Айрин (СИ) - Зеа Рэй Даниэль (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
— Извини. Я не в том смысле, что…
— Мне — шестьдесят четыре, а тебе — двадцать шесть. Да, я вполне мог бы быть твоим отцом. Или даже дедом, при определенных обстоятельствах.
Пенеола закрыла глаза и выдохнула. Кто ее за язык тянул? Всегда так: сначала выдаст, а потом разгребает…
— Знаешь, мне кто-то говорил, что оболочка взрослеет только до возраста тридцати лет, а все остальное — лишь опыт. Тебе тридцать, Райвен. И всегда будет тридцать.
Равен повернулся и внимательно посмотрел на нее. Этот взгляд смутил Пенеолу. Слишком пристальный и серьезный. От такого его взгляда она уже стала отвыкать.
— А кто тебе это сказал? — вдруг, спросил Райвен.
— Не помню. Это важно?
— Да. Важно.
Пенеола насупилась, пытаясь вспомнить хотя бы лицо человека, который произнес эти слова, но не смогла.
— Их сказал тебе я.
Пенеола даже приподнялась в ванной, с надеждой глядя на него.
— Это ничего не значит. В твоей голове сейчас каша из реального и вымышленного.
— Скажи, а когда я вспомню, я, то есть Пенеола Кайдис, останусь?
— Конечно. Даже больше, ты будешь помнить обе свои жизни: вымышленную и реальную.
— Значит, я никуда не денусь?
— Нет, ты никуда не денешься.
Райвен наконец-то улыбнулся, и Пенеоле, вдруг, тоже стало легче.
— Не называй меня больше «ребенком», пожалуйста, — вдруг, произнес он. — Никогда.
— Хорошо. Больше не буду.
Он вновь замолчал. Пенеола была уже готова вылезать из ванной, но тут Райвен подал голос и начал говорить.
— Ты уже поняла, что я и моя сестра погибли во время взрыва на Сатрионе.
— Да, — тихо ответила Пенеола.
— За помощь беглой матриати, меня, мою сестру и ее любовницу Совет Зрячих приговорил к десятилетней ссылке на этот спутник Деревы. Беглую матриати, которой мы пытались помочь, звали Анейти, и она была моей связанной.
— Ее казнили?
— Да. Всех нас предала моя жена. Ей приказали. Точнее, ей объяснили, что если она этого не сделает, меня казнят.
— Гвен объяснил?
— Нет. Пире Савис.
— А причем здесь Пире Савис?
— Ты знаешь, что у нас с ней был роман, и что именно она помогла мне пробиться в Совет Зрячих.
— Ты не говорил, что входил в Совет Зрячих.
— Теперь говорю. Когда я и Паола стали парламентерами, необходимость в услугах Пире отпала. Мы с сестрой вступили в коалицию и собирались продвинуть на пост Главы Совета Ри Сиа — отца Кимао и Орайи. Я знал очень много секретов Гвена, и без труда мог использовать эту информацию во время предвыборной кампании. В итоге, именно Пире Савис помогла Гвену меня устранить.
— Униженная женщина, наделенная властью, — опасный враг.
— Тогда мне было наплевать на ее чувства. Назвать любовью те отношения, которые нас с ней связывали, язык не повернется. Ее извращенные пристрастия в постели зачастую шокировали меня. Но мне было весело, до поры до времени. Потом она поспособствовала тому, чтобы я привязал к себе одну из ее учениц, Анейти. Когда постоянные отчеты моей матриати перед Пире Савис меня достали, я запретил Анейти общаться с ней и порвал с Пире.
— Почему твоя матриати бежала? — спросила Пенеола, не ожидая, на самом деле, услышать ответ.
— Ты знаешь, что на беременность матриати от зрячего во Внешнем Мире требуется особое разрешение Совета?
— Впервые слышу.
— Потому что, когда матриати рожает ребенка от своего зрячего, связь между парой прерывается. Отта ведь не рассказала тебе об этом, — хмыкнул Райвен. — Совет тоже не распространяется на этот счет. Проще, когда рабы не знают о том, что у них есть путь к свободе. Вот, Анейти и нашла этот путь. Я был не против, но против была моя жена — Изаэль. Отношения у нас с ней были больше деловые, и менять что-либо в нашей жизни она не собиралась. Когда Изаэль проболталась, и вопрос о беременности Анейти всплыл, Совет ответил отказом. Я и Паола пытались убедить Анейти, что оставлять ребенка нельзя, но она не послушалась. И я ей помог. Как ни посмотри, а МВС всегда стоял особняком от Ассоциации Зрячих. Армейские связи не подвели, и мне удалось сделать так, чтобы Анейти исчезла. Через семь месяцев Гвен все-таки вызвал к себе мою жену Изаэль и объяснил ей, что если она не поможет найти мою матриати и притащить ее к нему, он даст делу о моем предательстве ход, и тогда казнят уже меня. Изаэль знала, где искать мои секреты, и нашла. Мы с Анейти общались через любовницу моей сестры Паолы. Изаэль, по собственной дурости, пошла с этой информацией к Гвену. Меня, Паолу и ее любовницу арестовали в тот же день. Обвинение: измена и укрывательство преступницы. Основной свидетель — моя жена. Приговор Совета Зрячих: ссылка на Сатрион на десять лет. За день до нашей отправки, меня доставили на один из объектов Ассоциации. Там, в зале для пыток были я, моя беременная матриати Анейти, моя жена Изаэль, Пире Савис и Роэли Гвен. Сначала убили Изаэль. Потом Анейти и ребенка. И я ничего не смог сделать. Ничего.
