Песня для тумана (СИ) - Курленёва Анастасия (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Христианин только упрямо мотнул седой головой.
— Пусть мне не досталось тайных знаний, но я сохраню память о том, что они были. Запишу древние предания о чуме, павшей на род Партолона, о воинах Фир Болг с Туата да Даннан, о фоморах и Ночных Всадниках, о золотом боге Кенн Круахе и о Великом Барде. Те, о ком помнят, продолжают жить в сердцах потомков. Я запишу всё, что сумею собрать, и дети, которых я обучал грамоте, и дети их детей будут помнить. Это всё, чем я могу отплатить великому искусителю, впустившему меня в свой дом. И если будет на то воля Господа, случится по сему.
Паренёк закусил губу и смотрел на монаха исподлобья, будто молодой оленёнок, раздумывающий, боднуть ему пенёк, или всё-таки не стоит.
— Не отходи далеко от холмов, старик, — сказал он, наконец. — А если заслышишь крики — тебе в другую сторону. Знаешь, какова милость небес в Ирландии? Возможно, твой стакан будет полон. Может быть, найдёшь крышу над головой. Или сегодня Господь забудет забрать тебя в ад.
Взволнованный и ошеломлённый Иоанн спешно поднялся, всего на миг выпустив из поля зрения собеседника, но на поляне уже никого не было. Потрескивал, догорая, костёр, а вдалеке, за кустом орешника, мелькнули ветвистые рога молодого оленя, легко перемахнувшего ручей. Монах звучно хлопнул себя по лбу: до него только сейчас дошло, кто его угощал пивом.
— Пак… ну конечно, «не ирландец»… — немного подумав, Иоанн фыркнул: — Хорошо ещё, я ему историю про еврея, англичанина и свиней не рассказал.
***
Усталые кони с трудом пробирались по тому, что грешно было бы обозвать дорогой. От прочего леса она отличалась разве тем, что деревья тут были пониже и помоложе. Подлесок густо застелил землю, торопливо пытаясь отвоевать себе место под солнцем, а епископ подозревал, что рыцарь, возглавлявший его охранный отряд, уже не раз и не два мысленно проклял упрямого святошу, пожелавшего преследовать отступника веры.
Рене и сам был готов проклинать… только не себя, а парнишку, беззаботно наигрывавшего на тростниковой дудочке. Проклятый безбожник даже не удосужился встать при виде служителя церкви, пока кто-то из охранения не пнул его в бок. Мальчишка отпрыгнул в сторону, потёр ушиб… и раззявил рот в приветливой улыбке. Нужно было ещё тогда догадаться, что это какой-то деревенский идиот, а не спрашивать у него об Иоанне. Как только в такую глухомань забрался? Это потом уже, на первом привале, когда они окончательно поняли, что заплутали, рыцарь, с остервенением рубивший молодые деревца для ограждения лагеря, сквозь зубы поведал Его Преосвященству, что никаких деревень, откуда мог быть родом дурачок, поблизости нет. Их и было-то всего штуки три, да и те вырезали, уж больно упрямые попались поселяне, всё твердили о связи с предками и маленьком народце, ни в какую не желая принимать истинного бога.
Епископ, насупившись, молчал. Солдафон мог бы и пораньше предупредить, что уже несколько лет по старой дороге, на которую указал придурковатый парнишка, никто не ездил — незачем. Что удивляться хмызняку? Но отступать было поздно. Уж очень пламенную речь произнёс он перед своим маленьким воинством.
А Теодор на все лады честил про себя придурковатого епископа, соблазнившегося званием истребителя еретиков и с ослиным упрямством настаивавшего на участии в погоне. Сторицей воздал великий магистр за «поведение, недостойное рыцаря храма». Раскаяние растратчика было глубоко и искренно. Никто и никогда теперь не заставит его пуститься в рискованную авантюру с деньгами братства без ведома казначея, какие бы неслыханные прибыли это не сулило. Не благословил, видно, Господь, бедную голову Теодора на это тонкое занятие, и многажды прав был магистр, громовым голосом клеймящий провинившегося, ибо позволив обдурить себя жиду, Теодор попрал главную святыню храмовника — гордость ордена.
