Полночь - время колдовства (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" (список книг TXT) 📗
- Ну, желаю доброй службы.
- И тебе того же, - проводил меня словами стражник.
Я вскочил на коня и не глядя в сторону полыхающего костра, выбрался с площади. Мне надо было разыскать дом Дитриха, под его портретом находилась надпись: "Дегтярная, угол Старой улице".
Отъехав подальше от площади, я у первого же прохожего поинтересовался, как проехал на улицу Старую. Добрый старичок рассказала, как туда добраться. Я быстро нашел требуемую улицу, и поехал по ней, на каждом углу читая названия улиц, написанные на табличках, приколоченных к домам.
Перед глазами стояло видение костра и корчившейся женщины. Оно неотступно следовало за мной, пока груз собственных проблем не стал стирать ее из памяти. Странно сказать, но вчера скорая смерть фон Брана от моей руки, вызывала во мне хоть легкое, но дрожание губ, а теперь я не испытываю какого-то сильного негативного отклика. Это было вроде охоты на медведя. Если уж ты взялся за дело, то либо он тебя, либо ты его. Даже смерть графа, если я его когда-нибудь убью, и то оставит во мне больший след, чем убийство Дитриха. С тех пор как я покинул Северный Мыс, цена человеческой жизни для меня сильно упала. В маленькой, северной деревушки жизнь каждого человека была чем-то огромным, существенным для коллектива. Ты знал этого человека с детства, жил бок о бок с ним. Если кто-то погибал, то оплакивала вся деревня. В Армейне я увидел другое отношение к человеческой жизни. Каждое утро из сточных канав вытаскивали очередные трупы, за лишний медяк вчерашний товарищ мог воткнуть нож тебе в спину, в тавернах и кабаках частенько случались поножовщины с трупами, продажная стража на все это закрывала глаза, лишь бы ей исправно платили. Такая жизнь накладывала свой отпечаток. Для себя я решил, что Дитрих фон Бран всего-лишь мимолетное видение на моем пути. Точка, которая упадет после выстрела из лука. Я его никогда не знал и не узнаю, не познакомлюсь с его родственниками и детьми - если они у него есть, и уж тем более не буду жить рядом с ним. Узнай я его ближе и тогда вряд ли так холоднокровно высчитывал бы способы его убить, а так совесть не будет мучать меня, как и не мучала после того, как я убивал лесную живность.
Показалась улица Дегтярная. А вот видимо и дом господина Дитриха. Он был отдельно стоящий, обнесенный высокой, кирпичной стеной, обвитой плющом, двухэтажный с черепичной крышей и нежно розовым оттенком оштукатуренных стен. Внутрь двора вели кованые ворота и рядышком калитка, тоже кованая.
Как мне его отравить? Ума не приложу. Только если пробраться в дом и подлить яд в питье. Хотя, можно ведь и просто отравленной стрелой убить. Нет, так сразу все поймут, что это убийство. Надо что-то хитрее. Да и почему отравленной стрелой? Можно ведь и обычной. Да, убийца из меня еще тот.
План начал постепенно вырисовываться. Он не был дьявольски хитер или чертовски изобретательным, но мне понравился. Я приступил к его осуществлению. В городе было больше десятка лекарей продающих разнообразные травы и ингредиенты. Я посетил пятерых, работающих в разных концах города, и у каждого купил по одному единственному компоненту, затем сходил на базар и купил несколько стрел, которыми пользовались равнинники, у них было своеобразное оперение - только этим они и отличались от стрел, бывших в ходу в империи.
Теперь пришло время искать комнату на пару ночей. Я выбрал таверну средней руки почти у самых городских ворот, чтобы в случае чего было сподручнее драпать. Оплатив комнату у жизнерадостного краснощекого хозяина, я тут же поел в общем зале, попросил слугу за отдельную плату присмотреть за моим конем, и отправился в комнату. Там кроме обычного набора стандартной мебели и вещей, висело на стене настоящее, хоть и мутное зеркало. Я посмотрелся в него и в очередной раз поразился, как изменился. Там не было того восемнадцатилетнего юноши из Северного Мыса, там отражался входящий в силу молодой мужчина. И эти изменения были не только внешними, гораздо сильнее я изменился внутри. Я отвел взгляд, вытащил из сумки купленные ингредиенты и начал их смешивать, выдавливая сок. Яд был составлен только из трав, растущих на равнине Перекати-Поле. Он за несколько минут убивал жертву, вызывая сильную аритмию сердца, что в итоге приводило к удушью. Легко всасывался в малейшие ранки на теле и разносился по кровеносной системе, пока не доходил до сердца. Остатки этого яда очень сложно найти в организме. Он был очень популярен среди людей, пытающихся совершить неотслеживаемое убийство. Я намазал им две стрелы равнинников, а пузырек спрятал под кровать. Я так и не решил, как буду действовать. Если будет возможность, то капну яд в стакан с напитком, или тарелку с едой, или рот Дитриха, что подвернётся под руку, а может, всажу в него стрелу - если даже выстрел будет не смертельным, то яд сделает свое дело. На фоне надвигающейся войны, надеюсь, такую смерть спишут на проделки королевства Глауану.
