Сладкозвучный серебряный блюз. Золотые сердца с червоточинкой - Кук Глен Чарльз
– Да, – заявил я, – любовь к выпивке – вторая ошибка моей жизни.
– Мне не хватает смелости спросить, в чем заключалась первая. Подозреваю, что это было твое появление на свет. – Морли ухмыльнулся. – Боюсь, что пиво, поболтавшись по жаре во вьюке, утратило кое-какие качества.
Мы сидели у костра, наблюдая, как постепенно умирает пламя, время от времени обмениваясь шутками и байками, но в основном выдвигали различные предложения, как лучше разделаться с единорогами, если дело дойдет до схватки. Мой вклад был невелик, так как мысли мои были далеко: меня начало волновать отсутствие Откровения.
Здесь что-то не так. По моим расчетам, они уже должны были достичь гнездовья. Неужели слуга по крови чем-то выдал себя? Неужели мое послание с заклинанием обнаружили?
Если так, то дело худо. Мы можем без толку блуждать по Кантарду до глубокой старости.
В какой-то момент я буду вынужден признать поражение и отправиться на север с фальшивым отказом от наследства. Поиски придется прекратить, когда мы настолько истощим наши припасы, что их останется только на сухопутное путешествие до Тилрифа – ближайшего к нам (кроме Фулл-Харбора) порта. Возвращаться отсюда, из пустыни, прямо в лапы майора казалось мне совершенно нелепым.
Один из гроллей что-то весело рассказывал Морли. Тот непрерывно хихикал. Не обращая на них внимания, я стал подремывать.
– Эй, Гаррет. Послушай, что мне рассказал Дорис. Ты лопнешь от смеха.
Я со стоном открыл глаза. Огонь в костре зачах, превратившись в тлеющие угольки, дающие совсем немного света. Но даже при таком скудном освещении я заметил, что радостный тон Морли не вяжется с выражением его лица.
– Еще одна скучнейшая и бессвязнейшая притча о том, как лис прогнал медведя из ягодника, сам объелся этих ягод, убежал и умер от поноса? – пересказал я самую лучшую из всех слышанных мной притчей гроллей, в которой, впрочем, все равно не было ярко выраженной морали.
– Нет. Эта тебе очень понравится. Но даже если придется не по вкусу, смейся, чтобы не обидеть Дориса.
– Что ж. Раз надо, значит, надо.
– Надо. – Он подсел ко мне и тихо произнес: – Притча начинается так. За нами наблюдают двое из Ночного племени. Смейся.
Я выдавил из себя смешок, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оглянуться. Пожалуй, смех прозвучал вполне естественно.
Дорис что-то сказал Марше, а тот ответил брату чистосердечным хохотом гроллей. Как будто они поспорили о моей реакции, и Марша выиграл.
– Дорис и Марша готовы напасть на них. Может быть, они совладают с вампирами, а может, и нет. Не оглядывайся. Когда я закончу рассказ, мы встанем и направимся к Дорису. Хихикни и кивни головой.
– Обойдусь и без твоей режиссуры, – заявил я, хихикая и кивая головой.
– Когда Дорис двинется, ты последуешь за ним и сделаешь то, что требуется. Я отправлюсь с Маршей.
– А Дожанго? – И, шлепнув себя по колену, я залился хохотом.
– Он останется следить за кентавром.
Зек Зак забился в узкую щель, где никто не мог достать его сзади. Сложив под себя ноги, он, похоже, крепко спал, положив голову на согнутую в локте лапу.
– Готов? – спросил Морли.
Я постарался придать своему лицу геройское выражение, которое означало: я бесстрашный истребитель вампиров, возвращающийся из похода.
– Веди меня, герой. Я следую за тобой.
– Хохочи!
Я разразился смехом, как будто услышал историю о невесте, которая не знала, что курочку, прежде чем жарить, следует ощипать. Морли ухмыльнулся и поднялся. Я последовал его примеру, одновременно пытаясь размять слегка онемевшие ноги. Мы направились в сторону Дориса.
Дорис и Марша прыгнули с поразительной быстротой. Пробежав всего два шага, я заметил среди камней какую-то возню темных тел. Дитя ночи оказалось в лапах Дориса. Между ними завязалась битва. Второе существо промчалось за моей спиной, я не стал оглядываться.