Пока предводитель охранения предавался мрачным мыслям, его люди обустраивали лагерь. Без особого, впрочем, рвения. Франка тут не любили. Высокомерный до заносчивости рыцарь в белом плаще сильно выделялся на фоне гарнизонных командиров. Он привык командовать такими же как он, пусть и не столь родовитыми, рыцарями-храмовниками, дисциплинированными, натасканными, как псы… и привыкшими драться на мечах чуть не с рождения, потому что богатейший орден воинов господа пополнялся в основном за счёт младших сыновей баронов и графов, тех, кому не достанется отцовский замок и земли, зато с избытком перепало воинственности и гордости предков.
А здесь были простые крепкие ребята, сыновья и братья крестьян и фермеров, оружие большинство из них держали, как вилы, а вилы считали оружием. Стоит ли удивляться, что отношения с начальством не задались? И пасть бы храмовнику жертвой какой-нибудь нелепой случайности, например, неловко напороться на те же вилы. Спиной. Пару раз. Но уж больно хорошо пёс дрался! Меч извивался в его руках так, что казался живым, и жалил! Жалил как враг всего человеческого, как змея, милостью святого Патрика полностью изничтоженная на Зелёном острове.
Однако полновесные монеты, полученные у рыжего коротышки, не только позволили маленькому отряду сменить лошадей, но и запастись провиантом. Как по волшебству у скорбных крестьян, ещё вчера причитавших о своей бедности и недоле, нашлись и куры, и свиньи, и овцы. Теодор при виде этого преображения натурально зверел, сожалея, что это недоразумение, именующее себя королевством, приняло христианство и признало Папу духовным пастырем. О, если бы они и дальше назывались язычниками, каковыми по сути и являлись!
Теодор раздал несколько подзатыльников и пинков подчинённым, недостаточно убедительно изображавшим служебное рвение, осмотрел окружавший стоянку ров, раздражённо сплюнул и отправился точить и чистить свой меч. Над лагерем же властвовали сытые домашние запахи, а костры разгоняли спускающиеся сумерки уютным живым светом, так не похожим на мертвенное сияние болотных огней.
***
— …самой не нужен, так дай другим поиграть, — капризно топая ножкой, говорила Фрейя. — Это нечестно, в конце концов! Убить убила, мы по ту сторону собрались, ждём, а он всё не идёт и не идёт!
Королева фей молчала. Только тонкая бровь насмешливо надломилась. Болли фыркнул и улёгся у её ног. Поднял лобастую голову, и Мэб рассеянно потрепала его за ушами. Волк блаженно прищурил единственный глаз.
— Он Вар клятву давал! — напористо выпалила богиня любви. — И на моей земле умер! Отпусти! Отдай! Он альв, пусть и тёмный, и посмертие его принадлежит потомкам Имира!
Бездна по ту сторону чёрных глаз застыла землистой коркой.
— Это мой цверг, — произнесла королева Мэб, и вечно юную, прекраснейшую богиню сковало таким ходом, будто она стояла не на усыпанной цветами траве Изумрудного острова, а оказалась в продуваемых всеми ветрами владениях Инеистых великанов. — И не тебе, дочери вана, говорить мне о происхождении.
— Я… — стуча зубами процедила Фрейя, — я сделаю его жену валькирией. И наделю такой красотой, что тебе, чернавка, и не снилось!
— Ожерелье не забудь подарить, — сладким голосом посоветовала Мэб. — Оно ведь тебе почти даром досталось, а смотрится симпатично. Цверг оценит.
Фрейя* не удержалась, схватилась за Брисингамен, висевшее на её груди. Королева фей мелодично рассмеялась.
— Убирайся, девчонка, — сказала она и беспечно повернулась спиной. — Ты давно облизывалась на моих малюток, но ни феи, ни цверги… ничего, из принадлежащего мне, никогда не станет твоим. Надеть ленточку на своего волка** я не позволю. Но отпущу порезвиться к вам, когда придёт время.
Воздух наполнился свежим ветром, теплом и птичьими трелями. Стрекозы блестели крыльями, рваными кругами носились бабочки. Платье удаляющейся королевы Мэб окрасилось нежной зеленью.
— Ты презираешь асов, Мэб? — щёки дочери Ньёрда горели не хуже кузнечного горна. — Ты об этом ещё пожалеешь! Ты сама у себя украла, королева тумана! Никто из нас не придёт разделить с тобой радость или утешить твоё горе! Останешься одна, великая сидхе! Слишком гордая, чтобы снизойти до тех, кого считаешь себе не ровней!