Я оставил свои смертельные игрушки в комнате, а сам, расспросив хозяина таверны, где живут ученицы Имперской Школы Лекарей, отправился искать Велену. На поиски решил идти не пешком, а на коне - так солиднее будет. Да еще и акетон как следует вычистил и коня уговорил держатся молодцом.
Я пытался держаться в седле как умелый всадник, приноровившись к поступи коня и уже почти не подпрыгивая в седле. Только лишь коленями направлял коня в нужном мне направлении, огибая встречные кареты и всадников. Чем ближе к центру города, тем лучше становились дороги и гуще был поток животных, двигающихся по ним под седлом или в каретной упряжи. Подковы коня зацокали по брусчатки. Скоро должно показаться здание женского общежития Имперской Школы Лекарей если люди не соврали. С почти переставшим биться сердцем, я вывернул на указанную мне улицу и увидел серое, трехэтажное здание, чей фасад был покрыт цементирующим составом. На крыше стояла статуя женщины в глубоко надвинутом на глаза капюшоне. Ее каменно тело было выполнено в виде будто бы развивающегося на ветру плаща. Здесь теперь и живет моя любовь. Дыхание перехватывало. Руки и ноги дрожали. Конь недовольно всхрапнул. Ему не нравилось мое поведение. Мне оно и самому не нравилось, но по-другому я не мог. Душа жаждала увидеть Велену. Распахнуть свои объятия ей навстречу. Вдохнуть запах ее волос. Ощутить упругое тело, заключенное в кольцо моих рук.
К полукруглым, массивным дверям в здание, вела широкая лестница из булыжников, скрепленных специальным составом. Перила были железными с деревянными накладками. Возле лестницы стояла позолоченная карета с резным дворянским гербом, тоже покрытым золотом. Она занимала половину узкой улицы и с трудом давала возможность остальным каретам разъехаться с ней. Множество прохожих с неодобрением смотрели на нее. А пару всадников побогаче, гневно сплюнули, проехав мимо.
Внутреннее напряжение достигло пика. Я боялся сверзиться с вороного. Как будто пику проглотил, настолько не естественно прямо держал спину. Я спрыгнул с коня и взял поводья в трясущуюся руку. Ноги были как ватные, не желая держать хозяина. Прекрати Горан, - наставлял я себя, - успокойся. Хорош ты будешь, свалившись в грязь. И как мне тогда быть? Только прохожих повеселю. Заявится в таком виде к Велене, я не посмею.
Неожиданно среди снующих туда-сюда сквозь двери общежития девушек я увидел ее. Она была еще прекрасней, чем прежде. Глаза сияли ярче, чем звезды. На щеках играл здоровый румянец. Волосы сверкали как драгоценные нити, убранные в замысловатую прическу. Весь ее вид говорил, что если она и не достигла еще своей мечты, то уже на пороге к ней. Каждое ее движение руки, грациозный шаг, вздымающаяся грудь - все подчинялось изысканным канонам красоты. Она уже не была дикой северянкой из деревни - это была молодая леди. Ее одежда подчеркивала это. Платье, которое носили в основном дворянки, жены и дочери зажиточных простолюдинов, отчетливо разделялось на юбку и лиф. Красная юбка, собранная вверху в плотные складки, была пришита к короткому, обрезанному по прямой белому лифу. Он застегивался спереди на крючки и имел широкий треугольный вырез, доходящий до плечевых швов. Шнуровка не давала вырезу возможности обнажить девичьи груди. На плечах к лифу прикреплялись широкие вздутые рукава с оборкой на запястьях.
