Наемник (СИ) - Шейко Максим Александрович (лучшие книги .txt) 📗
На флагштоке Сигнальной башни морозный ветерок лениво полоскал черное знамя с изображением черепа в пехотном шлеме с кинжалом в зубах — эрзац-вариант нашего отрядного штандарта, как раз для таких вот случаев. Второго флага нам не выдали, так что вместо него на одном из зубцов Свиной башни болтался в петле труп ее бывшего коменданта — того самого мордатого в дорогом нагруднике, которого Гест отоварил алебардой.
В предрассветной мгле прошла поэтапная смена частей. "Мертвецы" повзводно покинули захваченные ночью позиции и отошли на отдых, а их место заняла вторая рота коронной пехоты. Командовавший прибывшими регулярами лейтенант расположился в свинской башне, а я, на правах старшего офицера, остался в Сигнальной. Перестрелка к утру прекратилась, даже лучники наемников, засевшие в Шерстяной башне, угомонились. Недобитые раненые на ничейной полосе тоже поутихли — то ли передохли, то ли просто орать устали. Так что я даже смог вполне сносно позавтракать и подремать пару часов, не снимая доспехов. А потом началось самое интересное.
Дирк растолкал меня со словами:
— Вставай, командир, городские, похоже, затевают чего-то!
— А? Какого хрена? Чего им на жопе ровно не сидится?
— Вот уж этого я не знаю.
Сержант виновато разводит руками и тут же добавляет, указывая на ближайшую бойницу:
— Да ты сам посмотри.
Пришлось воспользоваться дельным советом. Беглый осмотр окрестностей ничего не дал и я уже собирался выписать телохранителю пистонов за прерванный без уважительной причины начальственный отдых, когда маячивший за правым плечом Дирк деликатно подсказал на что следует обратить внимание:
— Вон там, за обгорелой халупой без крыши.
Приглядевшись, чуть не хлопнул себя ладонью по лбу. Торчащую из-за развалин палку, обвязанную зелеными ленточками, не заметить можно было разве что спросонья. Хотя городские тоже молодцы, конечно. В "Правилах и обычаях войны" ясно ж прописано: знаком, обозначающим мирные намерения и желание вступить в переговоры, является пучок зеленых ветвей, поднимаемый обычно на пике, дабы его было хорошо видно из расположения неприятеля. Ну, допустим, сейчас по погодным условиям с ветвями подходящего окраса действительно напряженка, разве что хвойные подойдут. Но чтоб так?! Это ж все равно как эмалированным ведром вместо белого флага махать! Креаклы, хреновы.
Следующие четверть часа были заполнены командами и беготней. Наконец, когда гарнизоны обеих башен и части поддержки за рвом перешли в состояние повышенной боеготовности, а гонец к ле Кройфу с извещением о том, что бюргеры созрели для серьезного разговора, отправлен, ирбренцам проорали, что можно высылать делегатов.
Под прицелом наших арбалетчиков тройка парламентеров, плавно помахивая короткими палочками с привязанными к ним ярко-зелеными лоскутами, неспешно приблизились к укреплениям и так же степенно поднялись на стену. Там, у верхних ступеней лестницы, опираясь на внушительного вида двуручник, их поджидал я в компании своих драбантов. Меч вместе с завтраком мне приволок денщик — как знал, что пригодится, засранец.
Ирбренцы — полноватый представительный дядька с орлиным носом и слегка обвислыми щеками, суховатый седой старик с "благородными" чертами лица и коренастый красномордый жлоб в дорогой кирасе — не стали тянуть кота за яйца. Кратенько отдав должное храбрости и воинскому умению "славных своей доблестью наемников", посланцы прямо на лестнице заявили про готовность начать переговоры о размере контрибуции и прочих условиях отвода наших войск от города. Вот тут-то и пробил мой звездный час.
— Переговоров не будет.
Лица парламентеров медленно вытягиваются, а мое самомнение стремительно растет — вот он, краткий миг торжества. Пусть даже это слова ле Кройфа, но произнес-то их я!
— Но… э-э-э… как же?
Переговорщики растерянно переглядываются — на такой оборот они явно не рассчитывали. Ведь после того, как мы, отбив все контратаки и невозбранно произведя смену ударных частей, демонстративно отказались продолжать штурм, даже последнему ёжику в лесу должно быть понятно, что пора обсуждать сумму отступных, и вдруг такое!
