Охота на ведьму (СИ) - Харитонова Алена "Белая Снежка" (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Некоторое время Люция провозилась, седлая и взнуздывая лошадок, поправляя попоны, затягивая подпругу. Кони же с удовольствием обнюхивались, нетерпеливо топтались на месте и, похоже, были рады пробуждению.
В «Сытую кошку» ведьма ворвалась спустя четверть часа. Подышала на застывшие ладони и посмотрела на волшебника. Он был бледен, едва ли не сер, под глазами залегли фиолетовые тени. Колдунья испуганно принялась тормошить мага. Тот открыл подёрнутые мукой глаза и спросил хрипло:
— Ты чего?
— Сможешь ехать верхом? — отряхивая с себя снег, справилась Люция и с сомнением посмотрела на спутника.
Тот ответил уверенно:
— Смогу. Ты бы носки поменяла. Промокла, небось, в своих башмачках…
Девушка подняла брови и округлила глаза — никак не ожидала столь трепетной заботы. Впрочем, на удивление времени не было, поэтому настойчивые руки тут же подхватили мага под мышки и потянули прочь из трактира — обратно на лютый мороз. Впрочем, Торой был кроток и исполнен смирения. Привычным движением он сгрёб со скамьи спящего Эйлана, вышел на улицу и побрёл туда, куда его, словно покорного вола, направляла ведьма. Когда волшебник остановился возле пегого жеребца, спутница осторожно тронула его за плечо, мол, забирайся в седло. Маг посмотрел на неё невидящими глазами и сказал помертвелым голосом:
— Садись. Подам мальчишку.
Колдунья собралась следовать приказу, но Торой с неожиданной силой схватил её за запястье:
— Погоди…
Волшебник бухнулся коленями в сугроб, уложил рядом Эйлана и принялся рыться в узелке. Судя по всему, маг ничего не соображал. Девушка уже хотела отобрать узелок и со всей строгостью потребовать, чтобы спутник забирался на лошадь, но тут Торой извлёк на свет шерстяную тунику. Шатаясь, подошёл к рыжей кобылке, набросил тунику на холодное кожаное седло и сказал:
— Теперь садись.
Ведьма залилась краской. И впрямь, как бы она сейчас села в ледяное кожаное седло? Юбка, это тебе не штаны — под себя подоткнёшь, ноги будут голые, по конскому крупу расправишь… ещё хуже.
Красная, как свёкла, колдунья кое-как взгромоздилась в седло и немного поёрзала, поправляя шерстяную подстилку. Торой несколькими движениями расправил её юбки так, чтобы девушка не сверкала голыми лодыжками, а после поднял со снега розовощёкого Эйлана и кое-как передал ребёнка ведьме. Он вообще обращался с мальчишкой, словно с мешком гороха. Собственно, Люция не обратила на это внимания, ибо раздумывала о странном поведении мага, его неожиданной заботе и внимательности. Этот его поцелуй… теперь вот ухаживания. Неужто?..
Девушка рассеянно следила за тем, как Торой вскарабкивается на смирного пегого конька. Да, да, именно вскарабкивается. С третьей попытки попав ногой в стремя, волшебник потратил остаток сил на то чтобы затащить себя в седло. Жеребец вытерпел все эти ёрзанья и покорно двинулся туда, куда направил его всадник. А Люция так и не догадалась, что маг безуспешно борется с обмороком. Он, конечно же, не видел, как они выехали из Мирара. Все силы уходили на то, чтобы удержаться в седле. Ведьма ехала рядом, держа ребёнка. Она давно поняла, что от спутника в ближайшие часы не будет никакого толку, поэтому подхватила уздцы пегого, и теперь обе лошади шли рядом. Люция из-за этого, нет-нет, а задевала ногой стремя Тороя. Сей факт, отчего-то повергал девушку в смущение, близкое к панике. И только магу было совершенно всё равно — касается его ноги прекрасная нимфа или вздорная деревенская ведьма с красными от мороза носом и щеками.
Дорога, ведущая прочь из Мирара, оказалась засыпана снегом также, как город и окрестные леса. Над флуаронскими землями по-прежнему висели недобрые сумерки. Солнце не поднималось над горизонтом, а по сугробам скользили знобкие синие тени, какие бывают только на рассвете. И рассвет плыл над королевством Флуаронис. Плыл, но никак не мог превратиться в день. Ведьме было страшно.
