Рыбалка в море демонов - Ши Майкл (книги хорошего качества TXT) 📗
Уимфорт некоторое время слонялся между кучами обломков, смакуя свой подвиг и наслаждаясь свершившимся переходом в пантеон героев. Он то напевал, то насвистывал, то принимался вполголоса разговаривать сам с собой, точно беззаботный ребенок, собирающий на пляже ракушки.
Но вскоре его начало прямо-таки пучить от восторга. В мечтах своих он уже вступил во владение всем, к чему давал доступ Эликсир, и сохранять спокойствие стало явно выше его сил. Он все яростнее тыкал найденной им в груде оружия булавой во что попало, бормотание его становилось все более и более лихорадочным. Откуда-то он достал замечательный образчик оружейного искусства – бронзовый щит с выгравированным на нем изображением земного колеса в окружении зодиакальных символов. Сначала я подумал, что он хочет взять его себе. Вместо этого он начал размеренно ударять по нему булавой. С каждым ударом из его груди вырывался ликующий крик, раз за разом все громче и громче. Вприскочку, словно демон, с гиканьем колотил он по щиту, пока отдельные удары не слились в беспрерывный гул, а искусная резьба не начала покрываться царапинами и шрамами. К тому времени, когда Барнар вырвал булаву у него из рук, он уже довел себя до состояния полного исступления. Ухмыляясь, невидящими глазами глядел он на нас, двоих из целой армии недоумков, которые смеялись над ним и ставили палки в колеса, мешая достижению великой цели. Но теперь-то мы убедились в его правоте, а вскоре такая же возможность представится и всем остальным.
– Ха! – заорал он. – Ха! Ну, кто теперь посмеется, а кто будет локти кусать, а? Как теперь будут обстоять дела? Я говорю о джабобо, друзья мои. Осмелятся ли теперь сопливые слизняки из Кайрнлоу Изначального оспаривать наше право на владение священными стадами предков? Хватит ли у них наглости указывать нам, кому принадлежат эти стада? Хватит ли у них нахальства теперь, когда я держу всю землю вот в этих десяти пальцах? Помяните мои слова, друзья мои: если я вернусь домой в Первый День Ярмарки, то уже на Второй День, когда они выйдут из своих домов и оглянутся кругом, пусть попробуют отыскать во всем Кайрнлоу Изначальном хоть одного джабобо, хоть одну травинку, хоть один грязный ручеек. Их владения превратятся в безводную пустыню. Ничего больше не будет. Да что это я, их и самих к утру не будет, ибо ночью их собственные мечи выскочат из висящих на стенах ножен и искромсают их на куски прямо в постелях, не пощадив ни старого, ни малого!
И так далее, и тому подобное. Хотя голос его вскоре утратил опасную громкость, выступление от этого не стало менее выразительным, и мы еще долго сидели, обмениваясь невыразимо тоскливыми взглядами под шквальным огнем его красноречия. Мы узнали о том, какое славное будущее ждет Кайн Газер, столицу края полноводных рек, привольных пастбищ и неисчислимых стад джабобо. Немало было сказано и о том, которые из младших братьев стольного града разделят, разумеется лишь частично, его судьбу, а кому придется искупать свои былые перед ним прегрешения чисткой отхожих мест и помоек. Затем на нас излился целый поток информации о том, какие города и народы со всего белого света когда-либо имели контакты с Поздним Кайрнлоу и каким образом их отношение к возлюбленной отчизне нашего героя должно было повлиять на их дальнейшую участь.
По мере того как на нас обрушивались все новые и новые сообщения, настроение наше становилось все мрачнее и мрачнее. Один и тот же невысказанный вопрос застыл в глазах у нас обоих, но ответа на него мы не находили.
XIX
Свобода! Заезженное, затасканное слово! Каким громким и пустым кажется оно до тех пор, пока какое-нибудь происшествие не напомнит нам о том, что это такое, и – о! каким ясным и определенным становится оно тогда, каким невыразимо приятным и всеобъемлющим! Однажды мне довелось идти к нему пешком, с каждым шагом все яснее постигая глубину и бесконечное разнообразие составляющих его смыслов. Я видел это слово воочию: оно имело вид крохотного ярко-синего лоскутка, к которому я шагал через каменную, вымощенную сталью темноту. Не в силах думать ни о чем другом, я смотрел на этот голубой клочок и бормотал, словно убеждая самого себя:
– Это – свобода.