Когда я подоспел к месту схватки, Дорис сжимал вампира в могучих медвежьих объятиях, отворачивая от чудовища лицо. Его мышцы были напряжены до предела. Несмотря на всю свою силищу, гролль с огромным трудом удерживал исчадие ада. Из рассеченного ударом когтей бока Дориса потоком лилась кровь. Запах крови приводил вампира в неописуемую ярость. Его клыки клацали совсем близко от руки гролля.
Если этот дьявол сумеет укусить, с Дорисом будет покончено. Он получит дозу страшного яда, способного уложить мастодонта. Не зная, что предпринять, я замер: в одной руке нож, в другой – серебряная монета в полмарки. Нога вампира дернулась в мою сторону, и я попытался перерезать ему ахиллесово сухожилие.
Вдруг стало светлее – это Дожанго подбросил в костер топлива.
Дорис сумел зажать между колен лодыжки вампира, а я прыгнул вперед, стараясь вонзить лезвие как можно глубже под колено чудовища. Клинок проник на дюйм, острие ножа уперлось в кость, и я прорезал сверху вниз плоть, которая оказалась тверже копченой колбасы.
Из глубокой раны, длиной в целый фут, выдавилось три капли какой-то жидкости. Вампир издал короткий вопль ярости и боли. Его налитые кровавым огнем глаза обратились ко мне, он старался поймать мой взгляд, чтобы загипнотизировать меня своим несущим гибель взором.
Я успел сунуть серебряную монету в рану, прежде чем она начала затягиваться.
Я сделал это инстинктивно, но настолько умело, быстро и эффективно, что до сих пор не перестаю удивляться своему поступку.
Вампир замер на несколько секунд. Затем мертвые губы разомкнулись, и раздался вой, способный ужаснуть скалы. Наверное, он был слышен в двадцати милях от нас. Вопль создания, утратившего бессмертие. Я зажал ладонями его рану, чтобы удержать монету. Ночное чудовище задергалось, как человек при последних судорогах столбняка. Оно зашипело, захрипело и содрогнулось с такой силой, что мы едва сумели его удержать.
Плоть под моими ладонями начала размягчаться. Вокруг монеты она превратилась в желеобразную массу и сочилась между пальцами.
Дорис отшвырнул от себя чудовище. На большом зеленом лице гролля, освещенном неровным светом костра, сменяли друг друга отвращение и ненависть. Вампир, шипя, катался меж камней, пытаясь когтями скрюченных пальцев скрести рану. Нам попался очень крепкий экземпляр. Яд серебра должен был давно прикончить его. Но они, по-видимому, все отличаются чудовищной мощью. Иначе дети ночи не были бы тем, чем являются.
Дорис поднял валун раза в два выше меня и с силой бросил на голову чудовища.
Несколько секунд я следил за тем, как его плоть, превращаясь в желе, стекала с костей. И тут ко мне пришло Откровение, словно гибель вампира явилась для него сигналом.
Теперь я знал направление.
Когда наступит день…
Если он наступит. Морли и Марша все еще продолжали битву. Дорис спешил им на помощь. По дороге он прихватил свое десятитонное оружие. Меня била дрожь, и я не мог никому помочь, кроме самого себя.
Не знаю как, но второму вампиру удалось вырваться. Он ударился о землю и взвился в громадном, на сотни футов прыжке, том самом, что заставляет невежд верить, что вампиры умеют летать.
И оказался буквально в нескольких футах от меня.
Думаю, это получилось случайно. Скорее всего он прыгал, ничего не видя, с глазами, застланными пламенем ярости. Но теперь он увидел меня. Его пасть открылась, сверкнули клыки, глаза вспыхнули светом, когти потянулись ко мне…
«Он» или «оно»? При жизни этот вампир был мужчиной. Наверное, он все еще не потерял способность воспроизводить себе подобных. Но заслуживало ли?..
Дубина Дориса со смачным звуком обрушилась на нелюдь. Вампир отлетел туда, откуда явился, и рухнул прямо к ногам Марши. Марша опустил на него валун прежде, чем вампир пошевелился (если он еще мог шевелиться).
Я не стал смотреть, что будет дальше. Я направился к костру, туда, где хранились наши бочонки: выпить пива, чтобы немного протрезвиться.
Дожанго дрожал сильнее, чем я, но не бросал порученного дела. Одной рукой он подкидывал топливо в костер, а в другой держал направленный на Зек Зака арбалет. Он даже не оглянулся посмотреть, кто или что приближается к нему.