Пенеола вперила взгляд в пол, пытаясь представить, через что ему пришлось пройти. Его желание отомстить Гвену и Пире стало для Пенеолы не просто понятным. Оно стало осязаемым, если к нему вообще можно было прикоснуться. Каким же животным нужно быть, чтобы сделать такое? Пенеола поднесла ладони к своему лицу и провела подушечками пальцев по щекам. Да, нормальному человеку это не под силу. Только животному.
— Моя жизнь здесь, в этом Мире, — продолжил свой монолог Райвен, — свелась только к одному: выжиданию. Я знал, что технология трансплантации рано или поздно приведет и Гвена и Пире к мысли о том, что лучше жить вечно, чем подыхать каждые пять-десять лет ради того, чтобы омолодиться. Я просчитался только в одном: не знал, что они найдут способ жить вечно во Внешнем Мире.
— Как же ты сдерживал свой гнев все то время, пока следил за своей воспитанницей?
— Я его не сдерживал. Я просто не смог до них добраться. Вот и все. За все шесть лет, проведенных во Внешнем Мире, я ни разу не встретил ни его, ни Пире лицом к лицу.
— Значит, они тебя боятся.
— Я понимаю, что моя идея о твоей блокировке на убийство слишком жестока, но… Я знал, что после смерти Кимао, меня и Паолу найдут и убьют. Времени не было, а шанс добраться до них стал таким реальным… Ты была ни при чем, а я все равно принял решение тебя подставить. Сейчас сам факт того, что я все это планировал, заставляет меня трястись. Я праведник. Я — хранитель Равновесия. Я — человек, который более двадцати лет воспитывал в себе убеждения и принципы, через которые поклялся не переступать. На самом же деле, когда цель начала от меня ускользать, я с легкостью принял решение перечеркнуть все это и поступиться тем, во что верил. Я по-прежнему являюсь праведником и хранителем Равновесия. Я верю, что когда-нибудь смогу искупить свой грех перед тобой и самим собой. Но еще, Айрин, я очень боюсь, что когда моя цель вновь окажется передо мной и начнет ускользать, я смогу повторить свою ошибку и предать себя вновь. Я говорю тебе все это для того, чтобы ты знала: ты сейчас расплачиваешься не за свои грехи, а за мои. Если бы я смог остановить тебя, Пенеолы Кайдис бы вообще не существовало. Ты — это мой грех. Я не прошу тебя простить меня. Это было бы слишком нечестно по отношению к тебе. Но, я прошу тебя хотя бы попытаться понять, почему я все это совершил. Просто понять.
Пенеола погрузилась в лохань с остывшей водой с головой и задержала дыхание. Она часто любила повторять своим сослуживцам о том, что «а если бы» быть не может. Оценивать вероятности предстоящих событий можно только на основании совершенных действий. И старая сайкаирянская поговорка лишь подтверждала это.
Пенеола вынырнула из воды и весьма отчетливо поняла, что должна сейчас сказать:
— «У каждого праведника есть прошлое, у каждого грешника есть будущее»* (*Оскар Уальд).
— Что ты сказала?
Пенеола вылезла из воды и, приблизившись к лохани Райвена, присела рядом с ним, заглядывая зрячему в глаза.
— «У каждого праведника есть прошлое, у каждого грешника есть будущее»*, Райвен Осбри. Да, изменить прошлое ты не в силах. Но ты можешь определить свое будущее. В том, что я сейчас здесь, виноват не ты, а я. Не знаю, как расценивала свой поступок Айрин Белови, но Пенеола Кайдис знает точно, что одна жизнь в контексте целого Мира ничего не стоит. Если я действительно смогла отправится туда и раздобыть координаты хранилищ, пусть даже и ошибочные, честь мне и хвала. Наверное, это один из немногих поступков за всю историю жизни Айрин Белови, которыми Пенеола Кайдис смогла бы по-настоящему гордиться.
