Сезон гроз. Дорога без возврата - Сапковский Анджей (читать книги без сокращений TXT) 📗
На левом берегу Адалатте находились порт, доки и промышленно-торговый район, охватывавший верфь с мастерскими, а также предприятия по переработке, склады и ангары, торжища и базары.
Противоположный берег реки, территорию, называемую Пальмирой, заполоняли лачуги да хибары бедноты и работного люда, дома и лавки мелких торговцев, бойни, мясные прилавки и многочисленные, оживающие преимущественно в сумерках, кабаки да таверны. Ибо Пальмира была и районом развлечений, запретных удовольствий. Также, насколько знал Геральт, здесь запросто можно было лишиться кошелька или получить нож под ребро.
Подальше от моря, на левом берегу, за высоким частоколом из толстенных бревен располагался, собственно, сам Керак: кварталы узких улочек меж домами богатых купцов и финансистов, факториями, банками, ломбардами, мастерскими швецов и сапожников, магазинами и магазинчиками. Наличествовали здесь также постоялые дворы и места развлечений высшего разряда, предлагая, впрочем, ровно те же услады, что и портовая Пальмира, но за куда большие деньги. Центр квартала состоял из четырехугольного рынка, здания городской ратуши, театра, суда, таможенной конторы и домов городской элиты. У входа в ратушу на постаменте высился жутко обгаженный чайками памятник основателю города, королю Осмику. Была это явная липа, приморский город возник задолго до того, как Осмик прибыл сюда бес его знает откуда.
Повыше, на взгорье, стоял замок и королевский дворец, в формах и абрисах довольно нетипичных, поскольку ранее был он древним храмом, перестроенным и расстроенным после того, как оставили его жрецы, разочарованные полным отсутствием интереса со стороны народа. От храма сохранилась даже кампанила, сиречь колокольня с большим колоколом, в который нынче властвующий в Кераке король Белогун приказывал бить ежедневно в полдень и – к неизбывной злобе подданных – в полночь.
Колокол заголосил, когда ведьмак въехал меж крайними хибарами Пальмиры.
Пальмира воняла рыбой, стиркой и кружалом, толкотня на улочках была ужасная, проезд стоил ведьмаку изрядного времени и терпения. Он вздохнул с облегчением, когда наконец-то добрался до моста и переехал на левый берег Адалатте. Вода смердела, разнося комья грязной пены, результат работы стоявшего выше по реке кожевенного заводика. Отсюда недалёко было до дороги, ведущей к окруженному частоколом бургу.
Он отвел лошадь в конюшни под бургом, заплатив за пару дней наперед и оставляя конюху бакшиш, чтобы гарантировать Плотве должный присмотр. Направился к караульне. В Керак можно было попасть лишь через караульню, после прохождения контроля и сопутствующих оному малоприятных процедур. Ведьмака эта необходимость несколько раздражала, но он понимал ее цель – обитателей бурга за частоколом не слишком радовала мысль о визитах гостей из портовой Пальмиры, особенно сошедших на сушу моряков из чужедальних стран.
Он вошел в караульню – деревянный сруб, в котором находилась, как он знал, кордегардия. Полагал, будто знает, что его ждет. Ошибался.
В жизни своей доводилось ему посещать различные кордегардии. Малые, средние и большие, в закоулках мира близких и весьма отдаленных, в регионах, отягченных цивилизацией в большей и меньшей степени, а то и вовсе не отягченных. Все кордегардии мира смердели затхлостью, по́том, кожей и мочой, как, впрочем, и железом со смазкой для консервации оружия. То же было и в кордегардии Керака. Вернее, было бы, когда б классические кордегардные запахи не забивала тяжелая, душная, под потолок встающая вонь пердежа. В меню гарнизона здешней кордегардии, несомненно, преобладали крупносеменные стручковые, навроде гороха, бобов и цветной фасоли.
Гарнизон же был исключительно дамским. Состоял он из шести женщин. Сидевших за столом и увлеченных полуденной трапезой. Все дамы жадно хлебали из глиняных мисок нечто, что плавало в реденьком перцовом соусе.
Самая высокая из стражниц, видать, комендант, отодвинула от себя миску, встала. Геральт, который всегда полагал, что некрасивых женщин не бывает, внезапно почувствовал настоятельную необходимость пересмотреть свои убеждения.
– Оружие на лавку!
