Воин Забвения. Гранитный чертог (СИ) - Счастная Елена (читать хорошую книгу txt) 📗
Нужно было немедля рассказать обо всём Кириллу, но ноги сами несли Хальвдана в покои лекаря. За то время, что прошло, он, наверняка, уже успел осмотреть Младу и чем-то ей помочь. Возможно, россказни вельдчонка о том, что отравление нельзя излечить – просто преувеличение впечатлительного подростка. Снова обойдя двор – уже с другой стороны – Хальвдан зашёл в часть замка, где и обитал Лерх. Там ему в своё время выделили несколько кладовых и просторную светлую комнату. А позже и пару каморок для отроков, пожелавших посвятить себя лекарскому мастерству и поступить в ученики к ариванскому учёному.
Лерха в комнате не оказалось. Только отрок сказал, что тот ушёл к князю, но скоро вернётся. И не успел он договорить, как лекарь, супротив обычного, медленно вошёл и грохнул сундучком о стол. Так небрежно со своим драгоценным добром он никогда не обращался. Жалобно звякнули склянки из дорогого гранёного стекла внутри кожаного короба. Отрок, который ещё не успел вернуться к смешиванию каких-то пахучих порошков, даже вздрогнул.
Лекарь устало взглянул на Хальвдана и остановился напротив. Они пару мгновений просто смотрели друг на друга. И в тишине было слышно, как сопит ученик у дальней стены.
– Думается, ты тоже хочешь узнать, что с Младой? – промолвил наконец лекарь и, не дожидаясь подтверждения, продолжил: - Видит наимудрейший Хамн, я сделал всё, что мог. Но, боюсь, что это ей не поможет. Те стрелы – а её ранили без сомнения стрелами – были чем-то отравлены. И это не напоминает ни одного из виденных мною отравлений. Не понимаю, как она до сих пор жива.
– Но ты можешь найти противоядие?
Лерх невесело усмехнулся и провёл рукой по редеющей, прозрачной, как паутина, бороде.
– Я не знаю, от чего составлять это противоядие. У меня есть порошки и настои едва не всех возможных растений и корешков. Вытяжки из органов животных и самых разных тварей. Но я ума не приложу, за что мне взяться. Отравление глубоко проникло в кровь девочки. Её мучает жар. Пока я перевязывал её, слышал, как она бредит. Боюсь, уже ночью её не станет.
– А ты постарайся, Лерх, – сам того не желая, с напором проговорил Хальвдан. – Ведь наше войско может пострадать, когда мы столкнёмся с вельдами. Всё их оружие отравлено тем ядом. Об этом мне сказал пленник.
– Не тебе меня учить! – вдруг взбеленился лекарь. – Я и сам всё понимаю!
Хальвдан задавил внутри вспыхнувшую злобу. Знал, что с Лерхом, когда он начинает яриться, спорить бесполезно. Да и сомневаться в его старании смысла не было. Если не он, то больше никто в княжестве, а может, и соседних владениях не сумеет помочь Младе. Разве что лекари скрытных и нелюдимых соседей – миртов. О них ходили едва не легенды, и многие вельможи, а то и обычные крестьяне с ближних и дальних земель ездили к ним, чтобы избавиться от самых безнадёжных хворей. Не всех мирты принимали. Но некоторых лечили, и, вернувшись, те не уставали нахваливать их великие умения. А вот в чём они заключались – не рассказывали, ссылаясь на обещание, данное под сенью священных деревьев.
Да только как ни торопись, а тысячу вёрст на юго-восток и обратно за полночи не проскачешь. И от этого на душе становилось особенно паршиво. Хальвдан вздохнул, просто обогнул Лерха и пошёл к выходу. Чувствовал, как тот смотрит ему в спину и, возможно, винит себя за слишком резкий ответ.
– Я постараюсь, – проговорил лекарь, когда за Хальвданом уже закрывалась дверь.
Глава 9
Погост с простым названием Южный стоял здесь с незапамятных времён. И с тех же времён неподалёку от него пролегал большак, берущий начало где-то в ариванских землях и уходящий далеко на север. Там он бился на десятки мелких дорог, которые терялись в лесах, вливались в западные и восточные пути, упирались в пристани деревень, рассыпанных по берегу Нейры, как галька. Купцы, ведущие за собой обозы с товарами, что охранялись суровыми наёмниками, проходили через погост с лета по зиму, с весны по осень. Не было, казалось, ни одного тихого дня. Вот и сегодня Южный шумел голосами многих людей, проезжих и местных. Здешний рынок не затихал. Даже ночью, когда пряталось за окоём Светлое Око, оставляя жителей без присмотра Богов, некоторые продолжали торговать и покупать. Не опасались, видно, что договоры, сотворённые в сумерках, окажутся обманом, не послужат добром приобретённые товары.
