Меч, палач и Дракон - Рау Александр (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Но говорить сапа-инке о том, что он обезьяна не стоит, без копий и луков покорных его воле орехонов не покорить турубар, не набрать рабов на новые рудники и плантации, не вести выгодную торговлю меняя золото на сталь. Королю Стивену нужно много золота, он строит дворцы и ведет бесконечные войны.
Одевался Роберт медленно, без спешки, так, словно он был в родном поместье. Настоящий джентльмен не должен меняться под обстоятельства. Он должен их менять под себя. Сэр Пил был в самом расцвете сил — тридцать лет, и твердо верил в свою удачливую звезду.
Завтрак был тоже настоящий остийский: овсянка, тосты с маслом и яичница с ветчиной. Местные фрукты при всем их изобилии сэр Роберт терпеть не мог, пять лет назад прибыв сюда вместе с адмиралом Гилбертом, отравился, объевшись. Вместо воды он часто пил виски или бренди. Непривычно поначалу — но здоровье дороже, сколько его товарищей погибло от лихорадки, утолив жажду здешней дурной водой.
После завтрака Роберт лично отправился на конюшню и оседлал своего коня. Дома он счел бы для себя позором взобраться на этого чалого жеребчика, но здесь лошадей было мало, едва ли два полсотни на всю остийскую колонию, поэтому приходилось довольствоваться этим.
Пусть генерал-губернатора лежал к вновь открытому руднику. Корона купила у сапа-инки целое горное плато вблизи побережья и теперь вела интенсивную добычу железной руды, чтобы на месте плавить сталь. Золото для обмена орехоны приносили сами, отбирая у подвластных народов.
Надсмотрщик-орехон, посланный высматривать гостей заметил кортеж генерал-губернатора издалека. Невозможно было проглядеть конвой из двух десятков белых мечников и арбалетчиков, полусотни копьеносцев-орехонов и стольких же слуг, несущих все необходимое на случай внезапной остановки. Сэр Роберт, прозванный орехонами жидковолосым стервятником, любил комфорт.
Ушастый воин спустился с деревянной вышки вниз. Рудник представлял собой огороженный деревянным частоколом участок вокруг темневших в скале дырок шахт. Построек было немного: пять крепких бараков для четырех сотен рабов, барак для полусотни охранников, кухня и дом смотрителя. Добытую руду валили прямо на землю в специальном углу.
Единственный остияк на руднике — Джон — тут выбежал к воротам встречать кортеж. Прочие надсмотрщики-орехоны, вооруженные длинными кнутами и серповидными мечами, не оставили свою работу.
— Ваше Высоко Превосходительство! — он выпрямился и попытался втянуть огромный живот.
Роберт Пил удостоил его коротким кивком и легко спрыгнул с лошади.
— Признавайся, воруешь сукин сын! — он внезапно схватил Джона за жирное горло.
— Нет, что вы, ваша милость, как можно, — прохрипел он, даже не делая попыток к сопротивлению.
— Смотри у меня, — неприятно рассмеялся Роберт, отпуская его, — У меня везде уши есть, попробуй продай хоть кусок руды орехонам — шкуру живьем сдеру.
Джон сглотнул, это не было пустой угрозой.
— Ну, а рабынь помоложе можешь таскать, — смилостивился генерал-губернатор. — Показывай.
— Сюда, ваша милость, — главный надсмотрщик ссутулился и повел показывать свое хозяйство.
Солнце стремилось к полудню, работы была в самом разгаре. Рабы-янакуны [8] в деревянных колодках на руках и ногах из числа племен, подвластных орехонам, вереницей выходили из шахт, шатаясь под тяжестью корзин с рудой. Надсмотрщики нещадно били их кнутами и плетьми. Роберт Пил подсчитал, что раб окупает себя за неделю труда, так нуждались орехоны в железе, и так много рабов у них было. Отсюда, нет и смысла заботиться о нем: кормить хорошо, беречь, тратится на надежное обустройство шахт.
Караваны с новыми янакунами приходили на рудники каждые две недели. Молодого сильного раба хватало на месяц непосильной работы и издевательств, редко кто протягивал больше. Даже сами орехоны удивлялись расточительности их белых друзей, что так дешево ценили рабов, и покупали пленниц не для утех или жертв своему богу, а потому что они стоили дешевле, а работали так же. Бог Остияков, как поняли орехоны, признавал лишь одну жертву — золото. И, видимо, очень сильно провинились перед ним белые, если так жадно скупали его.
Роберт внимательно смотрел на рабов. Внезапно — он все делал резко, порывисто — криком остановил одного из них.
— Сюда, скотина! — он присел рядом с рабом и дернул его за колодку.
Янакун — молодой еще крепкий парень, как и большинство здесь, — скривился лицом от боли, но не шевельнулся, боясь разгневать орехонов-надсмотрщиков. Они любили наказывать провинившихся, мстя им за свою скуку от однообразной работы. Любимая шутка ушастых была такой: вспороть янакуну живот, выколоть глаза и отпустить. Они делали ставки на то, сколько несчастный пройдет.
Джон с трудом присел, брюхо мешало.
— Смотри, — длинный палец лорда-губернатора с аккуратно подстриженным ногтем постучал по колодке.
Колодка была слишком туга, натерла рабу большую кровавую мозоль, из-за чего он еле передвигал ноги.
— Что это такое, Джон? Зачем так затягивать? Он плохо ходит и за день принесет меньше — сплошной убыток.
— Орехоны начудили. Виноват. Все исправлю, — закивал Джон, боясь поднять глаза.
— С тебя штраф — его цена — перо, наполненное золотым песком, — сэр Роберт Пил поднялся, — Воды.
Солдаты из его свиты побежали за водой. Приволокли бочку. Роберт долго и тщательно мыл руки, касавшиеся колодки, плеская воду на каменистую землю, после чего щедро ополаскивал лицо и мочил волосы. Потом бочку отдали его конвою — напиться, следом к ней подвели коня — это животное приводило туземцев в священный трепет.
Рабы, носившие корзины, замедляли шаг, смотря, как драгоценная на плато влага, испаряется на солнце. Колодца поблизости не было, той воды, что осталось, хватит лишь охранникам, сегодня многие искусают себе губы от жажды.
Сапа-инка орехонов — Пачакути — потомок Бога Солнца негодовал. Презренный курака [9] белокожих — Робарт — опаздывал. Любой орехон, отважившийся на это, уже плавал бы в пруду с крокодилами, но белые были нужны сапа-инке.
Невысокий, как и все его сородичи, кажущийся обманчиво хрупким, он восседал в пышных дворцовых одеяниях на жестком золотом троне и терпеливо ждал. Узкое лицо его с острыми чертами было тщательно выбрито, за исключением бровей. От волос на голове брадобреи оставили лишь длинный чуб, спадавший на лоб. Мочки ушей оттягивали чудовищные серьги из ритуального черного камня.
Сапа-инка был уже немолод — почти сорок, редко кто из его народа воинов жил дольше пятидесяти, но по-прежнему крепок. Поле боя, залитое кровь, притягивало его сильнее дворцовых палат. Восхваления жрецов надоедали, в отличие от звуков сражения и стонов пытаемых пленных
Сапа-инка ласково провел рукой по дару белых — короткому тяжелому мечу в деревянных ножнах. Медленно обнажил клинок. Синеватая сталь ласкала взор. Дворец Сапа-инки по праву звался золотым, плитки желтого металла, столь ценимого белыми, покрывали пол и стены приемного зала.
Бог Солнца — Инка — любил золото; орехоны — его дети — украшали им свои жилища. Золото — священный металл. Так было всегда: при прадеде, деде и отце Пачакунти, но теперь сапа-инка хотел изменить вековой обычай. Пусть железо — металл воинов — заменит в его дворце золото — достояние Солнца и жрецов.
Уши инки уловили характерный гортанный крик. Дюжие воины, краснея от напряжений, стали открывать тяжелые створки ворот — этот зал служил еще и последним убежищем.
Вождь белого племени остияков — заморский гость Робарт — вступил на золотой пол приемного зала. Он был безоружный и босой, в соответствии с обычаями. Простой орехон, допущенный лицезреть сапа-инку, проделал бы путь до трона на коленях. Курака из подвластного племени полз бы на брюхе, не поднимая взора. Робарт же шел с высоко поднятой головой и лишь у заветной черты поклонился.
