лучше со всеми.
