Я - Божество (СИ) - Майоров Алексей (электронная книга txt) 📗
В поисках дна
В моём шестилетнем возрасте я был отправлен на занятия акробатикой в спортивный комплекс "Крылья советов". Меня туда водили за компанию со старшей сестрой.
Диковатый дворец физкультуры Осоавиахима на Ленинградском проспекте строился как конный манеж. Поэтому первое впечатление от акробатики — это холодрыга осенью, зимой и весной. Я начинал мёрзнуть в двадцатиградусный мороз в ожидании троллейбуса на остановке, и в самом троллейбусе, потом продолжал мёрзнуть в раздевалке, и окончательно замерзал в акробатическом зале на занятиях.
Вдобавок к слабому отоплению в нашем зале вместо одной стены было окно. Это было окно от самого пола до потолка. Оно состояло из металлического каркаса, в который были вставлены толстые, но одинарные стекла. Поэтому в январе от окна шёл лютый холод. В зале было около двенадцати градусов.
Мы неуклюже ползали по матам, неуверенно кувыркались, с кривыми ногами садились на шпагат, болтались макаронинами на брусьях, падали с бревна, спотыкались в прыжке о трамплин и неуклюже опрокидывали козла для прыжков, хныкали во время растяжек. Но меня согревало то, что где-то там в будущем мы дотянемся до колец, научимся делать двойное сальто, вертеть солнышко, кувыркаться в прыжке под потолком и ходить колесом на бревне. Но начиналось всё с того, что надо было тянуться.
Тянуться означало сесть попой на коричневые клеёнчатые маты из продавленного поролона, свести ноги вместе, вытянуть, сложиться пополам в пояснице и стараться достать руками до носков. Колени не сгибать. Носок тянуть. Или сесть жабой, почти как по-турецки, но разведя колени ещё шире, упереть ступню в ступню и локтями прижимать колени к полу, разводя их.
Во время такой растяжки подходила компактная девушка-тренер. Казалось, черты её лица нарисованы остро заточенным твёрдым простым карандашом на белоснежном листе. Она не подходила, эта пантера, она возникала в облегающем синем трико и узких чёрных шортах и ладошкой девушки-подростка надавливала на тело в самом болезненном направлении, проверяя растяжку.
Когда худенькая девушка-тренер замечала, что растяжка плохая, она начинала работать с каждым индивидуально. У неё было несколько любимых упражнений.
Растяжка на спине, где надо было лечь спиной на мат, одну ногу вытянуть вдоль пола, а другую задрать. Девушка садилась на лежащую на полу ногу, зажимала её между ног, животом и грудью налегала на всё моё туловище и обеими руками толкала мою вторую ногу куда-то за ухо. Моё лицо упиралось в её подмышку, а щека в грудь. Боль прокладывала дорожку от носка одной ноги — через промежность и поясницу — к носку другой.
Ещё девушка-тренер растягивала на поперечный шпагат. Я ложился на спину, а она вставала коленями так, что моя голова оказывалась между её ног. Коленями она прижимала мои плечи к матам, руками оплетала мои голени и тянула их на себя, а плечами разводила мои ноги в разные стороны. Болью наполнялись внутренние мышцы бёдер.
Потом она тянула мне поясницу. Для этого я садился, вытягивал ноги, а девушка-тренер на корточках фиксировала попой мои ступни и сгибала меня пополам. При этом моя макушка упиралась в её живот. Теперь боль терзала пальцы ног, ступни, голени, бедра, поясницу, спину, плечи, руки до самых пальцев.
Девушка-тренер работала со мной медленно, тщательно выверяя каждое усилие. Сперва разминала и разогревала, покачиваясь в разные стороны. Потом она исследовала мои мышцы и связки нагрузкой, заставляла их напрягаться и замирать. Наконец она определяла нерастянутое место и напирала туда, где ощущала сопротивление. Она терпеливо искала боль, а когда находила, делала её почти нестерпимой. Нельзя было не завыть. Слёзы брызгали сами собой. При этом я не плакал, но слёзы всё равно текли. Стон, который невозможно сдержать, мало помогал, но девушка-тренер его ждала. Стон означал, что растяжка перешла в новую стадию. Когда девушка-тренер слышала стон, в её теле появлялось удовлетворение, оно твердело, она переставала искать боль и насыщалась ею, продлевая найденным движением, повторяя его раз за разом, только чуть больше, чуть сильнее. Во время боли она давила с осторожностью и никогда не перебарщивала.
