Легенда о Чудограде. Книга первая Властитель магии. Часть первая Рувир (СИ) - Шихматова Елена (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— Ах ты, маленькая дрянь! — воскликнула гувернантка, задетая за живое, и она уже занесла руку, чтобы ударить Гедовин по губам, как мальчик сразу же перехватил ее запястье.
Глаза Лилианы гневно переметнулись в его сторону, она с силой выдернула руку и, стиснув от злости зубы, развернулась и пошла к коляске.
Только сейчас до Гедовин дошло, что коляска ехала не стороны Ясного, значит, они вернулись, но зачем, когда они должны были ждать или хотя бы искать ее, звать. Пусть Гедовин и озвучила все в резкой форме, но это была правда, и гувернантка с кучером это понимали. Лилиана вернулась в коляску и холодно осведомилась.
— Вы едете или и дальше пешком идти изволите?
— Вы что, не понимаете, что вы сделали?
Сложив на груди руки, Лилиана повернулась к ней лицом и с усмешкой возразила, особенно подчеркнув слово «вы».
— Нет, это вы не понимаете, что вы сделали. Меня никто не застал ни с этим кучером, — тот ехидно хмыкнул, — ни с другим, а вот вас…
— Да как вы смеете?! — взвилась Гедовин. — Как вы можете думать обо мне такое?!
Гедовин вот-вот готова была расплакаться, видя ее страдание, мальчик взволнованно переводил взгляд то на нее, то на гувернантку, он не понимал слов, но понимал, что эта женщина обидела его единственного товарища, он крепко сжал рукой плечо девочка, словно говоря: держись, не показывай своей слабости. Что ж, возможно, это и правда был тот случай, когда показывать слабости не следует.
— Давай договоримся, — холодно обратилась к ней гувернантка, на «ты» и не оборачиваясь. — Я ничего не скажу твоему отцу, а ты в благодарность ничего не расскажешь ему о том, как мы разминулись.
— Мне нечего скрывать перед отцом. Я скажу ему правду! — твердым голосом, вскинув голову, произнесла Гедовин.
— Правду? — передразнила ее гувернантка, скосив на нее насмешливый, недружелюбный взгляд. — И он поверит?
Послышались звуки приближающегося транспорта в сторону города, вернув Гедовин к более насущному опасению — бабушке плохо, а она все еще здесь, теряет драгоценное время.
— Идем, — вполголоса сказала она мальчику и, взяв его за руку, повела к коляске.
— А это вы тоже намерены тащить с собой? — сразу же возмутилась гувернантка.
— Я его здесь не оставлю! — твердо ответила Гедовин. — Только так я могу забыть, что потерялась вчера вечером.
— И что вы скажете своему отцу?
— Что этот мальчик спас меня, и мы должны помочь ему!
— А если он откажется ему помогать? — скептическим тоном уточнила Лилиана.
— У меня есть знакомые в городе, которые смогут ему помочь.
— Еще один какой-нибудь знакомый?
Гувернантка обменялась ухмылкой с кучером и открыла дверцу коляски.
— В Ясный мы не едем, едем сразу в Рувир, часам к двум будем там, так что, если не хотите, чтобы мы где-то задерживались, придется обойтись сухим пайком.
— Нас это устроит, — сухо ответила Гедовин, проводив взглядом едущую в город карету, — лишь бы перегнать наших попутчиков.
Миновав Ясный, часам к одиннадцати они добрались до небольшого поселка, где Гедовин попросила сделать остановку, чтобы купить воды. Дети выпили всю воду, что была в коляске; то, как они пили с одной фляги, передавая ее друг другу, просто добило Лилиану, она смотрела на них, держась за сердце и охая, но, на счастье Гедовин, словами она никак это не комментировала. Теперь, зная за собой грех, она не имела власти над девочкой, и не могла читать ей нотации, что пить с одной фляги некрасиво и негигиенично. А Гедовин было все равно, ей до предела надоели эти воззрения, твердящие без конца о правилах и приличиях в благородном обществе. Как же все это ей надоело! Она хотела свободы, свободы самовыражения, свободы мысли, нет, конечно, она никогда не выступала за анархию, но и ограничение во всем — это тоже неправильно.
— Он что, немой? — все тем же холодным тоном осведомилась Лилиана у Гедовин, когда коляска вновь тронулась.
— Какое это имеет значение?
— О! Для вас никакого!
— Да! — огрызнулась девочка. — Для меня никакого!
С минуты две Лилиана молчала, но потом опять не выдержала и спросила.
— Почему он так одет?
— Не знаю.
— Где ты его подобрала?
— Мне не нравится постановка вашего вопроса.
— О, извольте, — скривила губы Лилиана и вновь, как и до этого, сложив на груди руки, отвернулась от них и стала наблюдать за дорогой.
Примерно через час стал накрапывать дождичек, пришлось сделать вторую остановку, чтобы поднять крышу коляски. А сердце Гедовин было не на месте, она чувствовала такую боль в душе и почти панический страх, потому что она знала — знала и все тут — что это не просто дурное предчувствие или тревога от неведения, но это знание, значение того, что случилось что-то плохое. А что еще это могло означать, если не… Гедовин невольно вздрогнула и чтобы отвлечься решила поиграть со своим спутником. По крайне мере это позволит уйти хоть ненадолго от тягостных мыслей. Она расстелила ковер на полу коляски и достала из сумки свою любимую игру, которую пару лет назад ей подарила бабушка — это строительство моста. Игроки разделялись на нескольких подрядчиков, которые должны были построить мост, затратив как можно меньше своих средств и выудив как можно больше материалов, строительных работ от своих конкурентов. Два кубика, которые бросались попеременно игроками, определяли количество ходов: сколько необходимо использовать своих материалов и сколько штрафных работ назначает смотритель стройки. При этом мост действительно сооружался из маленьких деталей с выступами и впадинами, идеально подходящих друг к другу. Гувернантка, на счастье Гедовин, промолчала и вскоре, как они начали играть, мирно засопела под шум накрапывающего дождя.
— А ты схватываешь на лету! — похвалила мальчика Гедовин. — Тут, конечно, ничего сложного, но все равно нужно разбираться, что и как делать. Дай мне штрафной кубик, — попросила она, на этот раз, не указывая на него, и мальчик дал ей нужный кубик. — Ты запомнил! — воскликнула девочка. — Значит… это, — сказала она, указав на свою сумку, — сумка. Это, — она провела рукой по внутренней крыше коляски, — коляска.
Гедовин растягивала слова, произнося их четко и по слогам, чтобы он уловил правильное звучание и расслышал все звуки в словах. Мальчик очень сосредоточенно следил за ней и внимательно слушал, впитывая каждый звук. Он запоминал слова, которые она ему называла, но наотрез отказался повторить их. Гедовин жестом попросила его произнести слово, но он только с испуганным видом покачал головой.
— Боишься, что не сможешь повторить также? Но ведь я бы тебя поправила, помогла.
Но, увы, ее заверения были ему пока недоступны для понимания, а на жестах это объяснить довольно сложно. Мост так и не был достроен, когда коляска остановилась: перед ними были городские ворота Рувира, было, действительно, где-то около двух часов дня. Гедовин хотела разбудить гувернантку, но та проснулась сама, надев непромокаемый плащ и накрыв им документы, она вынырнула наружу.
Едва Гедовин вернулась к тревогам реального мира, как волна боли буквально накрыла ее, ей хотелось вскрикнуть, глубоко вздохнуть, но она не могла. Кто-то потряс ее за плечо, вздрогнув, девочка обнаружила себя лежащей на полу коляски, сидя подле нее на корточках, ее друг старался привести ее в чувство. Она потеряла сознание, от боли, душевной боли! Теперь уже глупо было лгать самой себе, Гедовин заплакала.
Мальчик вовремя помог ей подняться, усадив ее на сиденье до возвращения гувернантки. Окинув взглядом ревущую Гедовин, та оторопела произнесла.
— Я же еще ничего не сказала, откуда ты?..
Ворота города открылись, пропустив внутрь коляску, которая медленно покатилась по мокрым мощеным камнем улицам. Рувир был небольшим, но очень необычным городом, совмещая в себе такие древние сооружения, как библиотека и амфитеатр, а также новые, ничем непримечательные дома простых людей и богатые особняки знатных особ. Здесь стоило только начать разрабатывать землю, как сразу же можно было найти свидетельства старины, когда Рувир славился своей библиотекой, активно участвовал в жизни страны, в отличие от теперешнего состояния, когда каждый старался закрыться в своем доме, поменьше знать о проблемах других и больше заниматься собственным жизненным укладом. Театральная и в целом творческая жизнь города постепенно угасала: все меньше постановок организовывалось, практически ни один творческий коллектив не ездил в другие поселения на гастроли, зато приезжали труппы из Истмирры, оживляя ненадолго будни Рувира. Выступали приезжие в основном в амфитеатре, на который уже сорок лет практически не выделялись средства, с тех самых пор, как Рувир перешел в состав Гриальша.