Как и все присутствующие, стражница была острижена наголо. Волосы успели чуток отрасти, покрыв лысую голову неопрятной щетиной. Из-под расстегнутого камзола и расхлюстанной рубахи виднелись мышцы пресса, при виде которых сам собою вспоминался большой перетянутый рулет. Бицепсы стражницы, дабы остаться в рамках гастрономической образности, были размером со свиные окорока.
– Сказала же – оружие на лавку! – повторила она. – Оглох?
Одна из ее подчиненных, все еще склоненная над миской, чуток приподнялась и перднула, истово и протяжно. Ее подруги заржали. Геральт обмахнулся перчаткой. Стражница глядела на его мечи.
– Эй, девочки! Давайте-ка сюда!
«Девочки» встали, без охоты, потягиваясь. Все, как приметил Геральт, одевались в стиле скорее свободном и легком, а главное, позволявшем прихвастнуть мускулатурой. На одной были короткие кожаные штаны с распоротыми по шву штанинами, чтобы втиснуть голени. А вверх от талии одёжкой ей служили в основном перекрещивавшиеся ремни.
– Ведьмак, – сказала она. – Два меча. Стальной и серебряный.
Вторая, как и все – высокая и широкая в плечах, приблизилась, бесцеремонным движением распахнула рубаху Геральта, ухватилась за серебряную цепочку, выудила медальон.
– И знак есть, – подтвердила. – На знаке волк, с зубами ощеренными. Выходит, и взаправду ведьмак. Пропускаем?
– Устав не запрещает. Мечи он сдал…
– Именно, – спокойно включился в беседу Геральт. – Сдал. И полагаю, они пребудут пока в охраняемом депозите? И я получу их назад по расписке? Каковую мне сейчас выдадут?
Стражницы, щеря зубы, окружили его. Одна толкнула, словно бы невзначай. Вторая громко перднула.
– Вот тебе расписка, – фыркнула она.
– Ведьмак! Наемный убийца чудовищ! А мечи отдал! Сразу! Покорный, как пацанчик!
– Хреняшку свою тоже бы сдал, если бы приказали.
– Так прикажем, а? Что, девки? Пусть вынет из штанов!
– Подивимся, какие там у ведьмаков хреняшки!
– Хватит, – рявкнула комендант. – Разыгрались, дырки. Гонсхорек, ну-ка сюда! Гонсхорек!
Из соседнего помещения появился лысоватый и немолодой милсдарь в бурой епанче и шерстяном берете. Едва войдя – раскашлялся, снял берет и принялся им обмахиваться. Без слова принял обернутые ремнями мечи, сделал Геральту знак, чтобы шагал следом. Ведьмак не заставил себя упрашивать. В наполнявшей кордегардию смеси газов газы кишечные уже начинали преобладать.
Помещение, в которое они вошли, разделяла толстая железная решетка. Милсдарь в епанче заскрежетал в замке большим ключом. Повесил мечи на крючок подле прочих мечей, сабель, кордов и ножей. Раскрыл потрепанную амбарную книгу, корябал там медленно, неторопливо, непрестанно кашляя и с трудом переводя дыхание. Наконец он вручил Геральту расписку.
– Я так понимаю, мои мечи здесь – в безопасности? Под ключом и охраной?
Бурый милсдарь, тяжело дыша и похрипывая, затворил решетку и показал ему ключ. Геральта это не убедило. С любой решеткой можно совладать, а звуковые эффекты от флатуленции дам-стражей по-любому заглушат попытки взлома. Однако выхода не было. Надлежало завершить в Кераке то, ради чего он прибыл. И покинуть город как можно скорее.
Кабак или же – как гласила вывеска – австерия «Natura Rerum» [3] располагалась в не слишком большом, но довольно изящном строении кедрового дерева, с остроугольной крышей и высоко торчащей трубой. Фасад дома украшало крыльцо, уставленное раскидистыми алоэ в деревянных кадках. Из помещения доносились кухонные запахи, главным образом печеного на решетках мяса. Запахи были столь соблазнительны, что ведьмаку «Natura Rerum» сразу же показалась Эдемом, садом наслаждений, островом счастья. Местом успокоения благословенных, млеком и медом истекающим.
Оказалось, однако, что Эдем оный – как и всякий Эдем – охраняем. Был у него свой цербер, страж с мечом огненным. Геральту выпала оказия увидать его в действии. Цербер, мужик невысокий, но кряжистый, на его глазах изгнал из садов наслаждений худого юнца. Юнец протестовал – покрикивал и жестикулировал, что, похоже, цербера нервировало.