Когда растяжки только начинались, я пытался симулировать стоны. Однако слыша стон фальшивой боли, девушка-тренер зверела и растягивала так, что появлялась боль настоящая. Да такая, что вой от неё разительно отличался от притворного стона.
Во время этих упражнений глаза девушки-тренера щелились, на лбу выступала испарина, она закусывала нижнюю губу и вся вибрировала от натуги. Сама девушка-тренер умудрялась быть и упругой, и податливой в разных местах. Она умела растягивать в разных позах. Во время растяжек она полностью повторяла рельеф тела растягиваемого, становилась его частью. Её щека, жилки на шее, ямка между ключицами, тепло мышц, влага тяжёлого дыхания, пряди волос, всё это заставляло терпеть боль, и хотелось, чтобы растяжка длилась.
Я плохо поддавался растяжке. Во время упражнения я напрягал мышцы и усложнял процесс — девушка-тренер хмурила бровки, дышала тяжелей, и напирала на меня изо всех сил. Мои же мышцы тоже крепли с каждым занятием. Тренеру приходилось уделять мне времени больше, чем остальным, но она меня не отчисляла.
Иногда девушка-тренер не приходила. Тогда нами никто не занимался. Происходила скучная физическая подготовка. Появлялся кто-нибудь, давал задание и уходил. В такие дни я самостоятельно упражнялся напротив окон. Я держался за деревянный поручень, идущий вдоль окна, и, стуча зубами от холода, отрабатывал унылые упражнения на сохранение равновесия.
За окнами разгонял сумерки тусклый фонарь. Или этот фонарь угадывался сквозь снегопад. Или полнела пепельная луна сквозь скрюченные деревья. Или окно было затянуто узорами льда на стекле с протаявшей дырой напротив меня. И только на ветке перед окном всегда дежурил неизменно красный и сердитый от холода снегирь. Он сварливо вертел чёрным клювом и грелся теплом от рам. Тем теплом, которого мне так не хватало.
Вскоре я отправился на поиски дна, вот как это случилось.
Иногда в занятиях акробатикой наступал праздник. Девушка-тренер вела нас в зал для отработки прыжков на батуте. Это был отдельный зал с самыми высокими потолками. Там на уровне пола были широкие и длинные прямоугольные ямы. Часть ям были затянуты плотной упругой сеткой — батутом. Были ямы, в которых батута не было. Под сеткой батутов были навалены обрезки грязно-жёлтого поролона. Ямы без батутов были заполнены обрезками поролона целиком.
В зале батутов девушка-тренер вытягивалась, у неё прорезалось звонкое оперное сопрано, которым она командовала. Все сразу понимали, здесь опасно. Так оно и было: края ям, растяжки батутов, столкновение со стеной, неловкое падение на голову. И всё-таки мячиком скакать с батута на батут было увлекательно.
Для меня главной загадкой батутных залов были заполненные поролоном ямы, куда мы падали. С какой бы высоты я туда ни обрушивался. Какой бы частью тела я туда ни влетал. Никогда не удавалось ощутить дна этих ям. Кого бы я не спрашивал, никто не знал. Считалось, что ямы бездонные.
Наступил день, когда терпение моё иссякло, и я организовал экспедицию ко дну ям. В мальчишеской раздевалке я рассказал моим братьям по акробатике, что однажды достиг дна ямы и обнаружил там потайной лаз. Мне не поверили, тогда я предложил проверить.
Можно было бы упасть в яму и "случайно" начать зарываться в поролон и так опускаться до самого дна. Только, как избежать того, что другой прыгун может угодить в яму, когда там идут исследования? Что делать, если дна достичь не удастся? Как потом вылезти обратно? И есть ли чем дышать глубоко под поролоном?
Помогла наблюдательность. Один раз во время тренировок старших групп я увидел, как все ямы были затянуты батутами. Прыгуны вертели кувырки в воздухе, подскакивая один за другим поочередно на всех батутах подряд. После соревнования половину батутов сняли, и в ямы без батутов досыпали до краёв поролона. Так я понял, что ямы с батутами и ямы без батутов одинаковые.