— Сегодня в полдень вы откроете ворота, сложите оружие и сдадитесь на милость герцогини Танарисской без всяких условий. Иначе после полудня мы возьмем город штурмом, и тогда те, кто сумеют дожить до ночи, позавидуют мертвым.
Слова падают тяжело и веско, как чугунные болванки. Мощная, закованная в доспехи фигура с огромным мечом нависает над замершими на лестнице ирбренцами, как бы символизируя собой незавидную участь, ожидающую их в случае дальнейшего сопротивления. Это я удачно придумал — на ступеньках речь толкнуть — сразу видно кто тут сейчас на высоте положения!
Судя по побледневшим рожам бюргеров, ультиматум произвел правильное впечатление. Еще бы! Что происходит во взятом на меч городе, тут знают все. Хотя бы понаслышке, но знают. Так что теперь магистратам предстоит решить, какое из двух зол следует считать меньшим: бухнуться в ноги герцогине с абсолютно неясными перспективами или попытаться отразить решительную атаку полутора тысяч профессиональных наемников без единого шанса на успех. Выбор отнюдь не очевиден, если вспомнить про частично удачную попытку застрелить Ноэль из катапульты. Возможно, на память о том инциденте у ле Марр останется шрам на лбу, и тогда, боюсь, даже Эйбрен-заступница не спасет Ирбренд от праведного гнева первой красавицы Танариса.
В общем, я бы на их месте сдаваться поостерегся. Хотя мне легко говорить, я-то не на их месте. Да и к чему гадать, если можно просто подождать и посмотреть, что получится, благо до полудня осталось всего ничего? Так что, проводив взглядом спешно юркнувшие в лабиринт городских улиц фигурки парламентеров и отправив к капитану очередного гонца с отчетом о результатах прелиминарных переговоров, я просто и незатейливо завалился досыпать, велев Дирку разбудить, если будет что-то интересное.
Ровно в полдень в городе задудели трубы и южные ворота Ирбренда распахнулись, выпуская делегацию разодетых в пух и прах бюргеров со связкой массивных ключей на атласной подушке — магистраты свой выбор сделали, теперь слово было за Ноэль.
Герцогиня, однако, оглашать приговор не спешила. Весь вечер мы посвятили тому, что планомерно занимали городские укрепления и разоружали остатки гарнизона — тех, кто не смог расползтись по домам. В основном досталось наемникам, городской страже и муниципальной милиции. Первым потому, что деваться им особо некуда — в городе они чужаки, а вторым и третьим — потому, что они все наперечет. Ополченцам-добровольцам в этом плане было полегче — разбежались по хатам и затаились, как тараканы под веником.
Обезоруженных ирбренцев загоняли в длинные каменные сараи у восточных ворот. Обычно они использовались для хранения товаров, но сейчас по случаю войны большая часть складов пустовала, вот Бенно и решил превратить их в лагерные бараки. Наемники отнеслись к заключению философски, а вот местным такая идея не понравилась. Причем настолько, что кое-кто даже попытался устроить бучу с целью под шумок удрать из города. Не иначе как на нервной почве, потому что по уму, сдав оружие, рыпаться уже явно не стоило. В итоге проблему решили радикально — зачинщиков и еще несколько десятков попавшихся под горячую руку отправили кормить раков в Ороле.
После этого взялись за мародеров. На таких полицейских операциях "мертвецы" собаку съели еще во время наведения порядка в Ландхейме, так что всё было закончено за одну ночь. На утреннем брифинге, в котором приняло участие большинство кадровых офицеров, Бенно, выслушав все доклады, констатировал, что Ирбренд находится под нашим полным контролем. Я же в очередной раз отметил для себя, что ле Кройф — гений. Ценой потери всего 27 человек убитыми и тяжелоранеными (23 при штурме и еще 4 во время ночной зачистки) захватить столь мощную крепость — это уметь надо! Неудивительно, что когда я, временно вернувшись к обязанностям офицера связи, докладывал ле Марр о достигнутых за последние сутки успехах, лицо герцогини Танарисской, несмотря на все попытки сохранить выражение суровой непреклонности, то и дело озарялось счастливой улыбкой.
