Осенними тропами судьбы (СИ) - Инош Алана (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
Пришлось Ждане признаться в своём легкомысленном развлечении, приведшем к таким последствиям. Вероятно, по её лицу и пылающим малиновым жаром ушам было уже и так видно, что урок на всю жизнь она извлекла незабываемый, а потому читать ей нравоучения Ясна не стала. Ждана, устыжённая, не знала, что и сказать. Ради возвращения её кольца Ясне пришлось отдать такое сокровище!
«Госпожа… Я тебе теперь до конца жизни должна, – выговорила она. – У меня родители не бедные, но обременять их этим долгом я не хочу. Скажи, как я могу с тобой расплатиться? Всё, что у меня есть – это приданое…»
Её слова оборвал палец Ясны, властно и ласково прижавший ей губы. Невыносимо родные глаза солнечно улыбнулись.
«Никаких долгов. Я не обеднею, не беспокойся. Разреши только помочь тебе до конца заполнить это лукошко ягодами… Но не подумай ничего дурного и за свою девичью честь не бойся».
Разве могла Ждана отказать? Под этим взглядом её душа звенела золотой струной, а за спиной словно раскинулись два сильных крыла. Горько-сладкая ягода улыбки заалела на губах, а лес вознёс к небу песню. Каждая строчка этой песни была написана кровью её сердца, каждое слово горчило смолой и пахло мёдом. Был в этой песне полёт над величественно-холодной белизной вершин и радостный бег по привольному разноцветью горного луга, тихая грусть осеннего леса и кружевное колдовство зимы. В какую бы сторону ни кинулась смятенная душа Жданы, везде её ждала терпкость ромашковых объятий и холодящая свобода небес. Будь то тихий стон, смех, песня или крик – всеядное эхо всё подхватывало и рассыпало по полям… А Ждане хотелось и кричать, и стонать, и петь, и смеяться: вот такой волшебный сбор заварил и дал ей выпить этот день в конце лета. И ядовито-горький, и головокружительно сладкий, и пьянящий…
Их пальцы встретились на одном ягодном кустике. Старые сосны молчаливо и грустно улыбались, близорукие горные вершины пытались что-то прочитать на облачных страницах, и не было на всём свете украшения лучше, чем этот простой шнурок на лбу Ясны. Глядя ей в лицо, Ждана вдыхала ветер. В самой глубокой и сырой темнице эти глаза заменили бы ей небо и солнце, в самой мертвенной тишине этот голос спас бы её от одинокого сумасшествия. И вдруг…
«Государыня! Насилу нашли тебя… Всё уж давно готово, стынет! Тебя только и ждём!»
Синие бусины ягод просыпались на траву из накренившегося лукошка: Ждана вскочила. Напугавшая её женщина-кошка с круглой, ровно подстриженной шапочкой прямых льняных волос с поклоном отступила, а княгиня, поймав руку Жданы, ласково удержала её.
«Прости, обманула я тебя, – проговорила она с лукавой улыбкой в уголках глаз и губ. – Но это я не из злого умысла сделала, а чтоб тебя не смущать… И ты, Ясна, прости, что присвоила на время твоё имя».
Настоящая Ясна, рослая и длинноногая, в точно таких же рыбацких сапогах, ещё раз поклонилась. Лицо её осталось непроницаемо-почтительным, но Ждане почудилось, будто её свежие розовые губы тронула тень усмешки.
Будто вытянутая вдоль спины кнутом, девушка без раздумий открыла кольцом проход и оказалась в их с Младой доме-заставе. Опустившись на ступеньки, ведущие на деревянную площадку, она измученно прислонилась к перилам. Её нутро горело, точно насаженное на вертел и поджаренное на углях… Государыня! Напрасным оказалось предупреждение Млады: Ждане даже в голову не пришло, что под простой рыбацкой одеждой могла скрываться сама правительница женщин-кошек, княгиня Лесияра. Отчаянно впечатав затылок в балясины перил, Ждана закусила губы и застонала. Не могла она поцеловать эти самые нужные на свете глаза и сказать их обладательнице: «Ты моя…» Уже много лет сердце и рука княгини принадлежали её законной супруге.