И всё-таки, несмотря на испуг, Люция уверенно правила к лесу. Она боялась открытой дороги. Дорога проглядывалась далеко вперёд и всякий, бредущий по ней, был очень заметен. Колдунья вела лошадей окраинами чащобы, чтобы вечером, при первой возможности, выйти к какой-нибудь деревне и там заночевать. Правда, бросая короткие взгляды на Тороя, ведьма подозревала, что остановку на ночлег придётся делать раньше. Вон как волшебник качается в седле — словно смертельно раненый.
Тем временем обледенелые стены Мирара, его замёрзшие на ветру флюгера, шпили, башни и крыши, покрытые снегом — остались далеко позади. Заметённый сугробами город растаял в сиреневом сумраке. Ветер со свистом гнал к столице новые тучи, нёс колючую позёмку и завывал тоскливо, словно оплакивая беспробудно спящих жителей. Люция не оборачивалась. Помнила ещё наставления бабки, которая вразумляла воспитанницу: «Чтобы испугаться — три раза оглянись через плечо». Это было правдой — только начни испуганно бросать взгляды за спину и сама на себя нагонишь такого страху, что всем ведьмакам и ведьмам не по силам.
И вот, памятуя давнее наставление, колдунка предпочла погрузиться в мысли о плачевном состоянии Тороя. Тема эта тоже была невесёлая, но заставить себя думать о чём-то другом или, тем паче, снова затравленно озираться по сторонам, колдунья просто не могла. Тут, конечно, вспомнился поцелуй на заснеженной улице…
Нет, ведьмочка, конечно, прекрасно понимала, для чего Торой её поцеловал — обычная уловка, которую можно сравнить с пощёчиной, но отрезвляющей не тело, а рассудок. Однако было бы ложью сказать, что эта «пощёчина» пришлась молоденькой ведьме не по вкусу. При одном воспоминании о поцелуе, Люция заливалась жгучей краской. Никто и никогда её не целовал. Будь у колдуньи раньше какой никакой ухажёр, то поцелуй Тороя навряд ли так сильно запал ей в душу и тогда навряд ли вообще отрезвил, но…
Додумать свою мысль девушке не довелось, ибо в этот самый момент её спутник, далёкий от сердечных терзаний, повалился на шею пегого коня. Колдунья вскинулась и поняла — её волшебник, по всей видимости, умирает, тогда как она зачарованно вспоминает всякие нелепости.
— Торой… — ведьма тронула мага за плечо и едва не разрыдалась — он молчал! Не говорил ни слова! А цветом лица соперничал со снегом!
— Торой! — взвизгнула девчонка и беспомощно разревелась. — Торой!!!
По лицу колдунки, замерзая на ветру, текли слёзы. Что теперь делать? Даже с лошади не слезть — на руках мальчишка. И в мягкий сугроб паренька не бросишь — кругом кусты и валежины! Разве швырнёшь ребёнка на ощетинившиеся сучья? Жалобный скулёж юной ведьмы плыл над сугробами, разлетаясь по заснеженной чащобе.
Сквозь липкую пелену забытья Торой услышал полное отчаяния подвывание. Всхлипывания были столь безутешны, что мешали погрузиться в сладостное забытьё. А заснуть хотелось невероятно. Должно быть, именно поэтому, превозмогая вязкий туман беспамятства, волшебник открыл глаза. Рядом, на расстоянии двух шагов, сидела на лошади и громко ревела Люция. Её щёки уже покрылись заиндевелыми дорожками слёз, нос распух. Девчонка тряслась от истерики.
Маг с усилием выпрямился в седле и замёрзшими губами проговорил, насколько смог внятно:
— Не плачь. Дай ребёнка.
Люция заставила кобылку подойти вплотную к пегому коньку и, по-прежнему всхлипывая, поместила спящего Эйлана перед Тороем. Маг кое-как устроил паренька и снова поник головой. Он даже не почувствовал, как медленно и неумолимо заваливается на бок и как соскальзывает с седла, крепко прижав к себе мальчишку. Не услышал он и новый приступ рыданий испуганной ведьмы, не заметил, как её пальцы, в попытке удержать его, скользнули по складкам плаща.
Сладкая истома заключила волшебника в объятия, и объятия эти были столь уютными, столь избавительными, что воспротивиться маг не захотел. К чему? Смерть оказалась вовсе не такой страшной, как он привык о ней думать. На самом деле смерть была похожа на крепкий детский сон, полный нечётких образов и безмятежного покоя.
Приземление в колючие кусты показалось приятным и спасительным, Торой будто опустился на мягкую перину. Сквозь безмятежный сон отголоском постылой яви послышался напоследок громкий надрывный крик, который мог принадлежать только вусмерть испуганной девчонке. Но даже этот крик не заставил волшебника очнуться.