У самого ближнего к торгу постоялого двора «Барсучий хвост», как всегда, сновало много интересных и неприметных людей. Тех, кто появлялся на погосте не первое лето, и тех, кого больше никогда не увидишь. Млада любила здесь бывать. Чаще это случалось вечерами, когда дневные труды закончены и можно позволить себе немного отдыха, прежде чем сесть в избе за прялку – готовить приданое. Или помогать Виле со стряпнёй на всю семью.
Млада наблюдала. Просто стояла в сторонке, прячась за неизменной калиной, кусты которой зелёным кучерявым воротником охватывали постоялый двор, и смотрела на людей. На купцов, статных, преисполненных достоинства или невысоких, с хитрыми, живыми глазами. Их слуг, которые чаще всего были похожи на хозяев, а то и превосходили их по заносчивости. И наёмников: загорелых ариванцев, улыбчивых и будто бы источающих южное тепло. Западных немеров, крепких молодцев с открытыми, простоватыми лицами. Или воинов с востока, из Хилтара и окрестных городов. Их от западных отличали одежда и более грубые, твёрдые черты.
Глядя на них, Млада представляла, что когда-нибудь тоже уйдёт. Прибьётся к какому-нибудь обозу наёмницей. И пусть учить её владению оружием никто не собирался. Вила только всплёскивала руками и причитала, что девочке негоже даже помышлять о том, чтобы – сраму не оберёшься! – размахивать мечом. Чего доброго ещё и в мужские порты рядиться – ведь в понёву даже не вскочила. А её муж Гоймир не перечил да и, правду сказать, считал затею Млады несусветной глупостью.
И Млада не решалась слишком часто заводить такие разговоры в семье, которая приютила её после гибели Речной деревни. Гоймира она встретила на лесной дороге, после того, как побывала на пепелище родного дома. Там она видела мать, ничком привалившуюся к забору. Отца, разрубленного мечом от плеча до груди. И брата, заваленного дымящимися обломками кровли. Тела сестры-близнеца она тогда не нашла – видимо, та погибла в обрушившейся избе. Но где же взяться силёнкам разбирать завалы у десятилетней девчонки? Зато Млада видела кругом трупы людей, которых знала всю свою недолгую жизнь. И не понимала, как в тот момент рассудок не покинул её. Сил хватило только на то, чтобы выйти на дорогу, ведущую в ближайшую деревню, и бездумно шагать по ней. Пока не послышался за спиной звонкий – на всю округу – скрип несмазанного колеса телеги, на которой Гоймир вёз свои нераспроданные на дальней ярмарке горшки. По пути он решил навестить сестру с семейством, а потому не поехал по большаку, лежащему западнее.
Млада много раз благодарила судьбу за тот случай.
Гоймир – гончар с Южного погоста – и слыхом не слыхивал, что у недалёких соседей приключилось такое несчастье. Их вельды обошли стороной. Но Младе он поверил сразу – и взял с собой. Когда вместе они доехали до деревни, Вила, дородная и громогласная, тут же решила, что бедная сиротка останется в их семье. И будет расти вместе с двумя сынишками трёх и пяти лет. Млада не возражала. Она вообще тогда была безразлична ко всему, что происходит вокруг. Положи её в яму да присыпь землёй – не заметит.
Даже толки местных о том, что приблудная девчонка – проклята, раз выжила одна из всей деревни – Младу не беспокоили. А семья Гоймира всегда отстаивала её, не давала в обиду. И со временем злые разговоры поутихли.
С тех пор минуло две зимы.
А Млада, ни на миг не забывая, что случилось однажды в Речной деревне, твёрдо решила, что обязательно станет воином и отомстит, хоть девочке это и не подобает. Только достойных учителей вокруг не было. Были мужи, которые умели сражаться в силу обычного, ничем не примечательного разумения, но и они браться за обучение Млады не хотели. А может и Вила уже нашептала им, чтобы зазря не подпитывали напрасные надежды сумасбродной девчонки. Видно, ждала, что эта блажь сойдёт не с этим снегом, так с будущим. Млада же только помалкивала, но намерений своих не оставила. И потому едва не каждый день околачивалась у постоялого двора и тоскливо смотрела на лихих молодцев-наёмников, каждый из которых, наверняка, владел оружием, как своим телом.