Сосны скорбно молчали, песня птиц разносилась по лесу грустным, гулко-серебряным эхом, а едкие слёзы проложили на щеках девушки жгучие дорожки. Что же за шутки шутило со Жданой её сердце? Как его, дремучее и мятежное, понять, как истолковать его странные и глупые порывы? Похоже, оно завлекло её на ложную и безнадёжную тропу… Ждана ожесточённо вытерла мокрые щёки и подставила их добрым, утешительным ладоням ветерка. Нет, нельзя из-за какого-то сиюминутного бзика рушить будущее. Синица в руках – гораздо теплее, ближе и надёжнее самого прекрасного, изящного и благородного журавля в поднебесной выси. Надо вырвать эту блажь, пока она не пустила глубоких корней. Нельзя верить сердцу, непостоянному и летучему, как прапорица [29]: если следовать его капризному зову, можно зайти в такие дебри, из которых и не вывернуть потом на прямой путь…
Ждана поднялась на ноги трагически-бледная, с решительно сжатыми губами, мокрыми и солёными от слёз. Приметив, что забыла в лесу лукошко с ягодами, досадливо сморщилась – но не более того. Не до ягод было. Более важным делом сейчас стало распутывание клубка чувств и приведение в порядок мыслей. Хотела она взяться за шитьё, да вспомнила, что в мятежном расположении духа нельзя даже брать иглу в руки. Успокоиться не получалось, Ждана металась по дому. Вымела полы, поставила тесто… А потом хищным хорем пронырнула мысль: а что после свадьбы? То же самое. Целыми днями Млада будет пропадать в дозорах, а она – стряпать, мыть, стирать, шить, бродить по лесу, собирая ягоды с грибами. Потом начнёт расти живот… Если удастся уговорить Младу взять помощницу по хозяйству – хорошо, а нет – придётся самой корячиться с пузом. Первенца по обычаю выкармливала кошка, чтоб девочка выросла дочерью Лалады. Значит, придётся Младе на время кормления забыть о службе и оставаться дома, с семьёй… Не станет же она таскать грудное дитя с собой в дозор! Ждане даже захотелось поскорее забеременеть и родить, чтобы Млада больше бывала с ней…
Незаметно для девушки эти будничные, простые и приземлённые мысли о будущем успокоили её. Сердце как будто встало на место, а внезапная одержимость глазами цвета летних сумерек стала казаться не более чем нелепой случайностью, едва не разрушившей всё то, что они с Младой начали вместе строить. Довольная тем, как скоро ей удалось укротить поднявшуюся было в душе бурю, Ждана повеселела. Очистив себя от дурных мыслей, она погрузилась в музыку ниток и иглы и принялась волшебством Лалады вплетать птичьи голоса в вышиваемый узор.
Внезапный стук в дверь разбил сосредоточенность. Уколовшись, Ждана сморщилась и сунула палец в рот… Внутри натянулась тревожная струнка: кого могло принести сюда? Единственными гостями в этой глуши были белки-воровки, привыкшие к человеческому соседству и осмелевшие до наглости. Значит, кто-то чужой. Неслышными шагами Ждана проскользнула по лестнице вниз, умудрившись не скрипнуть ни одной доской, подкралась к двери и прислушалась.
«Не бойся, девица, – раздалось вдруг. – Я – Ясна, послана от княгини к тебе, чтоб вернуть лукошко, которое ты забыла».
Девушка вздрогнула и отпрянула. Внятный, мягкий и вкрадчивый голос прозвучал у самого уха так отчётливо, словно и не было между ней и гостьей глухой преграды в виде двери. Довольно высокий и медово-светлый, он ласкал слух, и Ждана, преодолев недоверие, всё же приотворила дверь и глянула в щель. И тут же наткнулась на взгляд перламутрово-серых больших глаз женщины-кошки с льняной шапочкой волос – той самой дружинницы, чьим именем назвалась Лесияра. Несколько мгновений они смотрели друг на друга через щель, потом Ждана робко открыла дверь пошире. У ног Ясны стояли две корзины: одна – забытое лукошко с голубикой, а во вторую, огромную, еле уместился с подвёрнутым хвостом двухпудовый озёрный осётр. Заметив вопросительный взгляд Жданы, Ясна сказала:
