Тёмное солнце (СИ) - Евдокимова Лидия Григорьевна (книги бесплатно без txt) 📗
Настал черед замолчать уже Лаитан.
— Я ничего не хочу сказать про властелина севера, — снова подал голос Ветрис, — но зло, хворь и боль — это традиционные орудия Тьмы, к которой принадлежит хозяин Замка.
Морстен доел ужин, вытер руки и поднял глаза на красовавшегося своим чеканным профилем Коэна.
«В яму бы тебя, где тхади тренируются, пузырь надутый, — подумал властелин тьмы. — И почему всегда все начинается с обвинений меня во всех грехах?»
— Насчет зла не скажу, близкого знакомства не сводил, — медленно проговорил он, изучая лицо Ветриса, словно диковинную статую. — Но хвори и болезни обычно начинаются с невымытых рук и сточных вод из выгребных ям, сбрасываемых в источники, — Морстен поднял руку, предупреждая возражения, готовые сорваться с губ титулованных спорщиков. — Да, эта чума отличается от подобных болезней, хотя бы потому, что она за десять лиг воняет тем, кого называют Властелином Смерти и Жизни. И да, эта хворь не сразу стала такой.
— Надо же, как много тебе о ней известно, — отозвался варвар, и его люди одобрительно загудели в поддержку вождя. — Поразительная осведомлённость, — добавил он с явным намёком на обвинения, но свои ладони украдкой отёр о штаны.
— У него было много времени подготовиться, — протянула Киоми, — он же ждал нас в лесу. Откуда он узнал, что мы пойдем там и в то время? — она выразительно посмотрела на Морстена. Тот хотел что-то ответить, но слово взяла Лаитан:
— Я достаточно живу под светом солнца, чтобы точно знать одно: ссоры и беспочвенные обвинения не приводят ник чему хорошему. А властелину достаточно было наблюдательности и собственных мозгов, благодаря которым мы сыты и не идем пешком, чтобы поразмыслить над проблемой нового мора. Да и узнать, кто и куда направляется, это еще не значит устроить моровое поветрие или наслать всеобъемлющую чуму.
— Ты защищаешь Тьму, мать матерей? — вскинул брови Ветрис. — Властелина Замка? Неслыханно!
— Я лишь сказала, что у тебя нет причин винить кого-то, кроме Посмертника, в происходящем, — твёрдо ответила она. Их взгляды встретились, и никто не отводил глаз первым.
— Может, у тебя есть причины защищать его? — спокойным, вкрадчивым голосом спросил варвар. — О которых мы не знаем. Самое время поделиться ими, Медноликая. Дальше путь будет опасней прочих лиг, и мне не хотелось бы оставлять недосказанность, как и врага за спиной, — он не удержался от быстрого взгляда на властелина Замка.
— У меня столько же причин защищать северянина, сколько у тебя. И все, что мне известно о чуме, известно и тебе, досточтимый муж Долины, — поднялась на ноги Лаитан. Киоми поднялась следом, но Медноликая резким жестом приказала ей остаться на месте. Лаитан вышла из хижины и побрела по мосткам прочь, желая оказаться подальше от этого места. Её преследовали странные мысли. Она всегда знала своих врагов, врагов Империи. Её учили этому с детства, её учила этому сама жизнь. Она видела лицо смерти, видела моровые поветрия и набеги окраинных племён. Но сейчас, оказавшись в окружении тех, кто должен был внушать ей спокойствие, она больше верила Морстену — врагу изначальному, открытому и по-своему честному. И еще она с пугающей отчетливостью понимала: она никогда не видела реальности такой, какой она представала вдали от ее дворца. А ложное чувство понимания и всеобъемлющего знания жизни рушилось под натиском обстоятельств, ломаясь, как скорлупа в кулаке.
Властелин Замка не скрывал помыслов, не пытался отмолчаться или переложить ответственность на других, тратя время на глупые споры или игры в союзничество. Ему было не нужно объединяться с Империей, он ненавидел ее, как и Медноликую. Он не спасал свой народ от вымирания, не переступал через свою гордость, а просто ждал именно того, что продемонстрировал варвар — недоверия и попыток переложить вину на более близкого и традиционно подходящего врага.
Лаитан мысленно испытала уважение к противнику с севера. Ноги вынесли её к огороженному месту, где когда-то находился небольшой загон для каких-то мелких животных. Теперь там оставались пустые клети, разбросанная солома и жухлые листья. Лаитан почесала руки, и с них в ночь соскользнули последние чешуйки её силы. Теперь шкура оставалась только на груди и животе. Маловато для продолжения пути к Соленморью.
Морстен проводил взглядом вышедшую в ночь Лаитан. «Вот возможность поговорить с ней наедине, — решил он. — Сейчас. Только отвлеку остальных».
— Если начистоту, то я бы сейчас выпил, — проговорил под нос Гуррун. Заглядывая в свою фляжку, дварф выглядел сконфуженным. Пристрастие подгорного племени к горячительным была воспета даже в сказках, но они были уже почти забыты, когда низкорослые воины прекратили всяческие сношения с наземными жителями.
Морстен встал, и, покопавшись в одном из тюков, затянутых наверх варварами, достал грубую каменную бутыль, залитую воском. Воск тоже был чёрен, как ночь, но никаких отметок или знаков на себе не имел. Жидкость, налитая в эту примитивную ёмкость, булькнула, и чуткое ухо дварфа дёрнулось.
— Держи, — Гравейн бросил бутыль Гурруну, который поймал ее, крякнув от неожиданной тяжести. — Не отравлено. Вообще, это для обработки ран, чтобы не гноились, но можно употреблять и внутрь. Только разбавь…
— Вот еще, — расплылся в улыбке дварф, уже откупоривший пробку и утиравший слезу, сбежавшую по широкому морщинистому лицу, обрамлённому бородой. — Зачем крепкое портить?
— Пить с врагом? — возмутился Ветрис, взявшись за рукоять меча. — Дварф, ты предаёшь союз…
— С каких это пор я стал твоим врагом? — приподнял брови дварф. — Тебе так и вообще пить никто не предлагал, тем более, с бывшим хозяином бутылки. Не хочешь — не пей, — парировал Гуррун, наливая тягучую зеленоватую жидкость в небольшой металлический стакан. — А союз я заключал с Матерью. Хороша, зараза… — выдохнул он, отхлебнув.
Морстен выскользнул наружу через дверь, удержав её так, чтобы она не скрипнула. Мастерством вхождения в тень, как Сестры, или ещё какими-то магическими приёмами он не владел, но умел отвлечь внимание и воспользоваться ситуацией. Пока дварф приковал к себе все взгляды, пробуя настойку на травах, а остальные ждали, пока тот либо упадёт в корчах, либо превратится в чудовище, Гравейн уже шёл по следу из поблёскивающих на настилах чешуек. «В чудовище дварф превратиться, конечно, может, — подумал властелин Тьмы, — если перепьёт, или закусит грибами. Но это его проблемы, и только».
Опадавшие с Лаитан чешуйки вызывали мысли о линьке змей и ящериц. Или о болезни, которая постигла Мастера Мастеров. Вторая идея в прежние времена вызвала бы у него жестокий приступ смеха, но сейчас Морстен допускал любые отклонения, даже невозможные. Но подтвердить или опровергнуть эти выводы могла только та, что сейчас оперлась на невысокую загородку, отделявшую маленький скотный двор, давным-давно лишившийся обитателей, от густой чернильной ночной темноты снаружи. Отсветов от костра в домике Гравейну хватало, чтобы рассмотреть Лаитан, и подойти к ней.
Он старался произвести побольше шума, ступая громче, чем обычно. Получить вершок чёрной стали в горло он пока не планировал.
— Лаитан, — произнёс он, и встал рядом с ней. Подобранные чешуйки он сжал в руке. — Надеюсь, Мать Матерей и Мастер Мастеров, что твоё резкое бегство не связано с привычными обвинениями в мой адрес.
Изрядная порция сарказма и фальшивого беспокоства надежно скрыла под собой горечь от приевшейся северянину скуки. Скучные обвинения властелина во всех бедах, скучные и злые выражения лиц временных союзников, скучные попытки примитивно и по-детски подставить подножку или втянуть наверх лестницу…
Она подняла на него взгляд. Увидеть за спиной именно властелина Замка она никак не ожидала. Сердце подпрыгнуло, кровь потекла быстрее. Одетый в тёмную одежду, Морстен почти сливался с ночью, но его топот, едва не обрушивший мостки, вызвал у Лаитан странную улыбку. Странным казалось то, что он вообще пошёл за ней, если не хотел тихонько свернуть шею. Грубоватый тон властелина подтверждал её мысли о покушении, но Лаитан так устала от дороги, от схваток и споров, что просто решила не обращать внимания на эти глупые помыслы. «Хотел бы убить, не топал бы, как его уккуны», — разумно предположила она.