Я продолжал шагать, и, по мере моего приближения к заветному слову, оно наполнялось жизнью. Вот на нем появилось крохотное черное пятнышко. Его форма подсказала мне, что это ястреб, а его размеры, по которым я смог определить, какое расстояние нас разделяет, напомнили мне о том, как глубока эта синева. Сердце сжалось у меня в груди при воспоминании об этой глубине.
– Это небо, – продолжая я втолковывать самому себе, прибавляя шагу. Выше ястреба, намного выше, парило легкое, полупрозрачное облачко. Расстояние между мной и свободой продолжало сокращаться. Далекие горы поднялись из-за нижней части обрамлявшей небо каменной рамы, затем и равнина покатилась на меня из-под них.
И вот наконец я стою на самом пороге свободы и гляжу ей прямо в лицо. Оно состоит из камня, песка и зеленых приземистых кустов, кряжистые серые горы, на вершинах которых никогда не тают сахарные шапки снега, обрамляют его. И надо всем этим – синева, такая глубокая и сочная, что кажется, будто она проникает в тебя, как холод, до самых костей. А между землей и небом – вольница ветров, заселенных сойками, воронами, ястребами и зябликами.
– Вор! Долговязый! Он вернулся!
Весь гарнизон поднялся на крик, как один человек, и загудел, точно пчелиный рой. Я кивнул. Все правильно, худой вор вернулся, и толстый вместе с ним. Кажется, я улыбнулся им короткой, идиотски бессмысленной улыбкой, прежде чем снова вернуться к созерцанию свободы. Я наблюдал, как стадо гнуторогов медленно переходит ручей в долине далеко под нами. Я прислушивался к негромкому шелесту, с которым ветер пробирался сквозь заросли гвоздь-травы, покрывавшие склон под входом в Темный Путь. И, глядя, на солнце, клонящееся к западу, к невесомому неводу перистых облаков, предвкушал, как светило забьется в нем красно-золотой рыбой через каких-нибудь полчаса. Отмечая все это, я вдруг с удивлением обнаружил, что солдаты верхами с Чарналом и Камином во главе собрались в нескольких ярдах от входа в туннель, причем у Повелителя Кнута такой вид, будто он уже давно дожидается моего внимания. Сознание необходимости общения с этим человеком заставило меня глубоко вздохнуть. Я сделал это без всякой задней мысли, но тут же сообразил, что отец, напряженно ждущий вестей о судьбе своего сына, наверняка истолкует мой вздох неправильно. Мне стало смешно.
– Мы привели твоего сына, Повелитель.
Вероятно, он твердо решил держать язык за зубами, пока я не произнесу первого слова, ибо теперь мышцы его лица расслабились, а губы слегка приоткрылись. Но молчания он не нарушил.
– Здравствуй, Чарнал, – улыбнулся я. – Как жизнь, дружище?
Он рассеянно глядел прямо мне в глаза, не переставая тереть левой рукой лысину, словно надеялся таким образом заставить свой мозг уверовать в реальность моего возвращения.
– Мы знали, что вы уже близко, – проговорил он, едва шевеля губами. – Крючки Жизни сообщили мне об этом. – Вдруг он просиял. – Разве я не предсказывал? Разве у меня не было предчувствия, что все сложится хорошо? Вы нашли Пирата из Сордон-Хеда?
– Да, мы его нашли, Чарнал. Это редкостный человек. Великий человек.
– Да. Я знал, что он был таким – что он такой.
– Покажите мне моего сына! – раздался гневный рев. Мы посмотрели на Камина. Его мясистое лицо пылало от злости. Он был уверен, что мы специально мучим его, – будто во всем свете не было ничего, что могло бы занимать нас больше, чем его личная проблема. До чего же он походил в этом на своего сына! Но этот, по крайней мере, беспокоился о ком-то другом, не о себе.
– Сейчас я его тебе покажу, – спокойно ответил я. – Но не более того. Когда из нас извлекут Крючки Жизни, а ты уберешь отсюда своих людей и доставишь сюда то, что нам причитается, получишь его, но не раньше. – С этими словами я повернулся к нему спиной и крикнул в ствол шахты: – Барнар! Давай его сюда! – Потом снова обратился к Камину: – Подойдите сюда, ты и Чарнал. Если боишься, возьми двух человек для охраны, но не больше.
